Унесенные ветром - Митчелл Маргарет - Страница 72

Всякий раз, как капитан Батлер появлялся в Атланте, все женское население города приходило в волнение — и не только потому, что имя этого человека было овеяно романтическим ореолом отчаянно-дерзких прорывов блокады — ему сопутствовал еще и острый привкус чего-то дурного и запретного. Ведь об этом человеке шла такая плохая слава. И репутация его становилась день ото дня все хуже, стоило городским кумушкам лишний раз посплетничать о нем, а сам он делался при этом все притягательнее в глазах молоденьких девушек. А так как большинство из них были еще весьма невинны, им сообщалось только, что «этот человек очень нечистоплотен в своих отношениях с женщинами», но как проявляет он эту свою «нечистоплотность» на деле, оставалось для них тайной. Слышали они и такие, тоже шепотом сказанные слова: «Ни одна девушка не может чувствовать себя с ним в безопасности». И при этом казалось крайне удивительным, что человек с такой репутацией ни разу с тех пор, как он стал появляться в Атланте, не попытался хотя бы поцеловать руку у какой-нибудь незамужней особы женского пола. Впрочем, это делало его лишь еще более загадочным и притягательным.

Он становился самой популярной личностью в Атланте — не считая, конечно, героев войны. Теперь уже всем и во всех подробностях было известно, как его исключили из Вест-Пойнта за попойки и за «что-то, связанное с женщинами». Чудовищно скандальная история с чарльстонской девицей, которую он скомпрометировал, и с ее братом, которого он застрелил на дуэли, давно стала всеобщим достоянием. Из переписки с чарльстонскими друзьями и знакомыми были почерпнуты новые факты: выяснилось, что его отец, очаровательный старый джентльмен — человек железного характера и несгибаемой воли, — выгнал его из дома без гроша в кармане, когда ему едва сравнялось двадцать лет, и даже вычеркнул его имя из семейного молитвенника. После чего во время золотой лихорадки 1849 года блудный сын отправился в Калифорнию, затем побывал в Южной Америке и на Кубе, где, по слухам, занимался делами какого-то весьма сомнительного свойства. Были на его счету и драки из-за женщин, и несколько дуэлей, и связи с мятежниками в Центральной Америке, но самую печальную славу снискал он себе в Атланте, когда там распространился слух, что он к тому же профессиональный игрок.

Во всей Джорджии едва ли нашлась бы такая семья, в которой хотя бы один из ее мужских представителей или родственников не играл бы в азартные игры, спуская состояния, дома, землю, рабов. Но это совсем иное дело. Можно довести себя игрой до полной нищеты и остаться джентльменом, а профессиональный игрок — всегда, при всех обстоятельствах — изгой.

И не переверни война все представления вверх тормашками и не нуждайся правительство Конфедерации в услугах капитана Батлера, никто в Атланте не пустил бы его к себе на порог. А теперь даже самые чопорные блюстители нравов чувствовали: если они хотят быть патриотами, следует проявлять большую терпимость. Люди наиболее сентиментальные высказывали предположение, что паршивая овца, отбившаяся от батлеровского стада, устыдясь своей непутевой жизни, раскаялась и делает попытку загладить прежние грехи. И особенно женщины считали своим долгом поддерживать эту точку зрения о столь неустрашимом контрабандисте. Теперь уже все понимали: судьбу Конфедерации решает не только отвага солдат на поле боя, но и умение контрабандистских судов ускользать от флота янки.

Капитан Батлер пользовался славой лучшего лоцмана на всем Юге — дерзкого, бесстрашного, с железными нервами. Уроженец Чарльстона, он знал каждый залив, каждую отмель и каждый риф на всем побережье штата Каролина по ту и по другую сторону от чарльстонского порта и в такой же мере чувствовал себя как дома и в водах уилмингтонского порта. Он не потерял ни одного корабля и ни разу не выбросил за борт свой груз. В первые дни войны он возник неизвестно откуда с достаточной суммой денег в кармане, чтобы купить небольшое быстроходное судно, а теперь, когда контрабандные товары приносили две тысячи процентов дохода с каждого груза, капитану Батлеру принадлежало уже четыре судна. У него были искусные лоцманы, и он им щедро платил, и темной ночью, выскользнув из чарльстонского или уилмингтонского порта, они везли хлопок в Нассау, в Англию, в Канаду. Текстильные фабрики Англии простаивали, рабочие-текстильщики мерли с голоду, и каждый контрабандист, которому удавалось обвести вокруг пальца флот северян, мог назначать свои цены на ливерпульском рынке. А судам капитана Батлера в равной мере сопутствовала удача — и когда они вывозили из Конфедерации хлопок, и когда ввозили оружие, в котором Юг испытывал отчаянную нужду. И понятно, что женщины Юга должны были забыть и простить такому храбрецу многие прегрешения!

При встречах с ним люди оборачивались — его эффектная внешность привлекала к себе внимание. Одевался он элегантно и всегда по последней моде, ездил на норовистом вороном жеребце и сорил деньгами направо и налево. Военные мундиры конфедератов к тому времени сильно поистрепались, да и штатская одежда, даже та, что приберегалась для парадных случаев, носила следы искусной починки и штопки, и капитан Батлер не мог не быть заметной фигурой на этом фоне. У Скарлетт не раз мелькала мысль, что ни на ком не видала она еще таких элегантных брюк, как на капитане Батлере, — светло-коричневых, в черную и белую клеточку. Неописуемо красивы были и его жилеты, особенно один — белый, муаровый, расшитый крошечными розовыми бутончиками. И носил он эти роскошные одеяния с такой элегантной небрежностью, словно не отдавал себе отчета в их великолепии.

Мало кто из дам мог устоять против его чар, когда он давал себе труд пускать их в ход, и кончилось тем, что даже миссис Мерриуэзер сложила оружие и пригласила Ретта Батлера в воскресенье на обед.

Мейбелл Мерриуэзер намерена была обвенчаться со своим маленьким зуавом, как только он приедет домой на очередную побывку, и всякий раз при мысли об этом из глаз ее начинали обильно струиться слезы, ибо она не желала венчаться иначе как в белом атласном платье, а белого атласа невозможно было достать нигде во всех Южных штатах, и даже одолжить у кого-нибудь из подруг такое платье Мейбелл не могла, ибо все подвенечные уборы давно пошли на боевые стяги. Тщетны были патриотические укоризны миссис Мерриуэзер, утверждавшей, что домотканое подвенечное платье — наиболее приличествующий невесте конфедерата туалет. Мейбелл хотела атласное. Она готова была — и даже горделиво и с охотой — отказаться от шпилек для волос, и пуговиц, и нарядных туфелек, и от чая, и от конфет во имя Правого Дела, но венчаться она хотела в атласном платье.

Узнав об этом от Мелани, Ретт Батлер привез из Англии несметное количество ярдов блестящего белого атласа и кружевную подвенечную вуаль и преподнес все это Мейбелл в качестве свадебного подарка. И сделал он это в такой форме, что ни о какой оплате невозможно было даже заикнуться. Мейбелл пришла в неописуемый восторг и едва не чмокнула капитана Батлера в щеку. Миссис Мерриуэзер понимала, что делать такой ценный подарок — тем более в форме материи на платье — вещь крайне неприличная, но когда Ретт Батлер в самых высокопарных выражениях стал заверять ее, что ни одно одеяние на свете недостаточно хорошо для невесты воина-героя, она не сумела найти слов для отказа. Тогда она пригласила дарителя на обед, полагая, что такая уступка с ее стороны с лихвой покрывает стоимость подарка.

Капитан же Батлер не только подарил Мейбелл атлас на платье, но еще снабдил ее весьма ценными указаниями по части подвенечного наряда. Оказывается, в Париже в этом сезоне вошли в моду очень пышные кринолины, а юбки стали короче. Их уже не украшают оборочками, а собирают ниспадающими фестонами, из-под которых выглядывают обшитые тесьмой нижние юбки. Он сообщил также, что совсем не видел на улицах панталон, и сделал вывод, что их уже «не носят». Впоследствии миссис Мерриуэзер говорила миссис Элсинг, что, позволь она ему распространяться на эту тему дальше, он, пожалуй, доложил бы ей во всех подробностях, какое у парижанок нижнее белье.