Твое имя (СИ) - Платунова Анна - Страница 6

Лихорадка распространилась, как пожар. Уже спустя день не осталось ни одного дома, который болезнь обошла стороной. А через три дня болели все.

Как умер отец, девочка не видела. Просто однажды утром он, шатаясь, ушел в кузницу, а домой уже не вернулся. А вот мама гасла у нее на глазах, и это было так жутко и неправильно. Разве такое может быть на самом деле, что мама больше не сможет ходить, улыбаться, называть ее солнышком. И когда дыхание женщины вдруг замерло на вдохе, девочка вцепилась ей в руку, призывая на помощь все свои, еще невеликие, силы.

— Живи, мама. Живи!

Молодая женщина открыла глаза.

— Как твое имя? — закричала девочка: разговор с пожилым некромантом не прошел зря.

— Элана, — прошептала та, облизнув потрескавшиеся, сухие губы.

Будь девочка чуть старше, она бы поняла, что все бесполезно. Вот так оживлять — только причинять лишние страдания. Вылечить от Бледной Лихорадки невозможно. Но она просто не могла отпустить маму, снова и снова кричала: «Живи!». Она и сама уже измучилась так, что едва не падала в обморок. Но вот Элана сжала ее пальцы в своей горячей ладони.

— Солнышко мое, не надо больше… Остановись… Дай мне уйти… И сама уходи из деревни. Здесь больше нельзя оставаться. Иди, моя девочка. Я люблю тебя…

И когда ее дыхание затихло в последний раз, девочка заставила себя отвернуться и бросилась прочь. В лес, не разбирая дороги. Ее дом оставался позади. Она еще не знала, что покидает его навсегда, — к вечеру здесь появятся отряды Вседержителя и подпалят деревню с четырех концов, чтобы остановить распространение болезни. Если бы они узнали, что кто-то покинул зараженное место, то прочесали бы лес, нашли бы и уничтожили беглеца. К счастью, девочка ушла незамеченной и совершенно здоровой. Видно, та самая сила, что давала ей власть над мертвыми, сумела как-то защитить ее от смертельной болезни.

Погода стояла жаркая и сухая, так что маленькая беглянка не торопилась выходить к человеческому жилью. Ночевала в лесу, соорудив из веток и травы лежанку, ела ягоды и съедобные корешки — много ли надо худенькой девчушке. И все же к концу месяца девочка больше напоминала тень, чем ребенка из плоти и крови: платье истрепалось, волосы — от природы светлые и шелковистые — повисли сейчас серыми свалявшимися прядями. Хотя девочка всегда была опрятной и старалась, как могла, приводить себя в порядок: умывалась, встретив ручеек, пыталась разбирать волосы пальцами — это мало помогало.

Она знала, что однажды солнце уже не будет таким жарким и ясным, зарядят дожди, и надо будет прийти в какую-нибудь деревню. Но тогда ее обязательно спросят: кто ты такая и что с тобой случилось? А маленькая беглянка боялась признаться даже самой себе в глупой надежде, которая вопреки всему продолжала жить в глубине души. Вдруг, если она подольше пробудет в лесу, а потом вернется домой, то окажется, что не случилось никакой беды, а мама и папа живы и ждут ее. Пусть поругают за то, что она так долго не приходила, пусть. Она даже не заплачет… Ей думалось, что, пока она никому не рассказала о том, что произошло, этого словно и не было. И все еще можно изменить…

Все закончилось раньше, чем она предполагала. Даже осени не пришлось ждать. Однажды, пробираясь по узенькой лесной тропинке, глядя под ноги и не глядя по сторонам, девочка только в последний момент заметила ноги, обутые в кожаные сандалии.

Она подняла взгляд. Выше ног обнаружилась длинная серая рубаха, опоясанная пеньковой веревкой, а еще выше — лицо. Напротив стоял мужчина, по виду даже старше, чем тот пожилой некромант, который однажды не пожалел совета для любопытной девчушки. Этот был совсем старик — на голове седые волосы как пух, реденькая седая борода, загнутый хищный нос и узкие губы. Он, прищурившись, разглядывал незнакомку.

— Чья ты? — спросил он, и внезапно обнаружилось, что голос у него уверенный и властный, вовсе не то старческое дребезжание, которое ожидала услышать девочка. — Где твои родители?

Девочка пожала плечами и уставилась в землю.

— Ты одна здесь?

Она едва заметно кивнула, думая над тем, не стоит ли сбежать, но ноги отчего-то не двигались с места. А потом старик подошел и взял ее за руку, и бежать было уже поздно.

— Пойдем со мной, — сказал он.

И повел следом за собой в глубину леса.

*** 5 ***

Мара вскинулась и проснулась, растерянно оглядываясь по сторонам. Она не сразу поняла, где находится, а когда поняла, то разозлилась. Уже рассвело, солнце поднялось над горизонтом, чаща наполнилась птичьим щебетом и свистом. Костер прогорел. Бьярн должен был разбудить ее, чтобы передать дежурство, но не сделал этого!

А вот он и сам. Сидит у тлеющих углей, поглядывает на верхушки деревьев и щурится от солнца. Мара вскочила на ноги.

— Никогда так больше не делай! — крикнула она. — Мне нужен отдохнувший напарник, а не тот, кто будет еле ноги волочить от усталости! Мы с тобой на работе, а не на прогулке!

— Здесь идти осталось несколько часов. Высплюсь на постоялом дворе, — ответил тот вполне миролюбиво, поставив руку козырьком и разглядывая гневное лицо Мары. — Все под контролем.

— Под контролем? — взвилась Мара, сама не понимая, из-за чего так злится. — Под контролем? Не надо мне этих одолжений, будь добр. Я что, по-твоему, девица в опасности, с которой следует пылинки сдувать? Или ты ставишь под сомнение мой профессионализм?

— Я понял тебя, — оборвал он ее на полуслове.

Мара открыла было рот, чтобы еще что-нибудь добавить, но это его «я понял» мгновенно обезоружило и лишило ее всех козырей.

— Я рада, — проворчала она под нос, начиная складывать одеяло.

До Скира действительно добрались к полудню, как и задумывали. На этот раз обошлось без приключений, хотя Мара с преувеличенным вниманием приглядывалась ко всем кустам, которые Бьярн обходил, не повернув головы. По его уверенной походке никак нельзя было сказать, что он не спал всю ночь.

Наконец вышли к дороге. Это был не Великий Тракт — здесь он не проходит, но, вне всяких сомнений, этот путь тоже проложили люди. Еще полчаса, и выйдут к южным воротам. Скир, как и всякий маленький городок, был окружен стеной из стесанных, заостренных сверху бревен. Невесть какая защита, но хоть какая-то.

Уже у самых ворот Бьярн притормозил и обернулся к Маре.

— Знаю, тебе не слишком по душе Скир, — начал он, и Мара скривилась.

Они не первый раз бывали здесь, но каждое посещение начиналось с такого вот предисловия. Потому что в первый… Но Мара вспоминать это не любила.

— А ты сам-то не из этих мест, часом? — съязвила она. — После нашей беседы вчера не удивлюсь!

— Нет, — ответил тот односложно. Видно, и ему было неприятно вспоминать о вчерашнем вечере. — Морана, здесь живут жесткие люди. Они вынуждены приспособиться к суровому климату и той жизни, что у них есть. То, что ты принимаешь за неуважение к женщинам, всего лишь стремление их защитить!

— Ага, — скептически подтвердила Мара. — Тычки, подзатылки и окрики, а также желание принизить умственные способности, именно из стремления защитить и исходят. Как я сразу не поняла!

— Мара! Мы должны принимать законы тех мест, куда приходим работать. На всякий случай предупреждаю, я больше не намерен втыкать меч во всякого, кто просто попытается напомнить тебе о твоем месте.

— Место женщины у ног своего господина, — процедила Мара сквозь сжатые губы. — О да. Я помню!

— Если им хочется думать, что из нас двоих я главный, а ты должна меня слушаться, то просто позволь им это. Переубедить ты все равно никого не сможешь. Мара…

Он, исчерпав все запасы красноречия, тихо опустил руку на ее плечо, словно этот жест мог убедить сильнее, чем все слова.

— Руки! — крикнула Мара. — Убери!

Она тяжело вздохнула, а потом, пересиливая себя, произнесла:

— Ладно. Хорошо. Пока мы здесь, станем играть по их правилам.

Парень, стоящий на воротах, их даже признал, хотя они не бывали здесь с прошлой осени.