Два дня и три ночи - Маклин Алистер - Страница 60

Дед Артур, мой постоянный партнер по труппе, сделав шаг вперед, с чувством воскликнул:

– Вы с ума сошли, Кэлверт! Она же убьет вас! Она же – одна из них…

Темные глаза актрисы – не подберу другого сравнения – остановились. Это были глаза женщины, которая в одну минуту теряла все самое дорогое в своей жизни, а может, и саму жизнь. Ее палец на спусковом крючке дрогнул, ладонь постепенно расслабилась, пистолет выпал с громким стуком, который стократно отозвался эхом в самых дальних уголках грота. Я бережно взял даму за левую руку.

– Ну что ж, – обратился я к залу с финальной репликой, – мадам Ставракис не справилась с порученным ей ответственным заданием. Придется кому-нибудь другому…

Мои слова заглушил крик боли, который вырвался у Шарлотты, ударившейся ногами о высокий порог рубки, куда я неожиданно и довольно грубо втолкнул ее. Но заботиться об эстетике сценического движения уже не было возможности – спектакль подошел к концу. Хатчисон был в буквальном смысле слова «на подхвате»: он подхватил Шарлотту и втащил ее внутрь. В следующую секунду я бросился за ними со скоростью регбиста, выскальзывающего из двенадцати цепляющихся за него рук в двух метрах от заветных ворот. Это был абсолютный мировой рекорд скорости на ультракоротких дистанциях… Но дед Артур оказался быстрее. Он юркнул в рубку с проворностью ящерицы, спасающейся от сачка юного зоолога. Все-таки инстинкт самосохранения – великая вещь, особенно когда вот-вот начнут стрелять по мишеням, а в качестве мишени на этот раз выступаете именно вы.

И вдруг торжественно, стократно усиленный акустикой грота, как будто сам Бог гор решил вмешаться в наш спор, прозвучал голос:

– Остановитесь! Не стреляйте! Иначе вы погибнете! Посмотрите по сторонам!

Поднявшись на колени, я выглянул в иллюминатор, потом вышел на палубу и наклонился за своим автоматом. Наверное, это был самый глупый и смешной жест за всю мою глупую и смешную жизнь, поскольку если чего-то в этот момент в гроте было с избытком, так это именно автоматов. Их было двенадцать. Их держали двенадцать пар рук, самых надежных, самых сильных и самых уверенных в своей правоте и непобедимости рук, которые только можно себе представить. Двенадцать молодых десантников, двенадцать отличных парней стояли полукругом в глубине дока. Они были спокойны и решительны. Их сапоги, черно-серые костюмы и шерстяные береты были аккуратны и подогнаны как для парада. Это и был парад. Парад мужества и торжества справедливости.

– Руки вверх! Бросить оружие! – приказал один из десантников, с виду ничем не отличавшийся от остальных.

«Ну вот и все», – подумал я с облегчением.

– Не делайте глупостей! Бросьте оружие и не двигайтесь! – гремели не терпящие возражений приказы. – Мои люди открывают огонь при малейшей провокации, а стреляют они слишком хорошо, чтобы ранить или калечить.

Я не восприимчив к гипнозу. Но этот голос загипнотизировал меня. Пиратов, судя по всему, тоже: оружие с грохотом падало на палубу.

– Руки за голову!

Все выполнили приказ, кроме двоих – меня и Лаворского.

Но эти ребята были тренированы разносторонне. Ни единого слова, ни единого жеста, только ближайший к Лаворскому автоматчик неслышно приблизился и сделал почти незаметное движение прикладом. Когда Лаворский поднялся, его лицо было в крови, и мне показалось, что я вижу дыру в том месте, где раньше были зубы. Но он не вытирал кровь. Руки были заняты, поскольку теперь Лаворский держал их за головой.

– Мистер Кэлверт? – уточнил главный десантник, открыто глядя мне в глаза. Я давно не встречал такого уверенного и то же время такого доброго взгляда.

– Да, это я.

– Лейтенант Рейли. Морской десант.

– Замок?

– Полностью в наших руках.

– «Шангри-Ла»?

– Также.

– Узники?

– Двое моих людей отправились освободить их.

– Сколько часовых вы там держите? – спросил я Стикса.

Капитан презрительно сплюнул на палубу. Человек, который только что позаботился о Лаворском, шевельнул прикладом.

