Давай никому не скажем (СИ) - Лель Агата - Страница 38

Дверь не поддалась. Заперта.

Подергав ещё несколько раз, убедилась, что ошибки быть не может: кто-то закрыл дверь снаружи.

Неужели Денис Павлович на автомате защёлкнул задвижку?

Урок шёл уже несколько минут, и я молилась только лишь о том, чтобы Курага ещё не пришла.

Робко позвала:

— Есть кто-нибудь рядом? Откройте!

Ответом мне была лишь тишина. Начала стучать в дверь, сначала тихо, потом всё громче и громче.

Черт возьми, куда все подевались? Ни одной живой души!

Туалет находился в конце коридора, рядом лишь закуток уборщицы и технический кабинет с садовым инвентарём, сломанными партами и пыльными рулонами плакатов. Но неужели никто не пройдет мимо? Не услышит стук?

— Лю-юди! Денис Павлович? Кто-нибудь!!!

Может, лучше открыть окно и позвать кого-то снаружи?

Выглянув сквозь запылившееся стекло на улицу, увидела лишь рассеивающийся утренний туман и ни единой живой души. Старые пожелтевшие клёны склонялись под порывами ветра.

Я ужасно замёрзла, холодные капли с юбки противно стекали по ногам. Нужно что-то делать, звать громче в конце концов!

Подойдя к двери, забарабанила со всей силы, срываясь на крик:

— Помогите! Помогите! Кто-нибудь!

— Да что случилось? А я слышу, кто-то кричит, а где — не пойму, — сухенькая уборщица тётя Тоня открыла дверь, и посмотрела на меня как на умалишённую.

— Спасибо, спасибо вам! Я тут… была, а кто-то запер дверь снаружи на шпингалет…

— Да не заперта она была! Просто ручку надо было повернуть. Вот так, — уборщица принялась демонстрировать, как работает замок.

— Она была закрыта! Я пробовала. Она точно была закрыта!

Всё походило на какую-то нелепую комедию. Неужели я ломилась в открытую дверь? Не может этого быть. Значит, кто-то незаметно её открыл и ушёл! Я же не сумасшедшая!

Тётя Тоня принялась что-то доказывать, но я её уже не слушала — побежала на урок, не теряя надежды, что директрисы ещё не было в кабинете. Но, как моему несчастью, она там была.

Сцепив пальцы в замок, Курага важно проходилась между рядами, а увидев меня, остановилась и окинула стальным взглядом. Задержавшись на мятой мокрой юбке, медленно подошла ко мне и, молча взяв за локоть, вывела из кабинета.

Как провинившуюся школьницу! На глазах моих студентов!

— Яна Альбертовна, я не знаю, что должно было произойти, чтобы вы смогли оправдать этот форменный беспредел! Это же уму непостижимо! — процедила она громким шепотом.

— Эмма Валентиновна, я всё объясню! Пожалуйста, выслушайте! Сначала мне позвонили, а оказалось, что никто не звонил. И пока меня не было, кто-то подложил на мой стул конфету…

— Которые лежат на вашем столе.

— Которые лежат на моём столе… — повторила, чувствуя, как краснею. — Но я положила их ещё до урока. Говорю же: меня позвали к телефону, я всё бросила…

— А где вино? — снова перебила она.

— Какое вино?

— Ну конфеты же вы для чего-то достали. Или чем вы там закусываете.

— Эмма Валентиновна, ну зачем вы так? — слёзы снова навернулись, и я смахнула их краешком рукава. — Я завтракала, потому что сильно торопилась и дома не успела. Я была одна в кабинете! А потом меня вызвали к телефону, но оказалось, что это был чей-то розыгрыш. Пока меня не было, кто-то решил подшутить и подложил на мой стул раставшую конфету, и пока я застирывала пятно, кто-то запер меня в туалете!

— Вы сами слышите, что вы несёте?! Кто подшутил, кто запер? Зачем?

— Я не знаю! — прокричала с надрывом, стыдясь своих эмоций. — А потом оказалось…

— А вот ты где, — гремя металлическим ведром, показалась тётя Тоня. — Юмористка, ох, юмористка. Стучала в открытую дверь и кричала, что кто-то её там запер. Молодёжь, — улыбнувшись, уборщица пошла дальше.

Эмма Валентиновна окинула меня уничтожающим взглядом. Знаю я такое выражение лица, и никогда оно не сулит ничего хорошего.

— Вы точно ничего не принимали с утра?

— Прекратите меня унижать! Я сказала чистую правду! — слезинка упала на грудь, скатившись в вырез блузки. Директриса проследила за скрывающейся каплей.

— И да, одевайтесь поприличнее. Всё-таки это учебное учреждение, а не бордель. Зайдите ко мне после занятий, — отчеканила она и, развернувшись, уверенно зашагала к учительской.

