Возвращение Апостолов (СИ) - Харламов Сергей - Страница 44

Дверь распахнулась. За ней исчезли стражники и главарь. Когда стенки камеры пыток сомкнулись, женщины развернулись как по команде. Похоже, все их движения были строго отрепетированы. На Дэвида были обращены красивые женские, даже почти девичьи лица: волосы, стянутые в две косички, вздёрнутые носики, веснушки. Дэвид скользил взглядом сверху вниз. На шее каждой из двадцати он обнаружил то же широкое жёлтое кольцо, что видел днём ранее на Эйге. Груди у всех были одинаковыми, до пупка (хотя пупков-то как раз и не было). А ниже Дэвид предполагал обнаружить приметы входа в женское лоно. Но не тут-то было. Полное отсутствие волос над раздвинутыми ногами — ещё было полбеды. У всех «женщин», собранных в этой комнате, в наличие имелись детородные органы, — это были те самые гигантские зелёные фаллосы, один из которых накануне принесла в зубах Эйга. Но то была игрушка, а эти казались живыми и в состоянии полной готовности.

— Господи, что же это такое, — в панике прошептал наш герой.

Они подошли все сразу, прорезиненные желейные стволы упёрлись в тело. Мгновение спустя с него сорвали одежду. Из-за спины показались несколько пар рук с цепкими пальцами. Руки обхватили Джеффри, зажали в тиски, сдавили горло. Жрицы поочерёдно подходили к нему, больно хлестая мужское достоинство Дэвида, которое сникало под беспощадными ударами «зелёных змеев». Эуф не даром позаботился об успокоительном средстве. Джеффри не мог даже пошевелиться. «Представительницы неведомой цивилизации, гермафродиты или андрогины для удовлетворения извращённых фантазий. А, может, и то, и другое, и третье одновременно, какая разница. Они просто разорвут меня», — думал он. Оставшись абсолютно голым наедине с этими монстрами, он почувствовал в висках своё собственное сердцебиение.

58. Продолжение воспоминаний Стива

Лесные расстояния на деле оказались длиннее, чем я предполагал; то ли темнота была слишком густой для чрезмерно быстрой ходьбы, то ли я никогда не заходил в эту часть рощи, не знаю, — трудно сказать. По-моему, причиной всему стала необычность ситуации, что, подстёгивая, звала меня к цели. Интересно, какие мысли может вызвать такая картина: молодой человек лет двадцати, едва вернувшийся на родину, идёт в лес в два часа ночи на пение соловья, да ещё с яблоком в руке? Я думаю, не стоит даже объяснять, как это называется. Но повторяю, я был в здравом уме, хотя действовал, будто под гипнозом. Если бы моя психика могла столь быстро расшатываться, я не был бы врачом. Между тем голос соловья звучал всё ближе и ближе. Только теперь он стал отдаваться эхом. Вокруг находилось вдоволь старых деревьев, и каждое пустое дупло радо было вторить мелодиям певчей птицы.

Я уже начал подумывать о том, что, возможно, сам иду, ведомый эхом, а не реальным пением, когда передо мной вдруг расступились деревья, пропуская меня на маленькую поляну в форме разорванного кольца. Хоть полянка была крошечная, но, не смотря на свои размеры, она не могла не привлечь моего внимания, так как была не пуста.

По ту сторону поляны ветви деревьев образовывали подобие шатра. Рядом с ним прямо на траве сидела девушка. На её чудесной головке сиял венок из алых цветов необычайной красоты, волосы, умело стянутые заколкой-ящеркой цвета малахита, были черны как ночь, а бездонные глаза полны печали. Видение было на удивление сказочным. Цветы венка точно нимб покрывали образ божества, снизошедшего до сует мирских, а узкий поясок обвивал змейкой миниатюрную фигурку. Картину дополнял сидевший на соседнем дереве соловей, щедро одаривающий хозяйку своей песней. Быть может, он признавался ей в любви. Не исключено. Ничто не могло соперничать с красотой маленькой богини. Вот она томно склонила головку на плечико и закрыла глаза. В тот же миг я широко шагнул из скрывавшей меня темноты на поляну. Не успел я ещё как следует укрепиться на ногах, как соловей замолчал, недоверчиво косясь в мою сторону. Конечно, его можно было понять. Ещё бы! Ночь. Тишина. Идиллия. И вдруг появляется лохматое существо с горящими глазами (а они у меня в буквальном смысле горели), дрожащими губами, да ещё с этим яблочком.