– Там двое, – поспешно ответил Стикс.

– Достаточно ли двоих ваших людей, лейтенант? – спросил я.

– Я надеюсь, часовые будут не настолько глупы, чтобы оказывать сопротивление, мистер Кэлверт.

В этот момент со стороны подземелья донесся звук короткой автоматной очереди. Рейли пожал плечами:

– Ну что ж, значит, они уже никогда не поумнеют. Робинсон, прошу вас, пойдите туда и займитесь дверью. Сержант Эванс, расположите этих людей, – он кивнул в сторону застывших от ужаса пиратов, – в шахматном порядке: первая шеренга сидит, вторая стоит.

Эванс расставил пиратов у стены. Теперь, уже не рискуя попасть под перекрестный огонь, мы вышли на пристань. Я провел ритуал представления деда Артура лейтенанту Рейли. Если бы кроме стойки «смирно» существовала еще и «очень смирно», то поза, какую принял лейтенант, наверное, именовалась бы «чрезвычайно смирно». Впрочем, при этом он совсем не выглядел смиренным агнцем.

Дед сиял, дед лучился счастьем, дед был на вершине блаженства.

– Замечательно, мой мальчик! – обратился он к Рейли. – Замечательно! Советую вам внимательно изучить ближайший приказ о награждениях. Вы найдете там кое-что интересное. А это что? Кажется, я вижу наших друзей!

В группе, которая появилась на ведущей из замка лестнице, не наблюдалось единства. Четверо незнакомцев, идущих впереди, были чем-то слегка расстроены (перспектива длительного тюремного заключения всегда наводит на лирические мысли), это были люди Стикса. За ними шли сэр Антони и лорд Чарнли, сопровождаемые четверкой бесстрастных десантников. Замыкали процессию лорд Кирксайд и его дочь Сьюзан.

Судя по выражению лиц, никто, кроме четверки десантников, еще не сориентировался в происходящем.

– Мой дорогой Кирксайд! Мой дорогой друг! – вскричал дед Артур, бросаясь на все еще ничего не понимающего хозяина замка. – Я счастлив, что вы живы и здоровы. Теперь все будет хорошо.

– Что происходит? – спросил лорд. – Как это… Неужели вы… вы их схватили? Всех?.. А где мой сын? Где Роллинс? Они живы? Что это?

В глубине замка раздался приглушенный взрыв. Дед Артур вопросительно взглянул на Рейли.

– Небольшая пластиковая бомба, адмирал.

– Великолепно! Вы необычайно предусмотрительны, Рейли.

Я подумал, что, при всем моем уважении к лейтенанту, его предусмотрительность на сто процентов зависела от предусмотрительности другого человека. Некоего Кэлверта. Но сейчас дед Артур был не в состоянии помнить о таких малозначительных подробностях. Он упивался ролью спасителя-освободителя. Короче говоря, дед Артур вполне чувствовал себя королем Артуром.

– Через минуту, Кирксайд, вы сможете обнять своих близких. Теперь они в полной безопасности.

С этими словами он направился к скалистой стене, где среди пиратов с побелевшими сплетенными на затылке пальцами стоял Ставракис. Дед взял его за плечи, повернул к нам лицом и, заставив опустить руки, изобразил рукопожатие, причем тряс его правую руку так сильно, что окружающие, наверное, не могли понять, то ли это – полная реабилитация, то ли – начало следственных пыток.

– Ваше место не здесь, мой дорогой Тони! – патетически провозгласил дед. Чувствовалось, что настал его звездный час. – Пойдемте со мной.

Он подвел Ставракиса к Кирксайду и Сьюзан.

– Страшно подумать, сколько пришлось вам пережить. Это был настоящий кошмар. Но ничего, Тони, теперь он рассеялся.

– Но как же… Но ведь я… – голос Ставракиса дрожал, глаза наполнились влагой, и все вдруг увидели, что он уже совсем старик.

– Я все знаю, дорогой мой Антони. Я знаю даже то, что будет сюрпризом для вас, – таинственно поведал командир, взглянув на часы. – Ваша жена, сэр Ставракис, три часа назад спустилась по трапу самолета «Ницца – Лондон». Естественно, я имею в виду вашу первую и единственную жену – Мадлен. Сейчас она в лондонской клинике, и ее состояние не вызывает опасений.

– Что это значит… Вы понимаете, что говорите… Моя Мадлен!