Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия - Страница 28

Все абсолютно верно. Не подкопаешься.

Однако…

Окончательное решение за тобой. Не важно сколько раз и как именно упадешь. Главное — находить волю подниматься. Следовать дальше, не сбиваться с намеченного курса. Ползти, если потребуется, наплевать на саднящую боль в измученном теле и сдирать кожу по живому. Только не сдаваться, остаться человеком. Не сломаться, а выстоять.

Веришь в Бога или в непознанную власть Вселенной, в просветление и нирвану или в сухие научные факты. Возможно, не веришь ни во что. В любом случае истина едина и неподкупна.

Оказавшись тет-а-тет с ночным кошмаром, воплощением первобытного ужаса и нестерпимой боли, имей смелость сорвать маску с лица жестокого врага и понять — у него твои глаза.

Вне зависимости от обстоятельств решаешь и выбираешь по себе. Здесь нет ни палача, ни жертвы. Лишь ты сам.

***

— Когда вы поняли, что это действительно происходит? — мягко спросил мой психолог, поправил галстук-бабочку и достал пухлый блокнот, приготовившись записывать по горячим следам.

Я сосредоточенно нахмурилась, старательно изображая напряженную умственную деятельность, и для пущей достоверности спешно покрылась испариной.

— Поняли, что п*здец больше не крадется, а встал в полный рост и бежит навстречу, — последовал наглый копипаст интернетной мудрости.

С виду приличный парень, вон и блокнот, и галстук-бабочка в наличии. Но все туда же — ругается матом, беззастенчиво заимствует чужие идеи.

— Признаюсь, не сразу. Пришлось изрядно поразмыслить, напрячь извилины, перезапустить нейроны… или как там эта хрень в мозгах называется? В общем, сначала я поняла, что у меня нет психолога, остальное постепенно приложилось, — произношу с осторожностью, очень стараюсь не обидеть галлюцинацию, ведь они по зиме особенно ранимые.

Не люблю обижать собеседников, тем более воображаемых. Вдруг примут близко к сердцу, зло затаят и больше не вернутся. С кем же мне тогда общаться. Совсем не с кем. Друзья приходят и уходят, а качественный глюк — неоспоримая ценность. Опять же в магазине не купишь, у приятеля взаймы не возьмешь, поэтому нечего добром разбрасываться.

— Каким добром? — раздается закономерный вопрос.

— Не мешайте галлюцинировать, Андрей, — пробую удержать пред мысленным взором обаятельного психолога, однако неблагонадежный товарищ стремительно тает и не желает задерживаться дольше положенного срока.

— Если вам так удобнее, то продолжайте валять дурака.

Сутенер поджимает губы, угрожающе сдвигает брови. Очевидно, готовится к броску. Ни дать, ни взять — хищник, озлобленный хомяк или сурок. Может скунс? Дикий скунс очень подходит к случаю.

— Вернись, любимый, все прощу, — умоляю с придыханием.

— Невыносимо, — цедит сквозь зубы Андрей.

Спорим, представляет живописную сцену с участием строптивой подопечной и новехонькой бензопилы? Впрочем, природная выдержка позволяет ему ограничиться коротким:

— You can go (Свободны).

И то в адрес французских кудесников, которые как раз закончили колдовать над светлым образом баронессы Бадовской.

Кстати, никогда не думала, что у меня такое внушительное количество волос. На завивку и укладку локонов ушло часа три, не меньше. Параллельно наносилась боевая раскраска. Хочется верить, получилось сносно, иначе банально жаль потраченного времени. Сидишь впустую до полного окаменения зада — слегка напрягает.

Стилисты скрываются из поля зрения, оставляя меня в распоряжении безжалостного сутенера, способного занудить до смерти любого неподготовленного оппонента.

— По-вашему, это смешно, да? — вкрадчиво уточняет Андрей и отпускает тормоза: — Ломаете комедию, намеренно действуете на нервы, притворяетесь, будто говорите сама с собою. Позвольте поинтересоваться, с какой целью?

— Не притворяюсь, — отрицательно качаю головой.

Поднимаюсь и решительно направляюсь к зеркалу, проявляю врожденное любопытство.

— Естественно, — раздраженно бросает сутенер. — Ладно, не стану вмешиваться, поступайте, как знаете. Моя задача выдать необходимую информацию, нянчиться не планирую. Предоставляю вам возможность самостоятельно делать выводы и решать…

Офигеть.

Нет, не в тему Андрея. Вообще, забываю про его существование, целиком поглощенная увиденным зрелищем. Смотрю и не могу насмотреться. Вот это отражение, вот это красотка. Твою ж мать.

I’d hit it (Я бы трахнула).

Идеальный цвет лица, ровный тон и умело подчеркнутые скулы. Цепкий взгляд, проникающий в душу, прямо туда, где огонь борется с холодом. Пухлые губы, сочные и манящие, словно чужие, абсолютно не подходят к моему прежнему лицу. Но сей лик новый, чертовски соблазнительный, продуманный до мельчайших деталей. Не скажу, что гримеры извели тонну косметики, напротив, по минимуму, зато произведенный эффект превосходит самые смелые ожидания. Нос выглядит тоньше, глаза кажутся выразительнее, а рот, точно диковинный цветок, яркий и притягательный, но не вызывающий. Пластические операции бесполезны, когда находятся подобные мастера. С одной стороны, ничего не изменилось, с другой — все иное.

Разве нужна маска? Очень сильно сомневаюсь.

Это уже не я, и все же… никогда не чувствовала себя настолько настоящей, обнаженной до глубинной сути.

Последующее открытие пугает до дрожи, смешивается с нарастающим возбуждением, сладким и тягучим, пьянящим напитком растекается по венам. Наконец, понимаю, именно ею всегда мечтала быть. Роковой женщиной, которая прожигает взором сквозь зеркальную поверхность. Плохой девочкой, которая не плачет, а вынуждает плакать других, шагает по трупам и неотступно движется к цели, покоряет улыбкой и взмахом пушистых ресниц. Беспринципной стервой, что избавилась от стыда и совести, давно продала лишнее и обременительное. Лживой сучкой с горящими глазами и ледяным сердцем.

Инстинктивно жмурюсь, разрываю контакт, сбрасываю липкую сеть оцепенения.

— До сих пор не видела свой костюм. Возмутительно, не находите? — поворачиваюсь к Андрею. — Или меня отправят на торжество в халате?

— Господин Валленберг желает лично показать вам наряд, — сухо отвечает сутенер.

— Одевать тоже лично будет или есть варианты? — возвращаюсь на кресло, надеюсь расслабиться и получить удовольствие.

Мысли о роли, отведенной мне на балу, отлично отвлекают, даже волнуют. Неизвестно куда заведет фантазия, и кого именно жаждет лицезреть подле себя пират.

— Я не осведомлен относительно данного вопроса.

В конце концов, грешно издеваться над убогими. Не такая уж я и садистка, вольна сменить гнев на милость.

— Ладно, выкладывайте информацию, — складываю ладони лодочкой, хитро прищурившись, изучаю противника и прибавляю: — Обсудим.

Андрей настроен далеко не благодушно, однако работа есть работа. Pain in the ass (Заноза в заднице), а приходится смиренно терпеть.

— Я уже говорил, что вас никто не сумеет подстраховать, необходимо быть чрезвычайно осторожной.

— Это мы умеем, — расплываюсь в сладкой улыбке.

— Не уверен, — кривится сутенер, делает очередное усилие, дабы обуздать истинные эмоции, и продолжает речь гораздо спокойнее: — Дитц очень опасен и жесток. Он производит впечатление весельчака, излучает обаяние и не скупится на шутки, но это только фасад, скрывающий неприглядную правду. Он будет смеяться, рассказывая действительно забавную историю, и с тем же искренним смехом пристрелит человека ради забавы. Он умеет расположить любого, без проблем входит в доверие, и вы не заметите, как расскажете ему свои секреты. Естественно, он прекрасный психолог, даже если будете хранить молчание, прочтет историю вашей жизни по жестам и осанке, вроде ничего не значащим мелочам, которые способны поведать многое.

— Типа гадалки? — не удерживаюсь от насмешливого уточнения. — Знаете, мне когда-то предсказали мужа-моряка, только никто не обещал, что суженый окажется конченым садистом и психопатом, тем более, слегка женатым и совсем немного миллиардером.

Андрей великолепно держится, меряет комнату шагами, шествуя взад-вперед. То ли желает обрести покой, то ли вывести меня из состояния равновесия назойливым мельтешением.