Два дня и три ночи - Маклин Алистер - Страница 1

Алистер Маклин

ДВА ДНЯ И ТРИ НОЧИ

«Кольт» – солидная фирма. Во всяком случае, ее продукция пользуется устойчивым спросом на всех шести континентах, включая Антарктиду. И хотя статистические справочники не сообщают о частоте применения кольтов на Земле Франца Иосифа или островах Зеленого Мыса, тот факт, что за последние сто лет конструкция этого револьвера совершенно не изменилась, говорит сам за себя: очевидно, его тактико-технические данные удовлетворяют клиентов. Причем жалоб не поступает ни от тех, кто покупает кольты, ни от истинных пользователей.

Если когда-нибудь вам придется выбирать между кольтом и его конкурентами – не задумывайтесь. Только заносчивый болван или напыщенный сноб может предпочесть маузер или люгер, поскольку их пули (большая начальная скорость, маленький калибр и стальная оболочка) легко проходят насквозь и улетают куда-то далеко, оставляя после себя в теле небольшое, часто безопасное отверстие. То ли дело кольт. Его большая свинцовая пуля, попадая в цель и расплющиваясь, превращается в бесформенный кусок металла, безжалостно разрывающий мышцы, кости или, к примеру, кишечник.

Короче говоря, человек, подставивший свое правое бедро пуле из кольта, обычно не слишком заботится о том, насколько эстетично выглядело со стороны его падение и не рассчитывает в случае, если это падение было достаточно грациозным, сорвать аплодисменты зрителей, когда таковые имеются. Скорее всего, вместо этого такой человек будет первое время лежать без сознания, а впоследствии пожалеет, что очнулся, поскольку, имея дело с полностью раздробленной бедренной костью, хирургу придется спасать его жизнь путем ампутации.

Такое развитие событий вряд ли покажется радостным даже самому закоренелому мазохисту.

Впрочем, я и не радовался. Для этого было, по крайней мере, две причины: во-первых, я не мазохист, а во-вторых, кольт был направлен прямехонько в мое бедро.

Теперь, если я уже достаточно рассказал вам о достоинствах кольта, стоит, пожалуй, отметить и его недостатки. Вернее, единственный недостаток: его полуавтоматический механизм требует безошибочного и даже жестокого обращения. Это револьвер для настоящих мужчин. Если на спуск нажимает неуверенная или слабая рука, выстрел даже с близкого расстояния может оказаться неточным.

Хотя, конечно, в данном случае этот вариант отпадал.

Рука, держащая направленный на меня револьвер, легко, но уверенно опиралась на поверхность столика радиста и была абсолютно неподвижна. Она не могла дрогнуть. Она была из камня. Я четко видел это, хотя в радиорубке, куда я секунду назад вломился, было темно, а свет, растекавшийся из-под колпака настольной лампы по облупившемуся лаку стола, освещал только кисть руки с кольтом и не позволял рассмотреть ее владельца.

И все же по сверхъестественной неподвижности застывшей у стены фигуры я понял: шансов у меня больше не осталось. У хозяина кольта, судя по всему, были не только каменные руки, но и железные нервы. Он сидел в полумраке бесстрастно, свободно, без напряжения, его голова была чуть повернута набок, а неподвижные (в дополнение к камню и металлу стеклянные) глаза иронично поблескивали из-под козырька фуражки.

Я снова взглянул на направленный в мое правое бедро неподвижный кольт. Угол его наклона не изменился ни на одну тысячную градуса. Только палец на спусковом крючке, мне показалось, дрогнул. Я инстинктивно напряг мышцы, ожидая выстрела и удара пули. В таких случаях это неплохой способ защиты. Еще эффективнее было бы заслониться газетой. Какого черта в свое время никто не посоветовал полковнику Самуэлю Кольту осчастливить человечество усовершенствованием других необходимых вещей, ну хотя бы – застежек для бюстгальтеров!

Глубокие тени пролегли по его щекам, лбу и губам и не позволяли разглядеть лицо. Надеюсь, кроме гримасы кровожадного восторга, оно выражало и другие, более гуманные чувства. Например, любовь к детям. Впрочем, я давно уже не ребенок.