— Яна Альбертовна, с вами всё в порядке? — откуда ни возьмись появилась Полина Минаева, заставив ещё больше прочувствовать своё унизительное положение. На кого я похожа сейчас? А если она ещё и разговор с директрисой слышала, то это будет тот ещё позор.

— Всё… всё в порядке, — отвернулась и быстро смахнула слёзы. — Ты почему не на паре?

— Да я выйти отпросилась, смотрю тут вы плачете стоите. Вот, возьмите, он новый, — Полина вложила в мою ладонь свёрнутый белый платок. — Вас кто-то обидел?

— Нет, всё в порядке, Полиночка, просто произошло небольшое недоразумение.

Ученица осмотрела меня оценивающим взглядом, остановив взгляд на мокрой юбке. Мне показалось, или она сжала губы, чтобы скрыть улыбку? Почему-то я почувствовала себя ещё более неуютно от такого её трепетного участия.

— Иди на пару.

Пожав плечами, Минаева дошла до конца коридора и, окинув меня ещё раз взглядом, побежала вверх по лестнице.

Часть 30. Ян

Ян

Поставленный на таймер музыкальный центр взорвался гитарным запилом группы The Prodigу. Подтянув одеяло, укрылся с головой, не желая отпускать ускользающий сон… Только не сейчас, пожалуйста…

— Ты придурок? Полседьмого утра вообще-то! — в комнату влетела разъярённая Карина и, не найдя пульт, просто выдернула розетку.

— И вот какого хрена? Иди отсюда! — проворчал из-под одеяла.

— Вообще-то, моя комната через стенку. Если хочешь слушать своё дерьмо — живи на чердаке!

— Сынок, Карина права, это не музыка… это же мракобесие какое-то! — прощебетала мама, после чего раздался звук раздвигающихся штор.

Прогоняя сонную пелену, провёл ладонью по лицу, и с трудом сел на кровать. Голова нещадно гудела, ужасно хотелось пить. Не без усилия обернулся на окно, но вместо солнечного утра увидел лишь плотную занавесь тумана.

— Ты хоть знаешь, как переводится эта песня, о чём она? К чему призывает? Посмотрела я этот клип, это же ужас: асоциальное поведение, распитие крепких спиртных напитков, вандализм, насилие и даже женский стриптиз!

— Последнее особенно страшно, да, мам? — хрипло усмехнулся.

— А что за запах? — раздув ноздри мама втянула носом воздух. — Как на спиртзаводе! И, что на этот раз отмечали? Снова чей-то день рождения? Разве этому мы вас с папой учили? Вот Георгий в твоём возрасте вообще капли в рот не брал, учился…

— Ой, вот только не начинай! Я не Георгий! Да-да, я помню, что я позор семьи и всё такое, но давайте поговорим об этом за завтраком? Можно мне спокойно проснуться?!

— Господи, а это ещё что? — мама двумя пальцами извлекла с подоконника журнал с изображением обнажённой женской груди.

— Это не моё.

— Ага, конечно, — хохотнула сестра, довольная, что наконец-то я получил нагоняй.

— Я думала, что ты уже вышел из того возраста, когда отпираются, — с укоризной процедила мама, брезгливо бросив журнал обратно.

— Ну ок, это мой. Радуйся, что твой сын не гей и интересуется большими сись…

— Ян! Совсем от рук отбился! — мама покачала головой, и засеменила из комнаты. — Завтракать спускайтесь, — захлопнула за собой дверь.

— Ну а ты чего стоишь?? Чеши, — махнул рукой, выпроваживая Карину, и рухнул обратно на кровать.

— Комнату проветри — дышать нечем, один перегар, — довольная сестра наконец ушла, оставив меня в благоговейной тишине.

На самом деле журнал и правда был не мой — Горшок оставил. Мне эта макулатура была не особо интересна. Нет, мог полистать, посмотреть картинки, но не как Стас — улюлюкая и роняя слюни.

Неужели мама действительно думает, что будь он моим, я стал бы отпираться? Ну что за чушь.

Гнев матери абсолютно не пугал, да и не гнев это был вовсе, так, воспитательный словесный подзатыльник. Выволочки отца напрягали больше, и грозили не просто испорченным настроением, но и похудевшим карманом. Ругаться с ним мне пока что было не на руку. Но он как назло постоянно нарывался на ссоры и требовал втрое больше, чем с других. Злился, наверное, не оправдал младшенький ожиданий. Бывает. Очень надеялся, что мать не расскажет ему о вчерашней пьянке, иначе снова всех собак спустит. Сидеть и слушать сейчас «а вот я в твои годы» было выше моих сил.