Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия - Страница 145

Покажи мне истерику на грани помешательства.

Вспышка.

Покажи мне непоколебимую веру в лучшее.

Вспышка.

— Не осмелишься бунтовать, — обещает сладко, смакует каждую фразу. — Вылижешь мой член. Вылижешь пол под ногами. Вылижешь всё, что я прикажу.

Покажи мне похвальную покорность.

Вспышка.

Покажи мне рабское смирение.

Вспышка.

— Ты будешь тем, чем я скажу, — бьёт словами наотмашь. — Не человеком, не животным. Вещью.

Покажи мне отчаяние.

Вспышка.

Покажи мне надежду.

Вспышка.

Перенесёмся в то золотое время, когда я на полном серьёзе уверена, что фон Вейганд обычный шеф-монтажник, рядовой немецкий трудяга.

Я больше не выписываю незнакомые слова в пухлую тетрадку. Я мечтаю день и ночь.

Перестаю прилежно зубрить новые термины. Плюю на работу. Перевожу текст через пень-колоду, лишь бы от меня отвязались. На автомате набираю документ, забрасываю ногу на ногу, закрываю глаза и отдаюсь преступным грёзам о жёстком сексе. Сжимаю бёдра. Крепко и резко. Ритмично. В такт воображаемым толчкам.

О да.

Да. Да. Да.

Да, бл***.

Каюсь. Грешна. Занимаюсь непотребством прямо в офисе по планированию проектов. Теряю остатки стыда и совести.

Кстати, в реале женщины не дрочат как в порно. Не натирают клитор до мозолей, не вопят, эротично округляя губы.

Между прочим, женщины, вообще, не дрочат. Они же воздушные создания, а не какие-нибудь жалкие забулдыги. Не примитивные мужики, короче.

Перенесёмся в родовой особняк Валленбергов. В промозглую затхлость подземелья. В жуткую камеру, куда по наивности я сама себя отправила.

Наивная идиотка опять нарывается на летальные последствия.

Покажи мне мою нацистскую фантазию.

Вспышка.

Покажи мне моё искажённое отражение.

Вспышка.

Покажи мне мою проклятую любовь.

Вспышка.

Перенесёмся в летнюю прохладу, воцарившуюся сразу после грозы. Перенесёмся в ту пору, когда я последний год хожу в садик. Перенесёмся под капли бесконечного дождя.

У бабушки большой зонт, у меня маленький. Чувствую себя очень самостоятельной.

Мои ноги заляпаны грязью. Меня тянет топать именно по лужам. Глупый протест или забава. Точно не припомню. Так хорошо, так свободно. Хочется улыбаться.

Представляю нечто очень любопытное. Представляю, как за мной наблюдают со стороны. Незримо, но ощутимо. Отслеживают каждый шаг, придирчиво изучают, ни на миг не отпускают.

Странно? Дико? Не важно.

Оглядываюсь назад. Жадно ищу глазами невидимую тень.

Жду. Замираю в ожидании.

На уровне инстинкта. На уровне подсознания.

Перенесёмся в мой дом. В роскошный многоэтажный особняк, больше смахивающий на музей, чем на тихую семейную обитель. Перенесёмся туда, где счастье сливается с горем, где смех перемежается со слезами, где безумная любовь обращается в не менее безумную ненависть. Перенесёмся в огненную геенну, ведь именно там я круг за кругом исследую персональный ад.

Истошные вопли сводят с ума.

Хочется убрать звук, но пульт отброшен слишком далеко, не дотянуться.

Посвист лезвий доводит до нервной дрожи.

Хочется лишиться слуха, но не получается.

Немое «нет» пеплом оседает на моих потрескавшихся губах. Язык намертво припаян к нёбу, из горла больше не вырывается ни единого звука.

Покажи мне абсолютное неверие в реальность происходящего.

Вспышка.

Покажи мне синдром отмены.

Вспышка.

Сжимаю золотой крестик в леденеющих ладонях. Сжимаю с диким отчаянием, сжимаю с безотчётной надеждой. Сжимаю так, что металл впивается в податливую плоть и царапает кожу до крови. Старый шрам опять обнажён, выставлен на всеобщее обозрение.

Покажи мне тщетное отрицание очевидного.

Вспышка.

Покажи мне одержимость.

Вспышка.

Погибаю.

Лишаюсь души, лишаюсь религии.

Без права на прощение. Без права на искупление.

