Давай никому не скажем (СИ) - Лель Агата - Страница 25

— Чмо?

Не дожидаясь продолжения, друзья-подельники кинулись врассыпную. Из смеси отборного чисто-русского удалось уловить:… ну а я откуда знал, что это не он? Ты же сказал — длинный, от Беса пойдёт, ну вот…

Дальше стало плохо слышно, но суть мне была ясна с самого начала: эти придурки перепутали меня с Демьяном, и решили отомстить за Лерку и проколотые шины.

Прикоснулся ладонью к лицу — острая боль обожгла словно огнём, кровь не переставая капала на воротник куртки.

По ходу этот урод сломал мне нос.

Часть 19. Яна

Яна

— Тимур, прости пожалуйста, я всё тебе объясню, — опустив глаза, уставилась на свои коленки, обтянутые черным нейлоном.

В салоне авто было темно и пахло хвоей. Тимур, крепко обхватив руль, сосредоточенно смотрел на дорогу, подсвеченную фарами ближнего света.

— Я не хотела, честно… просто накипело, понимаешь?

— Господи, лучше бы я действительно отложил этот несчастный ужин. Что за концерт ты там устроила? И какого рожна ты так накидалась? Специально, назло мне, да?

— Ну конечно нет! Я переволновалась, разозлилась… Я дико извиняюсь, мне очень стыдно…

Напилась я действительно хорошо. Наверное, это нервное, раз рука то и дело тянулась к наполненному бокалу. А может, я делала это специально, дабы не разочаровывать новых родственничков в том, что от осинки не родятся апельсинки.

Я не хотела им понравиться, нисколько, более того — я наслаждалась вытянутым лицом тёти Марины, ужасом в глазах этой чопорной мерзкой старушенции. Да даже реакция Тимура меня забавляла: как он судорожно сжимал под столом моё колено, умоляя прекратить делать глупости. И нет, мне не было стыдно.

— Ты была просто, просто… невменяемая, сама не своя, я тебя в первый раз такой видел! — монотонно отчитывал он, не перегибая с эмоциями, оставаясь как всегда в рамках приличия. В этом весь Тимур. Правильный, воспитанный, сдержанный.

— Это всё волнение. Я обязательно извинюсь перед мамой с отцом, и перед Изергиль Генриховной…

— Изольда! Бабушку зовут Изольда! — поправил Тимур, и лишь раздутые ноздри говорили о том, как сильно он раздражен.

И пусть. Это было странно, ужасно, это было ни в какие рамки — но я была рада, что всё вышло именно так. Может быть теперь Тимур выкинет из головы мысли о нашем совместном проживании. Чушь какая. Даже меня не спросил, хочу ли, готова ли я к этому. А я не хотела и не была готова. Я до смерти ненавидела клоповник, но мысль о совместном быте с Тимуром страшила ещё сильнее. Постоянно быть вместе, вместе завтракать, смотреть кино, ужинать, засыпать… Нет, пока меня устраивало всё как есть.

— Наверное, нам придётся повременить с тем, чтобы жить вместе, — осторожно начала я. — Ну ничего страшного, я не обижусь, сначала нужно как следует подготовить маму…

— Не говори ерунду! — раздраженно перебил он. — С мамой я сам поговорю, постараюсь объяснить причины этого… недоразумения. Собирай пока вещи, думаю, я успею подготовить квартиру к концу следующей недели, — заглушив мотор возле коммуналки, он повернулся, и взял мои ладони в свои руки. — Не буду скрывать, что расстроен твоим поведением, но на моих намерениях это не отразилось — я действительно хочу, чтобы бы мы начали жить вместе. Мне двадцать восемь, и я давно готов к семье. Я знаю, какая ты на самом деле: добрая, сопереживающая, хозяйственная, не меркантильная. Я всегда хотел такую жену, как ты.

— То есть, всё равно кто, главное, с таким простеньким набором качеств?

— Ну вот, ты снова несёшь какую-то ерунду! — разозлился он и, крепко сжав мои ладони, сверкнул глазами. — Я выбрал тебя! И я хочу быть с тобой! Мне не жить с твоей матерью, я знаю, что ты совсем не как она. В общем, я надеюсь, что ты всё-таки рада этой новости, несмотря на то, в какой атмосфере мне пришлось её преподнести. Рада же?

— Ну конечно, — вымученно улыбнулась я, понимая, что это не так. Я не была рада, но почему-то не могла ему в этом признаться.

