— Даже юношеский пыл не застилал мои глаза, — произносит нарочито ленивым тоном, медлит, неожиданно отрывисто добавляет: — Я не вставлял член куда попало. Только в любимых женщин.

Вздрагиваю.

Безотчётно и отчаянно.

Взвиваюсь.

Будто порыв пламени.

Тщетно пробую освободиться из жестокого плена.

— Некоторые из них честно выставляли себя на продажу, некоторые ломали комедию, играли в порядочность, — посмеивается. — Невинные и добродетельные тоже нередко попадались.

Фон Вейганд не позволяет вырваться, держит мёртвой хваткой. Сильнее стискивает руку, сминает пальцы до противного хруста. Вынуждает взвизгнуть, глухо простонать.

— Наивные. Добрые. Очаровательные. Умные. Страстные. Искренние. Прекрасные.

Удар за ударом.

Больно и беспощадно.

Прошивает насквозь ржавыми гвоздями.

— Очень разные, — притягивает ближе, почти вплотную. — Неповторимые, впечатляющие, с идеальными задницами.

Не то хохот, не то рычание.

Содрогаюсь и трепещу.

Ледяной ветер пожирает обжигающее пламя.

— С задницами, на которые не просто стои́́т, — шепчет прямо в рот. — С задницами, на которые сто́ит молиться.

Не ведает милосердия, продлевает агонию.

Уста к устам.

Не целует, лишь прижимается.

Застывает на миг и отворачивается. Бережно собирает соль, запёкшуюся на разгорячённых щеках.

Растягивает мучения до бесконечности, отравленным жалом вонзается в податливое тело, заставляя кровь кипеть.

— Да, я любил, — буквально выплёвывает. — Любил, пока трахал.

Внезапно отстраняется, отпускает на волю.

Он дарит хрупкую иллюзию, разрешает ускользнуть, встрепенуться и оглядеться по сторонам, замереть в нерешительности. Понимает, далеко не убегу. С места не сдвинусь. Не посмею.

А потом возвращает обратно.

Перехватывает запястье, обрывает бабочке крылья.

Грубо и жёстко, не размениваясь на компромиссы.

— Признаю, у меня было много женщин, — криво усмехается. — Неприлично много.

Разворачивает мою ладонь, обнажает шрам. Внимательно рассматривает рваные линии. Склоняется ниже.

— Но все они безликие, — бросает презрительно. — Одинаковые бессмысленные маски, под которыми ничего нет.

Его дыхание опаляет кожу, обращает в горстку пепла, в беззащитный дрожащий сгусток энергии.

Damn. (Проклятье.)

Влажный язык осторожно обводит контуры старой раны, чертит летопись заново.

F*ck. (Еб*ть.)

Острые зубы слегка царапают плоть. Не кусают. Дразнят.

Scheiße. (Дерьмо.)

Пальцы на ногах невольно поджимаются, бёдра сводит сладостная судорога. Повинуясь инстинкту, выгибаю спину.

Однако очень скоро время останавливается, а ощущения безнадёжно меркнут, осыпаются, точно прошлогодняя листва, устилают землю выцветшим золотом.

Монстр взирает на меня в упор.

Глаза в глаза.

Врата захлопнулись.

Шансы на спасение ничтожные.

Из этой ловушки никогда не выбраться. Не потому что трудно или тяжело, а потому что желание отсутствует.

Палач вынимает душу коротким и хлёстким:

— Все они не ты.

Не ты.

Отражается эхом внутри.

Молчу, не в силах разлепить губы.

Понятия не имею, как ответить.

Что, вообще, после такого можно ответить? Где найти фразы, которые не покажутся унылом говном, бредом и банальщиной?

Глядя на фон Вейганда я испытываю только одно желание. Точнее много, самых разных и невероятных, но итог сводится к весьма предсказуемому варианту.

К дикой и неистовой е*ли.

Блин, простите.

Мне стыдно.

Хм, нет, лгу.

