Твое имя (СИ) - Платунова Анна - Страница 66

Теренс по пути пытался подтрунивать над ситуацией, так что даже Мара сдалась, рассмеялась. По крайней мере, этим утром все живы, чем не повод для радости.

— Подожди здесь, — попросила она стражника, когда подошли к крыльцу.

Она бы пригласила его в дом, но не хотела, чтобы Теренс ненароком увидел Рейвена. Ни к чему лишние вопросы. Хотя обычно в это время Рейвен выходит с Эрлом на прогулку и дома никого нет. Толкнула дверь и удивилась: не заперто, значит, они дома.

Влетела в зал, на ходу расстегивая плащ. Хорошо, что недавно выдали второй комплект одежды, а эту придется замочить и вечером повозиться, оттирая. И застыла на месте от неожиданности.

У камина стоял Бьярн и читал письмо. Лицо его было серьезным и печальным. Услышал шаги, он поднял на Мару глаза и побледнел.

— Мара?..

— Ой, ты дома? — удивилась и обрадовалась она. — Поймали карманников? Или забыл что-то?

Бьярн какое-то время не отвечал, точно обдумывал ответ.

— Мне на ярмарке передали письмо, — произнес он медленно, подбирая слова. — Я вернулся, чтобы прочитать.

— Письмо? Что за письмо?

Бьярн покачал головой. На его лице проступили растерянность и вина, так что веселость Мары и ее радость от встречи завяли, стерлись, уступая место тревоге. Он так ничего и не ответил, а письмо, что держал в руках осторожно, как нечто дорогое и ценное, опустил на угли и какое-то время стоял, глядя, как по краям бумаги занимается пламя.

— Извини, — только и сказал он. — Я побегу, ребята ждут.

Отправился к двери, на ходу поправляя кинжал. Рядом с Марой остановился, обнял на мгновение.

— Люблю тебя.

Едва за Бьярном закрылась дверь, Мара кинулась к тлеющей бумаге. Та — плотная, белая, видно, что дорогая — еще не загорелась целиком, только кое-где огонь проел черные прорехи, проглотив бисерно-мелкие буквы. Мара, чувствуя себя преступницей, пробежала глазами по письму, пытаясь ухватить ускользающий смысл. Огонь оказался быстрее: удалось разобрать всего несколько предложений. «Мой дорогой, мой ненаглядный… Считаю дни до нашей встречи… Знаю, что недолго осталось ждать, но места себе не нахожу… Дошли слухи… Не сомневайся, если придется делать выбор, как бы ни было тяжело… Ты должен понимать, что важнее… Целую тебя, свет моей жизни…»

Мара медленно опустилась на колени перед очагом. В глазах потемнело. Ее разрывали рыдания, руки дрожали, но она заставила себя проглотить слезы. Даже из того, что удалось разобрать, все предельно ясно: кто бы ни был Бьярн, через две недели он и думать забудет о Маре. Ему предлагают сделать выбор, и судя по тому, как Бьярн бережно держал этот проклятый листок, выбор явно не в ее пользу. Нет, так просто он ее не бросит, конечно, он не настолько подлый. Поможет, как обещал, сделает все, что от него зависит, а потом вернется к этой… Гадство, гадство, гадство! Наверное, отец подыскал ему невесту, пообещав, что после свадьбы Бьярн получит часть наследства, возможно, даже титул. Можно понять. Кто Мара такая, чтобы стоять на его пути? Она и вида не подаст, как ей больно, потерпит. Ничего, недолго осталось. Будет улыбаться и шутить, она и раньше так делала, хотя сердце ее было разбито, сможет и теперь.

Мара поднялась, опираясь на стену. Несколько раз глубоко вдохнула, прогоняя из души затопивший ее мрак. Механически переоделась, нацепила на лицо маску доброжелательности и вышла на крыльцо.

— Маруня, тебя за смертью посылать! — встрепенулся ожидающий ее Теренс.

Взглянул на ее лицо и улыбаться перестал.

— Что с тобой? То Бьярн вышел с таким выражением, словно привидение увидел, то теперь ты! Что у вас там произошло? Поссорились?

Мара качнула головой: «Нет», потом кивнула: «Да». Говорить не могла. Пусть Теренс думает что угодно, лишь бы отстал.

День, к счастью, сложился так, что Мара вместе с Витором целый день моталась по городу, в стан не заходила и Бьярна не встречала. Витор видел, что помощница стала молчаливой и замкнутой, но в душу не лез — видно, списал все на переживания после обряда. Вечером сам проводил до дома.

— Отдыхай и набирайся сил! Чтобы завтра бодрячком!

— Да-да…

Рейвен пытался накормить ее ужином, Эрл вился вокруг, рассказывая какую-то забавную историю из своей ребячьей жизни. Мара кивала невпопад, пока Рейвен не забрал из ее рук тарелку с нетронутой едой и не отослал Эрла играть в комнату.

— Что случилось, Мара? — спросил он прямо. — Плохо, да? Поторопились вы, видно.

— Да, — с горечью согласилась Мара. — Поторопились…

— Давай отвара приготовлю?

— Нет! Не нужно!

Скоро вернулся Бьярн. Он уже стал прежним, ничто не выдавало в нем того замешательства, которое Мара так ясно видела на его лице днем. Отряхнулся от снега — уходящая зима решила отомстить, поднатужилась и выплюнула метель.

— Эрл, беги сюда!

Протянул мальчишке, прибежавшему на зов, обещанные сладости — орешки в меду. И такой же кулечек вложил в безвольные руки Мары. Он еще не замечал в ней перемены. Сел рядом, тихонько обнял.

— Извини, я холодный. Так соскучился по тебе за день!

Мара слабо улыбнулась, пытаясь ничем себя не выдать. Рейвен с тревогой наблюдал за ними и молчал. Бьярн потянулся поцеловать ее в щеку, но Мара больше не смогла это выносить. Дернулась, вывернулась из его объятий, встала.

— Я устала, хочу отдохнуть, — кратко бросила она, отступая к лестнице.

— Мара, что случилось? — Бьярн поднялся было вслед за ней, но Рейвен остановил его.

— Бьярн, подожди. Пусть идет.

Вот и хорошо. Сейчас Рейвен расскажет ему свою версию событий. Они просто поторопились. И теперь Мара не хочет ни объятий, ни прикосновений. Жаль только, придется делить одну комнату, но потерпит, недолго осталось.

Мара сидела в полутьме, и перед внутренним взором вставали слова, разъедаемые пламенем очага. «Не сомневайся, если придется делать выбор, как бы ни было тяжело… Ты должен понимать, что важнее…»

И ей чудилось, что огонь прожигает ее насквозь.

*** 50 ***

Мара считала дни. Сколько их еще пройдет до того, как придется поставить точку? Утром осталось двенадцать. Всю ночь она пролежала без сна, решая, как быть. Спросить прямо? Так она сразу спросила: «Что за письмо?», а в ответ услышала только «Извини». Он не скажет…

Чувствовала, как вернулся Бьярн, лег рядом, осторожно поцеловал кончики пальцев.

— Прости, если был неосторожен.

Мара затаилась, делая вид, то спит. Ведь все неправда: он был осторожен и очень нежен. Самый лучший… Как отпустить тебя?

Дождалась, пока дыхание Бьярна сделалось ровным и мерным, подкатилась ему под бок, уткнулась в плечо. «Я не стану держать… Если тебе там будет лучше, — думала она. — Но почему, почему я не разглядела тебя раньше? У нас было столько времени…»

Иногда возникала робкая надежда: что если письмо написал кто-то из родных? Но это объяснило бы только ласковое обращение, но не эти странные слова, предлагающие сделать Бьярну правильный выбор. «Ты должен понимать, что важнее…» И явно речь шла не о девчонке без рода и племени.

Одиннадцать. Он вновь предупредителен с ней, лишнее слово боится сказать. Словно вернулись прежние дни, когда Мара вела себя как дикарка. О Всеединый, как он ее выносил? Чуть что — за нож хваталась… И вот теперь смотрит на нее так же: «Не бойся, я не обижу тебя».

Десять. Спустившись утром в зал, Мара увидела, как Бьярн сидит, спрятав лицо в ладони, опустив плечи. Стало невыносимо жалко и его, и себя. Он ведь не понимает, что с ней творится… Ладно, почему нет! Села рядом, отняла его руку от лица, и их пальцы переплелись так крепко, точно два утопающих удерживали друг друга на плаву.

— Бьярн, я так больше не могу… То письмо… — Мара посмотрела ему в глаза. — Прости, я прочитала несколько строк. Какой выбор тебе предлагают сделать? Кто тебе написал? Кто ты, Бьярн? Ответь, пожалуйста. Я вся измучилась. Обещаю, я постараюсь принять любую правду о тебе!

— Мара…