ГУЛАГ без ретуши - Кузьмин Станислав Иванович - Страница 35

Народному комиссару внутренних дел СССР Берии Л.П.

от Лариной А.М.

Сиблаг НКВД п/я 247/10-1

Тов. Берия, простите за такое обращение, я его разрешаю потому, что у меня твердая уверенность, что пропасть, лежащая между нами, только формальная, юридическая, а не действительная — идейная.

Желание написать Вам уже давно меня одолевает, но я все себя сдерживала, сдерживала потому, что письмо к Вам — моя последняя надежда на жизнь, надежда, которую я хранила, берегла, боясь ее обронить в случае получения отрицательного ответа на письмо, которое я все-таки решила написать.

Пошел уже седьмой год со дня моего ареста. Столько лет отделяют события, в связи с которыми я арестована, от сегодняшних дней — бурных, кипучих, волнующих для героической борьбы советского народа с ненавистным озверелым врагом. То, что было актуально несколько лет тому назад, теперь уже отмерло, не волнует народ, не может волновать меня.

Я с Вами разговаривала в январе 1939 года, пять лет тому назад, и тогда, когда все еще было так свежо, я Вам сказала, что если бы мне была дана жизнь — свобода, несомненно, я бы забыла все старое, началась бы новая жизнь, и я помню (я до сих пор помню) каждое произнесенное Вами слово. Помню, при разговоре с Вами меня душили слезы не от страха, как это бывает у попавшейся в лапы своего противника. Конечно, не потому, что питала ненависть к Советской власти и к Вам, как ее представителю. Перед врагом я держала бы себя гордо, с приподнятой головой. Меня душили слезы потому, что в Вас я почувствовала своего старшего товарища, потому что Вы со мной разговаривали по-человечески, со мной соглашались, но свобода мне не была дана, хотя была обещана Вами.

Время все-таки сделало свое дело, Бухарин окончательно вытеснен из моего сердца, на это потребовались годы и годы, потому что, не имея нового, трудно забыть старое, особенно такое яркое, в котором было так много хорошего (личного) и так много страшного, трагически тяжелого. Но метаморфоза свершилась. Могу сказать, что я прошла огни, воды и медные трубы. Я шла по скользкому пути. В дни такой глубокой тревоги я не имела никакой моральной поддержки. Арест мог привести только к озлоблению, особенно в столь юном возрасте, в каком была я, когда я могла и не быть человеком твердым, вполне сложившимся, стоящим на прочных рельсах. Тем не менее, я отбросила все личное, не поддавалась никакому чуждому влиянию. Я получила больше, чем «боевое крещение», и с чистой совестью могу сказать, что чувствую себя полноценным советским человеком, имеющим право на жизнь, могу шагать в ногу с советским народом. Я хочу, чтобы мои, хотя бы маленькие крупицы, были заложены в фундамент победы и восстановления моей любимой страны.

Хватит уж, ну сколько же можно расплачиваться за такую короткую — двухлетнюю жизнь с Бухариным.

Отец, умирающий, уже еле слышным хриплым голосом спросил меня: ты умеешь любить Советскую власть только потому, что мы победили? Сможешь ли ты защищать ее, не жалеть жизни для Советской власти, если она будет в опасности? Я обещала отцу, за минуту до его смерти, защищать нашу страну, если это надо будет, я хочу иметь возможность это обещание выполнить. Мне осталось еще почти два года, а здоровье уже пошатнулось так сильно, несмотря на то, что я физически не работаю (работаю в конторе), и вынуждена большую часть времени проводить в постели. Прошу Вас о досрочном освобождении-реабилитации, и если Вы сочтете возможным это сделать, сможете убедиться, что оказанное доверие я оправдаю.

А.М. Ларина. Лист 58.

Ю/1-44 г. Личное дело.

Министру государственной безопасности СССР

Заявление

В 1935 году я вышла замуж за Н. И. Бухарина, прожив с ним всего 1,5 года по день его ареста. В сентябре 1937 г. я была арестована и осуждена Особым совещанием.

По делу Бухарина я ни в чем замешана не была и никаких обвинений мне не предъявлялось.

