Мой родной чужой (СИ) - Коротаева Ольга - Страница 26

— Что значит “я не ты”? — глядя перед собой, напряженно уточнила Лара.

Я понял, что вопрос для нее важный и от моего ответа зависит многое. Градус ответственности мешал сосредоточиться, еще и джип Фила на хвосте бесил.

— То, что я чувствую к тебе это любовь, забота, нежность. — я бросил быстрый взгляд на жену. Она была напряжена и мои слова не особо ее впечатлили, наоборот вызвали ироничную улыбку. — А там просто физиология, быстрая разрядка.

Последнее видимо я вообще сказал зря, но что добавить я не знал. Это и была правда, чистая, стопроцентная. Мне не хотелось врать Ларе.

— То есть для тебя это всё равно что в туалет сходить? — голос Лары дрогнул под конец фразы, жена резко отвернулась, и теперь мне и профиля не было видно.

— С такой как Жанна? Честно? Да! Лар, я не святой. Я виноват перед тобой и я прошу тебя не рубить с плеча. Я клянусь тебе, больше никаких связей на стороне. Я найду другой способ снимать напряжение.

Я с надеждой посмотрел на жену, но она продолжала рассматривать город за окном.

— Мне слишком больно, чтобы я могла тебе что-то обещать, Жень, — наконец отозвалась она. — Я не могу понять, почему я тебя… посему ты за разрядкой ходил к другим. Чем я стала плоха? Не растолстела, не подурнела. Ты хочешь шанс, но на что? Сохранить семью? Ради детей? Не хочу. Я не могу смотреть на тебя и не думать, что ты делал с теми женщинами. Меня сразу тошнить начинает. Вспоминаю случаи, когда приходилось обращаться в женскую консультацию и глотать таблетки… Сдаётся мне, дело было не в ослабленном иммунитете. Ты совсем не думал обо мне, когда… спускал напряжение. Не боялся заразить, не боялся ранить… Ничего не боялся. Так на что ты просишь шанс, Женя?

— Плоха? О чем ты говоришь, женщина? Ты прекрасная, нежная, чистая, а я когда злой думаешь какой? Милый, заботливый, бережный? Нет я грубый, эгоистичный, берущий свое. Ты видела запись. Я бы никогда с тобой так не поступил, зная твои предпочтения в сексе. Я не думал о тебе, в этом ты права. Не боялся ранить, потому что был уверен, ты никогда ничего не узнаешь. Но о защите беспокоился всегда и никогда не рисковал. Хотя обсуждать это сейчас я меньше всего хочу. Прошу тебя не спешить с решением. Разрушить всегда легче, чем сохранить. Не стану прикрываться детьми, хотя мы оба знаем, что развод ударит по ним. Я хочу шанса для нас двоих. Сейчас ты зла на меня, презираешь и имеешь на это право. Я не прошу, чтобы ты перестала злиться. Просто делай это рядом со мной. Давай сходим к психологу? Давай попробуем преодолеть этот разлад вместе? Лара, мы ведь всегда с тобой справлялись со всем. Неужели сейчас сдадимся?

Лариса быстро глянула на меня и снова отвернулась, но я успел заметить, как блеснули её мокрые щёки.

— Мне нужно подумать, — хрипло проговорила она. — И побыть без тебя… Меньше всего всего мне хочется говорить с тобой, видеть тебя слишком больно. Я хочу мести, Женя, хочу твоей боли. — Она усмехнулась: — Так больно понимать, что я много чего не умела. Не умела быть такой, как ты хотел, раз ты смотрел на других. И не стоит прикрываться злостью, я видела тебя таким… чувствовала тебя таким. И ничуть не испугалась. Давай начистоту, Женя — ты не верил мне. Не показывал себя настоящего. И с легкостью разрушил мою веру в тебя. Что нам сохранять, Женя? Мы не знали друг друга. Останови машину, пожалуйста, мне нужно срочно глотнуть свежего воздуха.

— Лара, ты взвинчена. Всем этим откровениям сейчас не время. Мне есть, что тебе ответить, только это разговор не двух минут. — сказал я, притормаживая авто. — Я понимаю, что тебе сейчас нужно отгородиться от меня. Просто знай, что один твой звонок в любое время суток и я приеду. Даже для того, чтобы ты отомстила мне или сделала больно.

Я припарковался и Лара тут же дернула дверь. Не сдержавшись, я удержал ее за руку.

— Нам есть, что сохранять и мы оба это знаем. — глядя в упор, на прощание сказал я и разжал пальцы.

Лара не ответила, дёрнулась и ушла так быстро, будто обожглась. А на сидении остались лежать цветы.

Я сидел и смотрел, как она пересаживается в джип Фила, как этот придурок протягивает ей платок и что-то говорит. Блядь! Он прикоснулся к ее лицу! Мне безумно хотелось вырвать его руки, чтобы он больше никогда…

И тут мне вспомнились слова жены о мести. А что если она решит отплатить мне той же монетой с Филом? Я вцепился в руль и прикрыл глаза, выравнивание дыхание, успокаивая внутреннего зверя, с ужасом понимая, что у нее есть такое право. Сделает ли больно этим? Несомненно. Буду ли я мучиться, представляя как он притрагивался к моей девочке? До конца жизни. Заставит ли меня это отказаться от Лары и согласиться на развод? Никогда.

=17=

Лариса

Я сидела в машине Фила, и, несмотря на климат контроль, меня трясло так, что казалось холод поселился внутри меня, вытеснил северными ветрами человеческое тепло, разлился жидким азотом по венам. Ненависть пожирала меня изнутри, уничтожала. Я так ненавидела Женю, что пугала сама себя. Ненавидела ещё сильнее после этого букета любимый мной роз, ненавидела ярче после его слов…

И одновременно хотелось разрыдаться от облегчения. Снова, а ведь я едва успокоилась. Что таить, я уже и не ждала извинений, полагая, что совсем не знала собственного мужа. Он так рьяно отстаивал, что измена это норма, что хотелось разодрать ему лицо в клочья. Сейчас он ещё не осознал всей боли, которую мне причинил, но уже признал, что мне больно. Может, согласиться и сходить к психологу?

Так, стоп, Лариса! Ты забыла слова Жени, когда потребовала развод? Он предупредил, что никогда и ни за что не позволит этому случиться. И, когда понял, что угрозы не подействовали, увидел, что у жены есть могущественные союзники, решил действовать хитростью. Потому поехал к тёще, потому извинился. Я даже получила цветы и комплименты.

Прекрасная, нежная, чистая… Лесть! Не стоит верить ни одному слову предателя. Он будет милым, — О, Женя это умеет, как никто другой! — но, стоит снова ему поверить, всё вернётся на круги своя. Я — его маска благополучия и успеха. Послушная и молчаливая домохозяйка, которая стерпит всё и, забыв о себе, будет любить мужа любым. Ну уж нет! Я другая. Благодаря той боли, что причинил мне Женя, я будто очнулась. И, посмотрев на свою жизнь, поняла, что её почти не было. Был лишь сладкий сон. Любовь, дети, розовая сказка, в которой не было меня.

Но сейчас, когда я, окровавленная и истерзанная осколками разбитого счастья, выползла из сломанной скорлупы, начинаю расправлять крылья. Мне ещё больно, и это нормально, но скоро всё изменится. Я научусь летать, я научусь быть самостоятельно, я заново научусь жить!

Автомобиль Фила притормозил у высокого здания с белоснежными колоннами и золотистой лепниной. Я уже была пару раз в “Габсбурге”, оба раза с мужем, оба раза я была лишь приложением к Жене, который показывал партнёрам, что у него красивая улыбчивая и молчаливая жена. Стоило мне заговорить, он обрывал, поэтому я предпочитала сидеть, как кукла. И всё равно была счастлива, что Женя вывел меня в свет. Так редко, так желанно, так… больно.

Поэтому, когда я услышала у кабинета Фила, где именно друг зарезервировал зал для корпоратива, едва устояла на ногах. Для меня это было громом среди ясного неба. Да, “Габсбург” очень недешёвое место, но не щедрость друга поразила меня. Я боялась ступить на порог ресторана, где поджидали воспоминания о проведённом с Женей времени. Где он уединился в туалете с другой…

Но я зря переживала, сегодня всё по было другому. Фил с улыбкой подал мне руку, а швейцар услужливо открыл двери. Я ощущала себя королевой, я сегодня была в главной роли. Я больше не Золушка, которой позволили посетить бал, это праздник в честь меня, и от одной мысли в груди потеплело. Я благодарно улыбнулась Филу, и его взгляд замерцал в ответ. Друг понял всё без слов и, легонько пожав мне руку, повёл в зал.

Высокий потолок всё так же сверкал освещенными множеством ламп кристаллами Сваровски, но сегодня мне казалось, что это волшебное сияние. Фил провёл меня по ковровому покрытию в середину залы и спросил: