Друзья (СИ) - Хитрикова Нина Михайловна - Страница 20

Или может зря она ушла? Может он вовсе не думает, что это ошибка? Может, он ее все-таки… (ах, мечты, мечты!) любит? Тогда стоило остаться и поговорить. Выяснить все до конца.

Нет! Она абсолютно не готова сейчас с ним разговаривать. Ей нужно время.

Слезы текли по лицу непрерывно. Глупая! Зачем только вчера позволила этому случиться? Хотя у нее просто не было шанса устоять. Теперь же остались воспоминания — яркие и острые, как опасная бритва.

В конце концов, она успокоилась и вытерла слезы. На нее навалилась какая-то апатия. И пришло неожиданное решение.

Она шла домой пешком. Сама не заметила, как оказалась перед родной дверью. Открыла своим ключом и тихо прошла к себе в комнату. Родители еще спали. Было слишком рано. Прошла в ванную, долго стояла под душем и все вспоминала и вспоминала прошлую ночь. То, как нежно ее целовал Арсений, как бережно ее обнимал, какой сумасшедшей смесью страсти и желания горели его глаза, когда он смотрел на нее. На простую, ничем не примечательную девушку, знакомую ему еще с пеленок. И ее вновь наполняла радость, а потом она сменялась отчаянием. И стыдом. Она же вела себя вчера, как… как какая-то озабоченная. Позволяла себя целовать… везде. Словно, это и не она вчера была, а какая-то другая, незнакомая ей девушка. Ей теперь казалось, что она изменилась безвозвратно. Она даже долго рассматривала себя перед зеркалом, вглядываясь в малейшие детали своего отражения. Вроде бы, внешне все та же, но внутри она теперь другая.

Аня собрала небольшую сумку, скинув в нее какие-то вещи, не особенно вдумываясь, что кладет. Собрала свои папки и краски, любимые маркеры. Все. Она готова.

— Пап, отвези меня на вокзал. — Она говорит это за завтраком.

Папа давится бутербродом, так неожиданно прозвучали для него эти слова, сказанные решительным, даже каким-то обреченным тоном. Но через минуту, откашлявшись и отдышавшись, он, наконец, смог спросить дочь.

— Зачем это? Куда ты намылилась? И так дома не бываешь сутками!

— Не отвезешь? Ладно, сама доберусь. — она спокойно выходит из кухни, но Юрий Борисович сильно стучит кулаком по столу и грозно говорит ей вслед:

— Ты куда это? Я тебе не разрешал! Хочешь до конца жизни в комнате просидеть? Я тебе это устрою. А ну стой! Стой, кому говорю?! — Он поднимается и идет вслед за ставшей вдруг непокорной дочкой, но ему наперерез бросается жена, молча наблюдавшая весь разговор. Ее девочке плохо, это видно. Юра, конечно, погорячился. У него с утра настроение плохое — не с той ноги встал, как говориться, а тут еще эта просьба. Она обхватывает мужа за плечи и удерживает.

— Не кричи на девочку! Ты можешь по-человечески поговорить с ребенком, а не орать? Разве не видишь, что у нее что-то случилось? Теперь она закрылась от нас.

— Это все твое воспитание! Все ей разрешаешь всегда, и вот к чему это привело!

— Да что такого? Сиди тут и не лезь. Я поговорю с ней и все узнаю. — Она идет в комнату дочери, где Аня уже берет сумку. — Доченька, родная, что случилось?

— Все хорошо.

— Я же вижу, что что-то не так.

— Все правда нормально, мам. Мне нужно по учебе написать серию пейзажей. Я у бабушки как раз все сделаю.

Конечно, женщина видела, что все далеко не «нормально», но также понимала и то, что Аня не хочет говорить.

— Ладно. Сейчас поговорю с твоим папой.

Юрий Борисович, конечно же, отвез дочку прямо в деревню, а не просто на вокзал. Побурчал немного, но больше для вида. Свою маленькую Анюту он любит безмерно.

— Бабушка! — девушка бросилась в объятия пожилой женщины, как только та появилась на пороге. — Я поживу у тебя пару дней? — спросила, когда папа достал сумки из багажника. Пока говорила, еле удержалась от того, чтобы не разреветься, уткнувшись в родное плечо, пахнущее детством, теплом и уютом.

— Юра, проходи. Я сейчас быстренько стол накрою.

— Лидия Федоровна, спасибо, но мы завтракали. Я поеду, у меня еще дела дома. Кран на кухне нужно поменять, да так по мелочи.

— Ну, хоть чаю попей. А я пока соберу вам гостинец.

Энергичная женщина усадила зятя и внучку за стол и стала поить ароматным чаем с печеньем. После чего мужчина, груженный сумками с закрутками, овощами, свежей зеленью уехал в город. Аня сидела над полупустой чашкой давно остывшего чая, глядя в пустоту, и крошила в руках печенье.

— Анечка, родная, ты бы отдохнула. Сил нет смотреть, какая ты измученная — вон какие чернющие круги под глазами, бледная синюшная кожа, да выпирающие кости… — Женщина сразу заметила, что что-то сильно расстроило ее любимую девочку, но решила, что она сама расскажет, если захочет. В детстве она всегда так делала — походит, помолчит, а потом рассказывает свои беды.

— Бабуль, все хорошо, просто сессия начинается, проект надо доделать, подготовиться к просмотру. — Как она могла сказать правду? Ей вообще казалось, что у нее на лбу все написано огромными буквами, и все и так все знают.

— Бедная девочка! Иди в саду погуляй, там дед как раз гамак натянул, или на речку сходи.

— Да я рисовать приехала.

— Вот отдохнешь, поешь, а потом рисовать будешь. Не убегут твои рисунки никуда. — И видя, что внучка собирается возразить, говорит тоном, не терпящим возражений, но смягчает в конце улыбкой. — Давай-давай, иди. Я тебя позову.

Аня подчиняется и уходит в бывшую мамину комнату, доставшуюся ей по наследству. Она достает листы бумаги и карандаш и принимается рисовать, что всегда ее успокаивало и отвлекало от плохих мыслей. Но спустя десять минут на нее с листа смотрит Арсений. Она берет второй, третий, десятый, но рука, как заколдованная выводит такие родные и любимые черты лица.

— Да что за черт!!! — Аня бросает листы на пол и вскакивает с кровати. Ей нужно на улицу.

Воздух был наполнен сладковатым ароматом цветов, среди которых преобладал запах любимых бабушкиных чайных роз, росших прямо у дома. Вообще сад был вотчиной дедушки. Сколько Аня себя помнила, он почти все время проводил в саду, постоянно что-то копал, полол, сажал, поливал. Сейчас сад был наполнен яркими красками — белыми и сиреневыми ирисами, солнечно-оранжевыми лилиями, и нежно-розовыми пионами. И над всем этим великолепием летало, кажется, не меньше сотни бабочек. Полюбовавшись несколько минут на представшую перед глазами картину, Аня прошла в дальнюю часть сада, где как раз и был натянут гамак. Ноги сами привели ее сюда. В детстве она часто любила здесь бывать. В этом месте можно было спокойно обо все подумать, только вот в голове ни одной связной мысли. Девушка присела на край плотной ткани в красно-зеленую широкую полоску, покачалась, как на качели, а потом откинулась в бок и подобрала ноги. Лежать в тени деревьев и слушать пение птиц, было упоительно, и девушка сама не заметила, как довольно быстро уснула.

Глава 11

Арсений злился. На Аню, что так сбежала, не поговорив, да еще и телефон отключила. Но больше, конечно, на себя. Идиот! Он просто идиот. Зачем набросился на нее вчера, как голодный зверь? Да ведь он ей даже выбора не оставил. Но помимо злости был еще и страх.

Страх потерять ее.

Именно поэтому он сейчас звонил в дверь ее квартиры.

— Арсений? Здравствуй! — Дверь открылась после третьего долгого нажатия на звонок, и на пороге показалась тетя Юля.

— Здравствуйте. — Он вдруг оробел под взглядом таких же зеленых, как и у его Ани, глаз.

— Как дела? — на лице женщины доброжелательная улыбка.

— Нормально. Теть Юль, а Аня дома?

— Уехала. Она тебе разве не сказала?

Уехала, значит. Похоже, не хочет его видеть.

— Нет. А куда?

— К бабушке в деревню. — Тетя Юля взяла его за руку чуть выше локтя, заставив посмотреть ей в глаза. Она выглядела взволнованно. — Скажи честно, вы поругались? Или у нее кто-то появился? Ничего мне не говорит. А сегодня она сама на себя не похожа была, вся взвинченная и какая-то очень печальная.