Мне кажется, что 15 лет репрессий (8 лагеря, 2 года закрепления за лагерем и 5 лет ссылки) — это наказание очень суровое, я его ничем не заслужила. Мало ли как ошибается человек, особенно в годы столь юные, какими они были у меня, когда я вышла замуж.

Я никогда не была политической сторонницей Бухарина, в пери од оппозиции я была еще ребенком. Неужто за мою полуторалетнюю жизнь с Бухариным должна так строго отвечать?!

За свои преступления Бухарин ответил сам, я не могу нести ответственности за него — мы слишком неравноценные фигуры. Между нами была возрастная разница 26 лет. 8 феврале 1949 года пойдет 13-й год с тех пор, как я рассталась с Бухариным, даже личное — единственное, что меня с ним когда-то связывало, заглохло в моей душе — окончательно забыто. У меня появилась другая семья, маленький ребенок.

22/XI-48 г.

Глава десятая

ГУЛАГ в годы войны

Огненные сполохи начавшейся Великой Отечественной войны осветили и гулаговский материк. По всей видимости, вера в вечность и незыблемость этой твердыни подвела руководство ГУЛАГа, как, впрочем, и НКВД страны. Плана по переводу исправительно-трудовых учреждений на новый режим работы в условиях военного времени не оказалось. От руководства НКВД, ГУЛАГа, как из рога изобилия, посыпались на места распоряжения по радиотелефону, телеграфу: об изоляции заключённых, усилении охраны, изъятии репродукторов, запрещении выдавать газеты, прекращении свиданий, переписки с родственниками, увеличении рабочего времени до 10 часов и нормы выработки на 20 %, прекращении освобождения отдельных категорий заключённых, о сосредоточении особо опасного контингента в специальных лагерных пунктах и т. д. и т. п. Некоторые из этих указаний оказались настолько несуразными, что вскоре пришлось их отменять. Это и неудивительно. Что могло дать, к примеру, изъятие репродукторов и запрещение выдавать заключённым газеты? О начале и ходе боевых действий заключённые тут же узнавали от сотрудников лагерей и расконвоированных заключённых.

С началом войны места лишения свободы, дислоцированные в западных районах страны, оказались в сложном положении. Спасало то обстоятельство, что на этой территории не имелось исправительно-трудовых лагерей. В колониях же контингент содержался за малозначительные преступления, и практически все заключённые были освобождены. Так, на Украине всего содержалось на 1 июля 1941 года 128874 человека, и сразу были освобождены 81970 человек. Часть пропала без вести, другие погибли, госпитализированы в больницах, распущены по домам. За пределы республики вывезено из колоний и тюрем 38 586 человек.

На НКВД СССР, его органы и учреждения выпала сложная и ответственная задача по устройству, организации труда и быта значительного числа лиц: заключённых, интернированных, сосланных, поселённых в определённой местности, а впоследствии и военнопленных.

По требованию военного командования на оборонительные работы широко привлекались заключённые, следовавшие в пешем порядке вглубь страны. Для этих нужд ГУЛАГ передал 200 тысяч человек. За счёт ресурсов Вычегорского строительства и лагеря НКВД обеспечивались рабочей силой, продовольствием и материальными ресурсами полевые работы строительства 2-го армейского Управления оборонительных работ Государственного комитета обороны, за счёт Беломоро Балтийского лагеря НКВД — полевые строительства Управления оборонительных работ Карельского и Северного фронтов.

Война предоставила возможность лицам, осуждённым за прогулы, бытовые и незначительные должностные преступления, искупить вину перед обществом в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. В соответствии с указами ПВС СССР от 12 июля и 24 ноября 1941 года из мест лишения свободы были досрочно освобождены указанные категории заключённых с направлением лиц призывного возраста в Красную армию. По этим указам были освобождены 420 тысяч человек, что составило около 25 % от общего числа лишённых свободы. По специальным по становлениям Государственного комитета обороны в течение 1942–1943 годов были досрочно освобождены по целевым разнарядкам с направлением в ряды Красной армии 157 тысяч человек, что составило свыше 10 % от общего числа лишённых свободы. Всего за первые три года войны было передано на укомплектование Красной армии 975 тысяч человек.