Девушка медленно открыла глаза и посмотрела в мою сторону. Её внимательный и вместе с тем размытый взгляд туманно-карих глаз, глубоких, нежных, притягивающих. Соловей молчал и тоже смотрел на меня. И тут я решил действовать. «Хватит стоять», — мысленно приказал я себе, и, сделав четыре десятка шагов, подошёл к девушке, опустился перед ней на одно колено и протянул ей яблоко. Лицо прекрасного создания даже не шелохнулось. Она лишь протянула руку, взяла предложенное яблоко и прижала его к груди. Яблоко было точь в точь под цвет её розового платья.

Что было после этого, не помню: то ли я спал, то ли бредил, то ли то и другое, вместе взятое; не вижу разницы, был я опьянён, усыплён или отравлен. Моя память умалчивает дальнейшие события этой ночи. Со слов матери я знаю точно лишь одно: меня нашли ранним утром возле старой ели. В моей руке был крепко зажат белый платок, а из-за пазухи на тонкой серебряной цепочке свисал, почти касаясь земли, небольшой крестик. Я дышал слишком тихо для здорового человека, лоб был немного холодней, чем полагается в раннее июньское утро, зато на левой руке, на безымянном пальце поблёскивало золотое колечко удивительной красоты.

Вот так оно и бывает в жизни. Поначалу всё идёт обыденно, размеренно, монотонно; копятся впечатления, вырисовываются сюжетные линии, а потом вдруг, — хлоп, приехали. И уже никому не докажешь, что всё так и было. Как говорится, поезд ушёл, и отзвенели рельсы.

Мои родитель долго не могли взять в толк, где и каким образом их любимый сын успел обручиться. И с кем? Подобных колец, равно как и крестиков, в городке не существовало. На этот счёт быстро навели справки. Больше всех сетовала мама. Когда касались причины её тревог, пожилая женщина неизменно ссылалась на тот факт, что, мол, не знает, кому быть её невесткой. Но всё это были одни отговорки. Будучи человеком, много повидавшим за свою жизнь, мама сердцем чувствовала, что не всё в этой истории чисто. Единственным, пожалуй, что её успокаивало, был небольшой крестик, дарованный мне впридачу к кольцу. Значит девушка верующая, а оттого, быть может, всё обойдётся.

Устав отвечать на продливавшиеся изо дня в день бесконечные распросы друзей, встреча с которыми была немного отложена по причине событий первого дня, и позёвывая от скуки, я решил, наконец, навестить мистера Хопкинса, местного ветеринара. Как-никак, коллега. Его дом находился совсем недалеко, на соседней улице.

Добродушный старик Хопкинс встретил меня у изгороди, — он только-только закончил полив грядок. Мы обменялись любезностями. Затем я представился, доложив заодно о роде предполагаемых занятий. Ветеринар, услышав, что я будущий врач с сожалением покачал головой. После минутного молчания он сказал, почёсывая затылок:

— Даже не знаю, молодой человек, что вам посоветовать. По сути, здесь гиблое место для таких специалистов, как вы. Ну, лошади, свиньи — те ещё кое-как болеют, а люди нет. Не знаю, кого и благодарить за это. Благодатная земля. Когда я сюда приехал, у меня была подагра. Вы не поверите, но сейчас я здоров как бык. А у иных приезжих заболевания были и того серьёзнее.

— Иначе говоря, вы считаете, что мне не суждено найти здесь работу по специальности, — без обиняков спросил я.

— Разумеется, не удастся, — отвечал ветеринар.

При этих словах густая сеть морщин обозначилась на его высоком лбу.

— А в соседних посёлках, — не унимался я.

— Нет, и там всё в полном порядке.

— Так что же мне делать? — с горечью в голосе произнёс я.

Предсказания Альфреда, похоже, начинали сбываться. Но если дело дойдёт до обратного билета на поезд… Но нет! Я взглянул на кольцо.

Ветеринал поймал направление моего взгляда.

— Позвольте, — тихо сказал он и протянул руку.

Я снял кольцо с пальца — впервые за прошедшие три дня — и положил на его большую сухую ладонь. И тут произошло чудо. Золотого блеска у колечка не стало. С лпадони Хопкинса на меня смотрело кольцо из самого простого и дешёвого металла.