Меч и плеть (СИ) - Колесник Андрей Александрович - Страница 59

Он сосредоточился, позволяя незримому сиянию выйти за пределы комнаты, растечься по коридорам и лестницам дома, залечь на стенах и между половицами. И почувствовал, как в его лучи попадают новые и новые камни. Не все из них можно было использовать, не все отзывались. Но ощутить Виз мог каждый из самоцветов в этом доме. От лежащих в закованных медью сундуках огнистых опалов и бирюзы, до нитки жемчуга на шее хозяйской жены, отчитывающей служанку на втором этаже. Все это светилось и переливалось, играя в сиянии Королевского камня, доступное внутреннему взору Виза.

— О, я вижу, ты прозрел, — хищно усмехнулся Кривонос. — Да, мальчик мой. Сила белого янтаря, это истинная власть, о которой твои современники могут только мечтать. Теперь, я готов ответить на интересующие тебя вопросы.

Столица кипела, как переполненный похлебкой котел. Наступил долгожданный праздник, один из главных в году. Тридцать второй день рождения короля Бестигвальда Элберта из династии Марвиэль. На отмытых от грязи мостовых весело стучали копыта и тарахтели колеса экипажей, поспешающих уладить к началу празднования свои дела нобилей и купцов. Каждый житель столицы знал, что королевские именины это тот главный повод, что собирает в их городе цвет дворянского общества, со всего королевства.

Лорды и их леди, королевский двор, поместное дворянство — на каждом особняке вывешивались праздничные стяги с бережно хранимыми родовыми знаменами и обязательным королевским флагом. Здесь фантазия владельцев знала лишь одну преграду — состояние их кошельков. Львы Марвиэля встречали гостей повсюду, обитая над каждой аркой, под окнами и балконами, на стенах и карнизах. Золотые на сине-алом фоне, шелково-коричневые, красные, сабельно-серые, улыбающиеся, стоящие на задних лапах, лежащие, скалящиеся. Лев шагал по столице, царственно распушив тканую гриву и поглядывая на суетящееся у его ног человечество.

Обычно в это время владельцы постоялых дворов, гостиниц, трактиров, борделей и магазинов потирали руки, едва успевая считать прибыли. Но на сей раз, все было не столь радужно. С востока грозил враг, еще совсем недавно бывший другом. Вторгнувшееся войско Вольных бесчинствовало, вырезая дворянские семьи и предавая огню целые городки. Гостей из охваченных войной краев в этом году было много. Правда, все больше сбежавших из домов мещан. Особых выручек от них ждать не приходилось. Дворян было куда меньше, и приезжали они, вовсе не праздновать. Этими двигало беспокойство за свое имущество. В течение всей предпраздничной недели к казначею Дереку Герею и распорядителю протокола Тео Бойлу выстраивались длиннейшие очереди страдальцев.

«Велонский вопрос» стал главной темой, волнующей гостей и жителей столицы. Он обсуждался в очередях, на рынках, в трактирах, в салонах. Пересказывались подробности, смаковались, обрастая плотью небылиц, детали. За всей словесной мишурой угадывался скрытый вопрос, задаваемый в сотне разных форм. Что предпримет король и опоры его трона?

Это затаенное, почти детское любопытство в день праздника привело к площади не меньше людей, чем традиционное желание узреть перед собой живое чудо. Волю Прародителя, текущую в голубых венах.

… Королевская площадь, величественным кругом вписывалась в центр города. Первыми гостей приветствовали шесть обелисков. На серо-черных остриях в вершине трепетали вымпелы королевских вассалов. Золотая башня Дрейнов. Серебряные мечи Клеархов. Черный щит Логвеллов. Фиолетовая звезда Стиаридов. Играющая лань Фолкенов. Взгляды людей находили эти знакомые с детства символы, вьющиеся в свинцовом, бессолнечном небе, и натыкались на шестой обелиск. Пустой. Он, третий справа, сливался с промозглой сыростью осеннего дня, нарушая привычную гармонию. Многие, глянув, суеверно отводили глаза, чтобы торопливо прошептать молитву Прародителю. Не попусти беды, Отец Небесный.

За обелисками, людям представал в своем богатстве сам королевский дворец и главная его часть. Галерея четвертого этажа, увенчанная полукруглым балконом, под которыми реяли прямоугольные ало-синие полотна. Там, на алом бархатном возвышении стоял золотой трон. Церемониальный атрибут, равный по возрасту королевской династии. Высокая и широкая спинка в виде львиной головы, с похожей на острые лучи звезды гривой. Каждая шерстинка, каждая черточка на звериной морде была отчетливо различима. Сиденье, ужасно неудобное, но невероятно эффектное было исполнено в форме раскрытой лапы с притупленными когтями, расположенными так, чтобы монарх мог сидеть в позе, предписанной протоколом — плотно прижавшись к спинке и чуть расставив ноги. Позади трона, в ложе на балконе расположились придворные и семьи лордов. С задних рядов площади их лиц разобрать было невозможно, только яркие разноцветные наряды, превращающие балкон в цветочную клумбу. Мелькал синий бархат Дрейнов, атласные платья дворянских жен и дочерей. Отдельное место установили для нынешней королевской фаворитки — прекрасной как утонченная роза Аэтлине Винтарх. Появился великолепный Маррин ван Стиарид, встреченный восторженными выкриками впечатлительных девушек. Его место в этом году перенесли прямо за трон, чтобы не отвлекать внимание от короля. Пустовали места Сотаров и Логвеллов. Клеархи и Фолкены были представлены младшими детьми и дальними родственниками лордов.

Внизу, у дворца выстроилась плотная рыцарская шеренга почетной охраны, но на игрушечно выглядящих рыцарей внимание обращали в основном поднятые на плечи дети. Вся площадь ждала своего владыку.

И он появился. Вышел из правой двери на балкон, под симфонию литавр и труб герольдов. С золотыми полосами на лазурных рукавах пышного камзола и золотыми аксельбантами на груди. Складчатое накрахмаленной жабо, подчеркивало мягкость лица. В толпе задержали дыхание, пожирая глазами живое великолепие. За монархом показалась его престарелая мать, одетая со строгостью приличествующей царственной вдове. Следом лорды Дрейн и Стиарид. Затем распорядитель протокола и настоятель столичного храма Прародителя в алом шарфе на алтабасовой хламиде с откинутым капюшоном. Замыкал процессию слуга, несущий на подушке королевский скипетр. Вставшие, по команде, на табуреты по краям балкона мальчики в белоснежных ризах принялись рассыпать из корзин лепестки роз.

Монарх взошел на престол. По правую руку от него встали благородные. По левую слуги и служители. Настоятель храма обратился к народу с короткой речью, призывая людей быть послушными и своим послушанием радовать Прародителя, который только тогда и вернет своих детей к счастью и процветанию. Говорить он любил и умел, торжественным речитативом, яркими метафорами и примерами из истории отчасти выдумываемыми прямо на ходу, будоража собравшееся внизу общество.

— Яви нам свет! — истерично кричали из толпы к концу проповеди. Настоятель почтительно поклонился монарху и отошел в сторону. Наступал момент истины. Вся площадь скандировала здравицы королю, ожидая что сияние белого янтаря развеет сгустившиеся над ними невзгоды. Элберт встал с трона и принял в руку, одетую белой перчаткой скипетр. Увесистую палицу белого золота с оскаленной львиной головой в навершии, инкрустированную округлыми пластинками белого янтаря. Глаза правителя кротко смотрели вниз, на площадь и людям казалось, что Его Величество зрит в их сердца, читая в них все хорошее и плохое, что там содержалось.

— Мой народ! — высоко поднимая львиную голову, провозгласил Его Величество. — Вместе с вами я смиренно склоняюсь пред величием замысла Прародителя и молю Его, развеять тьму моей рукой! Пусть свет, прольется на Бестигвальд и сохранит наше королевство от зла! Пусть покарает зло предательства! Да будет так!

Народ взвыл в едином порыве, ожидая увидеть божественный свет. Рев отразился от стен и брусчатки ударяя в небо как земной гром. Но скипетр остался глух к призывам. Поднятый к самим облакам, он так и остался обычной драгоценной игрушкой, не торопясь оживать по слову Его Величества.

— Да будет так! — и вновь все осталось так как и было.