Очень спокойно, очень, очень медленно я поднял руки до уровня плеч, демонстративно выставил ладони вперед и даже слегка раздвинул пальцы. Если все же у владельца кольта слабые нервы, я бы не хотел, чтобы он заподозрил меня в попытке оказать сопротивление. Но неподвижная рука и немигающий взгляд напомнили мне, что нервы у него из какого-то особо прочного металла. Возможно, из титана. Да и о каком сопротивлении могла идти речь. Все преимущества были на его стороне: моя фигура, словно мишень в тире, контрастно рисовалась в проеме открытой двери на фоне мутно-красных отсветов заката в северо-западной части горизонта, а его левая рука касалась колпака лампы, так что уже через секунду, повернув колпак, он мог ослепить меня. Но главное – это ведь не я, а он держал в руке кольт. Нет, в этой ситуации я не собирался сопротивляться. В конце концов, мне платят деньги за риск и даже за презрение к опасности, а вовсе не за то, чтобы я играл роль неврастеника с суицидальными наклонностями.

Я поднял руки еще выше. Надеюсь, это выглядело достаточно миролюбиво. Я придал лицу выражение самой уничиженной покорности. Надеюсь, и это выглядело естественно. Человек с кольтом все еще оставался неподвижен. Только убийственно сверкали его белые зубы (наверное, из мрамора, впрочем, мрамор так не блестит) и немигающие глаза. Эта улыбка, этот издевательский наклон головы, эта ироническая поза… Его неподвижное молчание могло означать только одно – смертный приговор. Я почти физически ощущал, как смерть входит в эту тесную комнатушку, и, самое обидное, у меня не было никакой возможности подсказать ей, кого из нас двоих правильнее выбрать в качестве добычи.

– Здесь какое-то недоразумение, – проблеял я. – Я не враг. Нам нужно поговорить…

Звуки с трудом протискивались из моего горла, а пересохшие губы и язык лишали возможности нормально артикулировать. И все же мое обращение, судя по всему, не вызвало у него отрицательных эмоций – он все еще не выстрелил. Но и не изменил позы. Это было страшно.

Я выдавил из себя что-то еще, стараясь быть максимально мирным и ласковым. Я пытался разжалобить его, задобрить, заинтересовать или что-нибудь в этом роде. Лишь бы остаться в живых. В какой-то момент мне показалось, что количество высказанных глупостей можно попытаться перевести в качество, и я кивнул в сторону табурета, стоящего у стола:

– У меня был трудный день… Разрешите, я сяду? Давайте обсудим все трезво. Вы можете не беспокоиться. Я буду все время держать руки вверх. Вот так. Ладно?

Реакция – абсолютный ноль. Мраморные зубы, стеклянные глаза и металлический кольт в каменной ладони. Я почувствовал, как от отчаяния и ярости мои пальцы начинают сжиматься в кулаки, и тут же, спохватившись, растопырил их.

Удерживая на лице подобострастную улыбку, я стал перемещаться к табурету, не спуская глаз с противника. От идиотской гримасы заныли щеки, занемели поднятые руки. Это были не слишком приятные ощущения, но сейчас я мог бы дать клятву застыть в этой ритуальной позе до конца жизни. Хотя, возможно, так и случится. Кольт убивает быка с расстояния пятьдесят метров. Что останется от моего бедра? Надо постараться думать о чем-нибудь другом. Бесполезно. У меня всего лишь две ноги, и обе мне очень дороги.

Они обе были все еще целы, когда я добрался до табурета и пристроился на нем с высоко поднятыми вверх руками. Вдруг мне захотелось вздохнуть. Оказалось, что уже достаточно долгое время я вообще не дышу. Просто не было возможности об этом подумать. Думалось скорее о пулях, кровотечениях и прочих маленьких земных радостях, сильно действующих на воображение.

Кольт еще не успел отреагировать на мое перемещение. Его ствол не последовал за мной, когда я передвигался по радиорубке, и все еще самоуверенно целился в то место, где я был несколько секунд назад.

Одним броском я рванулся по направлению к ненавистной руке. Но мой бросок не был достаточно молниеносным. Все равно это не имело смысла. Я уже знал, то можно было врезать ему без такой спешки. А можно было бы и вообще не бить. Однако мне не удалось вырвать кольт из его руки, которая при прикосновении действительно показалась каменной, разве что – гораздо холоднее камня.