Postscript - Ахерн Сесилия - Страница 12

– Что ж, бегите, важные встречи пропускать не стоит. Я сам заварю чай.

– Спасибо. – Я протягиваю ему чайник. – Вас не затруднит передать остальным мои извинения за то, что мне пришлось уйти?

– Ни в коем случае, – говорит он.

Я пячусь к входной двери. Можно смотаться прямо сейчас. Но что-то в движениях Джо заставляет меня остановиться и присмотреться к нему.

Он открывает один шкаф, потом другой. Чешет в затылке.

– Чай, значит, да? – бормочет он, выдвигая ящик. Опять чешет. – Что-то я не уверен…

Я возвращаюсь, дотягиваюсь до того шкафчика, что над чайником, и обнаруживаю там нужную коробку.

– Вот он.

– Ах, вот оно где, – вздыхает Джо, задвигая нижний ящик с кастрюлями и сковородками. – Чай у нас всегда заваривает Джой. Наверно, им нужна сахарница. – И снова открывает ящик за ящиком. Оглядывается на меня. – Бегите же! Не хватало еще опоздать!

Я распахиваю ту же дверцу. Сахарница рядом с чаем.

– Нашлась.

Он резко поворачивается и сбивает вазу с цветами. Схватив посудное полотенце, я тороплюсь на выручку и вытираю им воду, после чего полотенце годится только в стирку.

– Где тут у вас стиральная машина?

– О, пожалуй… – неуверенно оглядывается Джо.

Я открываю деревянный шкаф рядом с посудомойкой и обнаруживаю стиральную машину.

– Ага, вот и она, – констатирует Джо. – Слушайте, вы ориентируетесь лучше меня. Правду сказать, здесь все делает Джой, – виновато признается он, как будто я сама не догадалась бы. – Всегда говорит, что я без нее пропаду.

Похоже, это старая, затертая присказка, но, надо сказать, теперь она исполнена смысла. Та жизнь с Джой, к которой он привык, идет к концу. Это правда.

– Как она справляется? – спрашиваю я. – По виду, настроена вполне позитивно.

– Джой всегда оптимистка, во всяком случае при других, но сейчас ей труднее. Был период, когда ничего не менялось, стояло на месте. Мы думали, так оно и будет, но потом что-то сдвинулось – и она стала сдавать.

– Сочувствую, – говорю я. – Вам обоим.

Джо, пожевав губами, кивает.

– Но зато я знаю, где молоко! – торжествует он и рывком открывает дверцу.

Оттуда вываливается щетка на длинной ручке.

Мы оба хохочем.

– Вы бы уже бежали, а? – спохватывается он. – А то останетесь без работы.

– Да ладно, – вздохнув про себя, я поднимаю щетку. Желание спасаться рассосалось. – Работа подождет.

Вернувшись со свежезаваренным чаем, я вижу, что Берт иссяк. Энергия, которой неведомое мне лекарство зарядило его на час, исчерпалась, теперь он без сил. Словно предвидя это, за ним приезжает сиделка.

– Обсудим подробности на следующей встрече, ладно? – Берт постукивает пальцем по носу, призывая хранить секрет, но выглядит это очень наивно. Кивком он указывает на сиделку, которая разговаривает с Джо в коридоре. При каждом движении его подбородок дрожит. – Но только не у меня дома, чтобы Рита не заподозрила.

– Здесь, – заверяет Джой. – Мы встретимся здесь же.

– Это нечестно по отношению к тебе, Джой, – говорит Пол.

– Я могу подхватить дела за Энджелой. Я на этом настаиваю, – решительно заявляет она. Очевидно, на это у нее есть другие причины, кроме того, чтобы оставаться у себя дома. По крайней мере, мне это ясно.

– Годится, – соглашается Берт. – Так что, через два дня? В то же время? Если встретиться завтра, Рита начнет ревновать меня к Джой. – Он снова хмыкает и подмигивает. – Вы же придете, Холли?

Снова все на меня смотрят.

Я не должна в это ввязываться. Я не хочу в это ввязываться. Это нездорово.

Но все глядят на меня с надеждой и ожиданием. Дочка Джиники, Джуэл, лепечет что-то односложное, гулит, словно и она убеждает меня влиться в группу. Весело пускает пузыри. Ей шесть месяцев. Когда умрет мама, ей будет год.