Моя душа распята, ржавыми гвоздями прибита к позорному столбу. Мои крылья объяты пламенем, запятнаны кровью.

Теперь. Уже. Навсегда.

Прости меня, мама.

Прости меня, Господи.

Мы. Запятнаны. Кровью.

Покажи мне боль.

Вспышка.

Покажи мне смерть.

Вспышка.

Покажи мне то, что происходит с человеком, когда у него вырывают сердце.

Вспышка.

Покажи мне то, что невозможно простить.

Вспышка.

Покажи мне правду.

…

Покурим?

Прости меня, Чак.

За наглый плагиат, точнее, за наглое подражание. За столь явный и неуклюжий, ничем не прикрытый пиар тоже искренне извиняюсь.

Вдруг и меня когда-нибудь так отрекламируют, что мало не покажется. Почему бы нет? Разрешаю. Конечно, с указанием источника вдохновения.

В случае чего, подписывайте просто и со вкусом, без всякого официоза — её величество госпожа Лора Подольская.

Признаю, меня нелегко понять. Особенно в минуты откровенности. Особенно когда я не хочу, чтобы меня понимали.

Впрочем, чтобы любить, совсем не обязательно понимать целиком и полностью. Иногда лучше сохранить интригу. Определённые полутона, туманные намёки. Многослойный подтекст неизменно играет на пользу дела.

Мало кого интересуют обычные комнаты. Но каждому хочется попасть под замок. Туда, где сокрыты жуткие тайны. Миновать преграды, преодолеть испытания. Вырвать победу в последний момент.

Мало кто жаждет заполучить то, что и так подадут на блюдечке с голубой каёмочкой. Но всякий мечтает об эксклюзиве, который доступен только избранным. О заветном VIP и запредельном Limited Edition, о единственном на свете экземпляре.

Помните, вы взяли меня за руку?

Помните, я предупреждала о крутых виражах?

Помните, была последняя возможность отказаться?

Так вот — уже поздно.

Welcome to my world, ladies & gents. (Добро пожаловать в мой мир, дамы и господа)

Яркий, чудесный, сверкающий. Причудливо сотканный меж светом и тенью, сотворённый на пугающем контрасте праведности и порочности. Притягательный, завораживающий. Хрупкий будто фарфор. Иллюзорный, пластмассовый. Изменчивый точно хамелеон, искрящийся мириадами ядовитых красок. Губительный и манящий, спонтанный всплеск разнокалиберных эмоций, запечатлённый в настоящем.

The world of my dreams. (Мир моих грёз.)

Осторожно — зона турбулентности.

The point of no return. (Точка невозврата.)

Вязкую черноту рассекают бордовые всполохи. Боль обжигает глаза, выжигает отметины калёным железом, обдаёт вечной мерзлотой и опаляет немилосердным жаром, медленно закручивает внутренности в тугую воронку. Солоновато-медный привкус застывает на обветренных, потрескавшихся губах тет-а-тет с полынной горечью.

Буде гаряче. (Будет горячо.)

Поздно бежать, возвращаться в прошлое, выбирать иной путь. Поздно молить судьбу о прощении, исправлять ошибки, искупать вину.

Поздно раскаиваться в сознательном решении.

Ибо всему своё время.

Zeit zu leben und Zeit zu sterben. (Время жить и время умирать.)

Разве посмеет человек спорить с Екклесиастом?

Едва ли.

Нервы сдают. Пальцы мелко подрагивают, крепче сжимают равнодушный металл.

Всего одно движение. Всего лишь миг. Ничтожная доля секунды.

Спустить курок, повернуть ручку двери. Вкусить запретный плод, открыть козырные тузы. Наконец-то обнажить самое главное.

То самое…

Where the truth lies. (Где скрывается правда.)

…где правда.

Так много и так мало.

Будто эхом, чётко по нервам. Вынуждает содрогнуться, рухнуть на колени, захлебнуться отчаянным криком.

Так резко и так жёстко.

Словно молотом, точно по рёбрам. Ломая кости, сокрушая волю, лишая остатков призрачного контроля.

Жаждешь испить чашу до дна? Получай сполна.

Жизнь — далеко не театр. И даже не кино. Жизнь — рулетка, которую не зря прозвали «чёртово колесо».

Подумай дважды. Не помогло — думай опять. Снова и снова. Вдруг поможет? Не торопись, не спеши, не лезь на рожон.

Правда редко бывает приятной.