Совсем не стыдно.

Ни грамма.

Хочу его.

И ныне, и присно, и во веки веков.

Всегда. Везде. Любого.

Хоть Дьявола. Хоть Бога.

Неловкая пауза воцаряется ненадолго. Ибо мой мужчина отличается поразительной находчивостью.

Он мог бы завалить меня на стол, содрать простынь и, ни в чём себе не отказывая, развлечься без тормозов.

Однако поступает более оригинально.

Затягивается сигарой, тянется за бутылкой. Уверенно наполняет стакан алкоголем, откидывается назад, принимает вальяжную позу.

Зверь всласть позабавился и нагло развалился на диване.

Чёртов ублюдок отдыхает.

Релаксирует гад.

Не страшно.

Исправим.

Глава 15.5

— Между прочим, я тоже не откажусь выпить, — выразительно постукиваю пальцами по пустому бокалу. — И с радостью перекурю.

Фон Вейганд отрицательно качает головой.

— Ты ещё маленькая, — вкрадчиво обламывает.

Ничего не говорю, лишь мстительно щурюсь и стремительно разрабатываю коварный план.

Зря оскорбил, зря нарвался на неприятности.

Наивный бедняга не подозревает, кому перешёл дорогу, с кем так некстати столкнулся в тёмном переулке, против кого покрошил батон в столь мрачный и однозначно недобрый час.

Готовься к бою, жалкий глупец.

Стартуем.

Volle Kraft voraus. (Полный вперёд.)

Трепещи в ожидании жутких издевательств, падай ниц и ползи, униженно умоляй о пощаде, обращайся к грозным небесам.

Индульгенции не светит, даже не надейся.

Кара будет суровой, но справедливой.

Глубокий минет.

Получите, распишитесь.

Соглашусь, бесчеловечно, аж жилы стынут и коленки слабеют, подгибаются, дрожат. Однако никто и не обещал лёгкого избавления. Наоборот, заявлен чистой воды садизм.

Тук-тук.

БДСМ заказывали?

Пора отрабатывать.

От звонка до звонка.

Иначе не умею.

Во всю мощь, не жалея фантазии, не скупясь на запрещённые законом стимуляторы. С энтузиазмом, с огоньком. Чтоб загреметь сразу на несколько пожизненных сроков.

Ни пуха, ни пера.

Поехали.

Деловито поправляю импровизированную тогу, вхожу в образ, воображаю себя развратной Валерией.

Ну, той, которая Мессалина.

Известная распутница. Римская императрица. Прекрасная и восхитительная. Практически такая же крутая как я.

Обольстительно улыбаюсь.

Хоть бы не выглядеть полной идиоткой. Частичной — нормально, сойдёт. Полной — нет, увольте, никогда.

Решительно поднимаюсь, уверенно ступаю вперёд.

Только бы не рухнуть, не растянуться на полу в спонтанном акробатическом трюке. Едва держусь на негнущихся ногах. Корова на льду и то смотрится выигрышнее.

Пара грациозных движений, пара изящных шагов.

Ужас. Позор. Кошмар. Цензурные эпитеты быстро заканчиваются. П*здец. П*здец. П*здец.

Неотвратимо приближаюсь к вожделенному объекту.

…

Белый шум.

Ни единой разумной мысли.

Промедление смерти подобно. Нельзя терять ни секунды. Каждое мгновение на вес золота. Когда ещё подвернётся столь шикарная возможность?

Не сомневайся.

Дерзай.

Приходится приподнять простынь. Не слишком высоко, слегка, исключительно ради удобства.

Не думаю, делаю.

Ныряю под лёд, окунаюсь в очередную авантюру, бросаюсь в зыбкий омут, наплевав на последствия.

К чёрту ремни безопасности.

Не пристёгиваюсь, выжимаю газ до упора.

Выключаю страх. Закрываю глаза, веду отсчёт по гулким ударам пульса во взмокших висках.

Да.

О, да.

Я действительно делаю это.