Возвращение Апостолов (СИ) - Харламов Сергей - Страница 4

Он стоял перед дверью контрольной рубки. Напротив стоял пират, а справа ещё один человек. Но кто это? Существо повернуло голову. Перед помощником капитана «Констьюдери» стояло его второе «я».

— Дэвид Джеффри, — второе «я» представилось.

4. Орбитальная станция

Дэвид уже окончательно пришёл в себя. И сразу заметил происшедшие в нём перемены. Похоже, из него вырвали часть эмоций, ощущений и мировосприятий. Но самое страшное было в отсутствие уверенности. Дэвид решительно не знал, что надо делать. Он всегда отдавал себе отчёт в своих действиях. Но теперь… Известная истина гласит: если космодесантник перестаёт владеть собой, его участь решена. И лучший выход из такой ситуации: подать рапорт.

Дэвид взглянул на «Стефа».

— Что произошло? — спросил он.

— Ничего страшного, — ответил тот. — А это, — он указал на стоявшего рядом человека, — твой двойник.

Пират внимательно посмотрел на Дэвида.

— Ты не волнуйся. Скоро всё в тебе нормализуется. Однако, как тебе нравится эта операция, — пират начал хвалиться своими познаниями. — Вы, земляне, разумеется, ничего о ней не знаете. Хотя у нас ею начали пользоваться ещё в прошлом веке. Мы можем делить любого человека на составные части вне зависимости, к какому миру он принадлежит. В результате чего мы имеем как бы двух индивидуумов, схожих внешне и различных внутренне. Душа же твоя, — пират криво усмехнулся, — не делится на две части. Она лишь теряет некоторые, присущие ей черты. При двойной или тройной операции (когда имеем две или три пары) ты начнёшь ощущать все три тела твоей структуры, но жить лишь в одном из них. Вот тогда возникают сложности… Но это тебе не грозит.

— