Вид сверху (СИ) - Кащеев Денис - Страница 44

— А как определяется, кто и куда поедет? — спросил Юрка.

— В Москве Бенедикт решает. А, к примеру, в Красноярске, как я слышала, все население целый год участвует в чем-то вроде конкурса. Победитель едет в Сочи, занявший последнее место — в Барнаул. Речь, конечно, о совершеннолетних, тех, кто не успел обзавестись семьей — супружеские пары не разбивают и детей у родителей не отбирают.

— Что ж, гуманно, — помедлив, кивнул юноша. — Хотя могли бы тогда, хотя бы, позволить ей попрощаться… — пробормотал он.

— Как ты себе это представляешь? — склонив голову на плечо, поинтересовалась Таня. — Заехать по дороге в Нижний к тебе в Перово?

— По пути, кстати, — буркнул Юрка. — Но хоть письмо бы передали…

— А ты уверен, что она захотела бы его написать? — спросила девушка.

— Снова начинаешь? — яростно зыркнул на нее он. — Уверен!

— Хорошо, хорошо, уверен — так уверен, — сказала Таня. — Ну, значит, не сочли возможным или целесообразным.

— Гад он, короче, Бенедикт твой, — зло бросил юноша, берясь за уже почти остывшую чашку. — Не зря на него подполье зуб точит.

— Гад, не гад, но зубы об него и не такие обламывали, — заметила девушка.

— Ничего, сыщется и на бургомистра свое мачете…

Таня на это ничего не ответила — лишь плечами пожала.

23

Над миром летели зловещие звуки Имперского марша.

Лились они не из динамика телефона — тот, как ему и положено, смолк, когда Юрка принял вызов — было это уже добрых два часа назад. С тех пор многое произошло. Приехала «скорая», которая забрала юношу из дома и в которую не пустили Таню — в момент звонка девушка как раз была в очередной раз у Юрки в гостях. Его доставили в Институт — внесли на носилках, хотя юноша все порывался идти сам. Здесь Юрка снова мельком успел увидеть Таню — пока «скорая» кружила по двору, та, как видно, добежала напрямик. Потом его поместили в какой-то тесный бокс, раздели. О чем-то спрашивали, юноша что-то отвечал. Все это время с ним что-нибудь да происходило: ему мазали липким кремом грудь, чем-то укололи руку, натянули на плечо тугую манжетку с проводами и, наконец, поднесли к лицу белую пластиковую воронку с длинной гофрированной трубкой, накрыв ею нос и рот. Юрка сделал вдох — и вот тут-то в его мозгу и зазвучал снова знакомый марш.

Затем он вдруг опять увидел Таню. Девушка стояла в больничном коридоре, устало облокотившись сжатыми кулаками на широкий белый подоконник, и напряженно смотрела в окно. Как ни странно, Юрка видел ее в лицо — так, как если бы сам сейчас находился за двойным стеклом, во дворе. С ужасом юноша подумал, что лежит перед Таней в чем мать родила — если, конечно, не считать всех этих повязочек, присосок и трубочек, которыми его густо облепили — дернулся, чтобы хоть как-то прикрыться, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. Он вообще их не чувствовал сейчас — своих рук и ног. Наклонить голову, чтобы убедиться, на месте ли они еще — также не мог.

Так или иначе, Таня его за окном не заметила, продолжая бессмысленно вглядываться вдаль.

Потом внезапно появился отец. Его сейчас здесь вовсе не могло быть — с утра Нестеров-старший уехал с инспекцией куда-то в пригород и просто физически не успел бы в клинику, даже если бы узнал, что туда увезли сына. После звонка из Института Юрка пытался набрать отцу, но телефон у того оказался недоступен — пришлось отправить текстовое сообщение. Прочел его Андрей Андреевич или нет, юноша не знал.

Отец прошел по коридору, едва не задев плечом Таню, но не обратив на девушку никакого внимания, словно той там и не было вовсе. Он с кем-то разговаривал, с кем — юноша не видел, но почему-то решил, что это непременно должен быть адвокат Покровский. За раскатистыми звуками марша речь отца была едва слышна, до Юркиного слуха доносились лишь отдельные слова.

— …не могу себе позволить…

— …Свету я не спас — его обязан…

— …да, любой ценой…

— …нет, не имеет значения…

Отец со своим незримым собеседником ушли, куда-то незаметно исчезла и Таня, и Юрка увидел Виту. Точнее, только ее лицо, сильно осунувшееся, словно ньюпка проделала весь свой путь до Нижнего Новгорода пешком, питаясь лишь подножным кормом. Глаза ее были закрыты — очевидно, Вита спала.

«Надо будет потом узнать, сколько стоит билет до Нижнего», — успел подумать Юрка прежде, чем безжалостный Дарт Вейдер окончательно накрыл все вокруг своим черным плащом, и мир вокруг юноши исчез в непроглядной тьме. Имперский марш еще какое-то время звучал где-то посреди небытия, то затихая, то накатывая с новой силой, но затем смолк и он.

24

Из-за редутов громоздящейся вокруг гудящей, жужжащей и мигающей разноцветными лампочками аппаратуры палата казалась совсем тесной, отцу и Тане, пришедшим навестить Юрку через несколько дней после операции, едва нашлось место, куда встать. Оба были в плотных медицинских масках на лицах, в перчатках и в белых халатах, застегнутых на все пуговицы — на Нестерове-старшем тот едва сошелся, на девушке висел бесформенным балахоном.

— Я же обещал, что все будет хорошо, — произнес отец.

Юрка улыбнулся. Говорить ему было пока тяжело — каждое слово отдавалось в груди короткой вспышкой боли. Но это была уже не та боль, что прежде — тупая и безнадежная. Нет, это была боль скорого выздоровления. Время от времени юноша даже специально вызывал ее, чтобы лишний раз почувствовать: дела его неуклонно идут на поправку.

— Доктор сказал, операция прошла успешно, — сообщил отец.

Юрка слегка склонил голову — ему это уже тоже говорили, причем не один раз.

— Нас пустили всего на пару минут, — продолжал между тем Нестеров-старший. — Но завтра мы снова придем. Если что нужно — ты говори.

— Планшет… — почти одними губами прошептал юноша. — Планшет принеси.

— Планшет тебе пока нельзя, — покачал головой отец. — Доктор не разрешит.

— А ты все равно принеси… Здесь даже телевизора нет…

Отец оглянулся по сторонам, словно хотел убедиться, что Юрка не выдумывает и телевизора в палате и правда нет. Убедился.

— Нет, — остался он, тем не менее, непреклонен. — Пока нельзя. Может быть, через два-три дня…

— За три дня я тут повешусь от скуки, — почти в голос буркнул юноша. В груди чувствительно кольнуло.

— Старайся больше спать, — предложил отец. — Во сне люди выздоравливают.

Юрка лишь недовольно скривился в ответ. Таких советов у него и самого был наготове вагон.

— Всего-ничего осталось потерпеть, — попытался, как смог, ободрить его Нестеров-старший. — И — новая жизнь!

— Да, — выдохнул юноша.

Новая жизнь. С новым, здоровым сердцем. К этой мысли ему еще требовалось привыкнуть.

— Ну, я пойду, — проговорил отец. — А вы, если хотите, поговорите еще полминутки, — искоса посмотрел он на Таню. — А то, гляжу, при мне что-то стесняетесь…

— Мы не стесняемся! — ответили они почти хором.

— Я буду в коридоре, если что — задержу медсестру, — сказал Нестеров-старший — по его глазам юноша решил, что отец при этом улыбнулся под маской — и вышел.

Таня сделала шажок вперед, занимая его место возле самой Юркиной кровати.

— Больно было? — участливо спросила она.

— Только когда от наркоза стал отходить, — прошептал юноша. — Операция же во сне делается.

— А сейчас как? — Таня легонько коснулась затянутыми в перчатку пальцами кисти его руки.

— Сейчас… Сейчас хорошо. Только скучно лежать… Очень.

— Это мы сейчас поправим, — внезапно подмигнула ему девушка. Приподняв полу больничного халата, она запустила руку в карман джинсов и вытащила оттуда плоскую трубку телефона. — Я себе купила в полисе пользоваться, пока оставлю тебе, — заговорщическим тоном проговорила она, аккуратно вкладывая мобильник в вялую Юркину ладонь. — Он выключен, но там ни пароля, ничего — и траффик оплачен на месяц вперед. Смотри только, чтобы не засекли и не отобрали!