Артемида. Изгнание (СИ) - Хант Диана - Страница 75

Стоп! Я что, уже успела открыть Свиток?! И Врата… Значит, это не сон, я действительно в Закрытом мире?!

Такая догадка стоила того, чтобы открыть глаза. Она стоила даже, чтобы подскочить, как на иголках, на огромном высоком чём-то, видимо кровати, хотя касаемо к данной конкретной мебели, правильнее будет сказать всё-таки ложе, таких гигантских она была размеров. Подскочить, взвыв от боли, тут же пронзившей всё тело, боли, заставившей опять рухнуть на мягкие подушки с кистями, среди которых я, оказывается, лежала.

Папахен сидел рядом, скрестив перекачанные ручищи на перекачанной же груди, и задумчиво наблюдал процесс моего пробуждения, который сам же и спровоцировал.

– Человеческое тело не годится для прохождения через Врата миров, – наконец подытожил этот папка-очевидность, и, ничуть, не смущаясь моим полным глубочайшего презрения взглядом, продолжил фарисействовать. – И вообще, дочь, решительно ни на что оно не годится. И в этом ты убедишься уже очень, очень, очень и очень скоро. И сама, – подмигнул он.

Я упрямо молчала.

– На своей шкуре, я имею ввиду. – Припечатал папахен очевидное.

Я продолжала молчать.

Сообразив, что если двигаться медленно, в том числе глазами, можно чувствовать себя вполне сносно, и, переведя взгляд с ненавистного мне лица божественного родителя, сиречь попросту божественной рожи, принялась разглядывать обстановку помещения, в котором я находилась.

А в том, что я находилась именно в помещении, не оставалось больше никаких сомнений.

Первое, что бросалось в глаза – Небо! Какое же здесь всё огромное! От несоответствия увиденного и привычных для глаз размеров, я не сразу поняла, что помещение в красных, оранжевых и золотых тонах, площадью метров в двести, есть ни что иное, как комната. Комната с кроватью высотой в полтора метра, покрытой мягким, невесомым, бордовым покрывалом. Ещё одно такое же покрывало исполняло роль моего одеяла.

Ощущение открытого пространства давали огромные, на глаз, метров в двадцать, потолки. Никаких люстр, свечей или иных осветительных приборов – мягкий, приятный для глаз, ровный свет, давала вся поверхность потолка, окрашенного в светло-голубой. Уже потом я узнаю, что традиция красить потолки во все оттенки синего, голубого и даже серого появилась здесь в качестве ностальгии по Земле – именно туда сначала вытеснил асуров, или титанов, как принято их называть у Олимпийцев, народ наи. Прежде чем закрыть в настоящем мире. Мире, который закрытый в нём народ, назвал Гекет.

Такое ощущение, что мягкие на ощупь, таким теплым персиковым цветом были окрашены стены с бордовыми треугольниками на них. Справа от кровати, на которой я лежала, было окно. Учитывая высоту потолка, невысокое, в виде арки, метров пять в диаметре. Дверь, которую я заметила в противоположной части комнаты по едва различимой тёмной теневой полоске, была намного меньше, где-то три метра на полтора.

Прямо перед кроватью, на которой я находилась, возвышался фонтан из мерцающего в свете потолка нежно-розового камня, расположенный в небольшом круглом бассейне из того же камня. И это был не декоративный фонтанчик, а прямо фонтан со стеной воды в виде небольшого водопадика. Хоть купайся.

Маленький бордовый столик на трёх длинных ножках с прозрачным графином, наполненным чем-то красным, и как показалось, тягучим, наподобие киселя, и бокал из прозрачного бесцветного стекла на длиннющей ножке. В остальном обстановка была аскетичной, но из-за обилия ярких красок этого не ощущалось.

Зевс Кронович терпеливо ждал, пока я окончу осматриваться. Затем кивнул в сторону столика с графином.

– Местная амброзия вернёт тебе силы, Артемис. По крайней мере, боль не будет больше такой острой, – и папахен выжидающе уставился на меня. Видимо, ждал, что я тут же взмолюсь об услуге, которую он, сделав сперва снисходительную заточку, сиречь выражение божественного лица, выполнит. А может, и не выполнит. Сразу. Даст себе вдоволь насладиться моей беспомощностью. Так себе развлечение для всемогущего наи, скажу я вам. Наблюдать, как обычная смертная девчонка корчится от боли после прохождения их треклятых Врат. А я для папеньки и была сейчас обычной смертной девчонкой. Даже память ко мне полностью не вернулась, так, кое-какие обрывки, которые явно не идут ни в какое сравнение с козырями в рукаве божественного родителя, чтоб ему пусто стало.

Решив не дожидаться проявления отчей заботы, я, решительно закусив губу, чтобы не завыть от боли, поползла к столику, выяснив попутно, что под покрывалом лежу полностью обнажённая, и посему постаравшись закутаться в это самое невесомое бордового цвета покрывало по подбородок.

Папахен ничего не сказал, но я чувствовала его тяжёлый и одновременно насмешливый взгляд.

Не буду описывать, скольких трудов мне стоило добраться, наконец, до высокого столика, дотянуться до графина, пролить львиную долю того, что было в нём на гладкую зеркальную поверхность этого же столика, и, наконец, налить немного в бокал на высокой ножке.

– Даже так? – Зевс Кронович иронично поднял кустистую бровь. Видимо не ожидал, что находящаяся во власти самой настоящей агонии я снизойду до таких мелочей, как элементарный этикет.

Я же, приложив неимоверные усилия, в его же снисходительной манере дёрнула плечом, и, стараясь не сорваться на крик, просипела:

– Латана дала хорошее воспитание.

И лишь после этого приступила к напитку, который оказался действительно тягучим и густым, как кисель, только почти безвкусным, с едва различимыми кислыми и холодными, похожими на мятные, нотками на вкус.

При упоминании имени маменьки Зевс Кронович поморщился, как будто у него внезапно разболелся зуб.

– Латана… Забавно, дочь. Заключив неприятную мне воинственную расу асуров в этот мир, откуда им никогда не выбраться, я помиловал, оставив на Олимпе, нескольких из них. Совсем ещё юную, хрупкую девочку, полную очарования невинности и внутреннего огня, в целом присущего расе титанов, я взял с собой на Олимп. Одну юную титаниду…

– Нет, твоя мать не асур, – пояснил папик в ответ на мой изумлённый взгляд. Он был прав, эта вязкая жижа подействовала, практически притупив все ощущения, и даже голос папки, с громовыми раскатами в нём уже не так напоминал звучание соседского перфоратора там, на далёкой Земле.

– На три четверти в Латане крови народа наи, и только на одну четверть она – асур, – продолжал Зевс. – Разве мог я тогда предположить, что моя возлюбленная подарит мне не только сына, вобравшего мои лучшие качества… И, кстати, кровь асуров не проявилась в Аполлоне. Не проявилась бы, я хотел сказать, если бы не ты… Да, Латана подарила мне ещё одну дочурку, вот в ком мятежный дух полубогов проявился в полной мере с первых же дней твоей жизни!

Я слушала папахена, хлопая глазами, и, боюсь, что с раскрытым ртом. Значит, выходит, во мне течёт кровь асуров? Кровь демонов? Так себе новость, если честно. Но вспомнив, что сейчас-то я – человек, то есть нахожусь в человеческом теле, я облегчённо вздохнула. Слабое утешение, но на меня подействовало.

Я продолжала упрямо молчать, но папика это не смущало.

– Мало кто знает, что заключив асуров в далёком отдельном мире, мне пришлось пойти на некоторые уступки. Или на стратегическую хитрость, – усмехнулся он в пышные пшеничные усы, правильно истолковав мои прищуренные глаза и поджатые губы. – Я пообещал им, что у них появится возможность покинуть границы закрытого мира, пройдя Инициацию их Покровительницы.

Папка, видимо, ждал, что я задам вопрос. А я перевела скучающий взгляд в окошко. Правда, видно из него было только небо. А оно, надо сказать, в мире Гекет нежно-персиковое, оранжевое, светлое, теплое и с переливами. Красота – жуть. Видя моё нежелание поддерживать беседу, Зевс Кронович, конечно, напрягся, но виду не подал. И что-то мне подсказывало, что вот так злить папика это вообще моё хобби с детства. Ну а что он хотел? Мятежная кровь титанов, или тьфу, асуров, оказывается. Всё логично.