— Давай, иди домой, выспись хорошенько, и начинай потихоньку собирать вещи, — Тимур наклонился и страстно поцеловал меня в губы. Я бы сказала — слишком страстно, учитывая накалённую атмосферу.

Я понимала, чего именно ему хочется, и почему он так торопится поскорее съехаться. Всё просто — ему нужен секс. Как любому здоровому молодому мужчине. То, что я до сих пор не допустила его до тела, распаляло его ещё сильнее, и мне это было совсем не на руку.

Мне казалось, нет, я даже была уверена, что Тимур думал, что я до сих пор невинна, а учитывая его чистоплотность и желание быть во всём лучшим и первым, это для него играло весомую роль. Он считал, что это моё нежелание переходить к главному — просто скромность. Увы, если дойдёт до близости, я буду вынуждена его разочаровать.

— Ты прав, пора спать, — убрала его руку со своего бёдра и быстро отстегнула ремень. Не дожидаясь, пока он выйдет и откроет дверь, выпорхнула из машины.

Махнув на прощание рукой, забежала в подъезд, и сразу же услышала крики: Дина снова ругалась с Толиком, фоном доносился надрывный плачь ребёнка.

Открыла дверь и чуть не угодила ногой в осколки: в порыве гнева эти неуравновешенные снова били посуду.

— Я устала! Устала тянуть всё на себе! Сколько можно пить и ничего не делать? Эти деньги были отложены ребёнку на куртку, а ты снова всё пропил! — причитала Дина, утирая слёзы подолом цветастого халата.

— Закрой рот и зайди в дом! Займись ребёнком, не устраивай сцен на пустом месте! — ударил кулаком по столу Толик. — Я же сказал, что деньги скоро будут, нужно подождать.

— Чего? Чего ждать? Пока мы тут подохнем все с голоду?

Проходя мимо, заглянула в приоткрытую дверь комнаты Дины: маленький Павлик стоял в захламлённой какими-то тряпками кроватке в одной короткой маечке, и протяжно рыдал. Сердце кровью обливалось, при виде его такого.

— Дин, Паша плачет, — вмешалась я, за что тут же получила выговор, что ребёнок не мой, и нечего лезть туда, куда меня не просят.

Из нашей комнаты вышла мать, в длинной ночной рубашке и засаленным хвостиком на затылке. По опухшим глазам стало ясно, что вечер не прошел зря.

— На вот, возьми, купишь ребёнку что там надо. Не орите только — Николаше завтра рано вставать, — сунув растерянной Дине в руку смятую купюру, мать прошлёпала обратно в дом. Зайдя следом, сразу же отметила на столе дорогие сигареты.

— Откуда такая щедрость? Снова премию получила?

— Ну жалко же ребёнка, Яночка. И Павлика, и Дину — она ж мне в дочки годится, — расплывчато ответила мать, присаживаясь на край разложенного дивана. Коля, накрывшись одеялом, лежал у стены, с недовольным лицом уткнувшись в телевизор.

Мне было не жаль денег, скорее я даже порадовалась такому её жесту, но это было странно, так как раньше подобного за ней никогда не наблюдалось. Да и откуда она взяла деньги? Я знала, сколько она получает в больнице — жалкие гроши.

Может, конечно, этот трутень поднял наконец свою задницу и что-то заработал, хотя эта версия была маловероятной.

Вошла в комнату, заглянула к Нике: та сидела за столом и, вогнувшись, листала толстую тетрадь.

— Конспект читаешь?

— Ага.

— Давно орут? — кивнула на дверь.

— Весь вечер.

Во всей этой ситуации было жаль только ребёнка, который волей случая появился у таких нерадивых людей. Вот кто из него вырастет, если с самого детства он только и слышит, что ругань матери с отцом и видит бесконечные пьянки. Какой пример они ему подают?

На кухне раздался звон стекла и поток очередной брани.

Как же всё это надоело! В какой-то момент мелькнула мысль, что жить с Тимуром не такая уж и плохая идея. Одни, без криков, пьянок и тараканов. Но… как же Ника? Бросить её одну среди этого беспредела?

Быстро переоделась, накинула халат и, взяв полотенце, скрепя сердце пошла в душ.

Постелив на ржавое дно душевой свой резиновый коврик, обернулась на дверь, проверяя задвижку. Стараясь не думать о том, что в этой же самой душевой помимо меня купается ещё четыре абсолютно чужих для меня человека, разделась и нанесла на мочалку душистое мыло. День был невероятно трудным, хотелось поскорее лечь спать и уже завтра, на свежую голову подумать, что же делать с Тимуром.