Я перевожу взгляд с одного на другого. Вот же компания! Берт еле дышит, Джой с трудом держит спину. Я такое уже видела. Я знаю, как стремительно пролетают полгода, как быстро все разваливается, как тело сгорает в две недели, как двадцать четыре часа решают все.

Как-то я читала статью о том, как примерно раз в год земное время синхронизируют со временем Вселенной. Называется это «секунда коррекции»: поправка в одну секунду, применяемая к координированному всемирному времени, потому что скорость вращения Земли изменяется неравномерно. Дополнительная секунда вставляется между 23:59:59 и 00:00:00 следующего дня, на мгновение продлевая нам жизнь. Журналисты задались вопросом: что может случиться за секунду? Чего можно добиться за это время?

За секунду рассылается почти два с половиной миллиона имейлов. Вселенная расширяется на пятнадцать километров. Взрываются тридцать звезд. Пчела двести раз взмахивает крылышками. Самая быстрая улитка проползает сантиметр и три миллиметра. Предмет, падая, пролетает шестнадцать футов. И чье-то «выйдешь за меня?» может изменить жизнь.

Четыре младенца рождаются. Два человека умирают.

В одну секунду вмещается граница между жизнью и смертью.

В лицах, обращенных ко мне, – надежда.

– Давайте-ка дадим Холли время на раздумье, – тихо говорит Джой, но она очевидно разочарована. Они от меня отвязались.

Глава восьмая

Гнев вернулся и пробирает меня насквозь. Я в бешенстве. Я киплю. Мне хочется визжать. Прежде чем ехать домой, надо проораться, выплакаться, переключиться. Мой велосипед точно не выдержит лишнего груза неуравновешенных кипящих эмоций. Уезжаю от дома Джой так, чтобы увидеть его, соскакиваю с седла, бросаю велик лежать где упал и сажусь на корточки, неудобно привалившись спиной к белому щиту с рекламой попкорна. Клуб «P. S. Я люблю тебя» – это, конечно, не Джерри. Но эти люди и в самом деле олицетворяют его, его жизнь, его страдания, его борьбу и его намерения. В глубине сердца я всегда чувствовала, что смысл писем Джерри – направлять меня, тогда как этими людьми руководит страх, что их забудут. Это разрывает мне сердце, ввергает в ярость. Потому что, Джерри, любовь моя, неужели ты думал, что я забуду тебя, что я смогу забыть тебя?

Корни моего гнева, возможно, в том, что я солгала Киаре: сказала, что больше не чувствую его рядом. Нет, забыть я его никогда не смогу, но Джерри и правда… размывается. Хотя он жив в историях, которые произошли с нами обоими, и в моей памяти, мне все труднее вызывать к жизни живой, подвижный, пластичный, яркий образ Джерри. Я не хочу его забывать, но чем сильнее удаляюсь я от нашей общей жизни, тем больше набираюсь нового опыта, и новое вытесняет старое. Вот продам дом, перееду к Гэбриелу… Жизнь сама не дает мне стоять на месте и вспоминать, вспоминать… Нет. Я решила, что не позволю себе замереть и увязнуть в воспоминаниях. Ждать… ждать чего? Воссоединения в смерти, в котором я вовсе не уверена?

– Эй! – слышу я и в страхе вскакиваю на ноги.

– Ох, Джиника, ты меня напугала.

Она оглядывает брошенный велик, оценивает, где я стою, как я стою. Возможно, вот так, с глазу на глаз, она видит скрытое.

– Вы не вернетесь к нам, да?

– Сказала же, что подумаю, – вяло отвечаю я. Они меня достали. Меня трясет. Черт возьми, я уже не знаю, чего сама хочу.

– Нет. Не вернетесь. Ну и ладно. Это и вправду неадекват, верно? Все мы. Но все-таки это хоть какое-то дело. Есть чем заняться, подумать об этих письмах.

Я перевожу дыхание. Я не могу сердиться на Джинику.

– Ты уже решила, что хочешь сделать?

– Да. – Она половчее перехватывает Джуэл, которую несет на бедре. – Но у меня ничего особенного, не то что у других.

– И не нужно особенного. Просто должно быть что-то твое. В чем идея?

– Всего лишь письмо. – Джиника, смущаясь, прячет глаза. – Всего одно. От меня, для Джуэл.

– Отлично. Лучше не придумаешь.

Похоже, она собирается что-то сказать, и я настораживаюсь. Она сильная, крепкая, рвет подметки на лету. А на бедре у нее – ребенок, которого она родила.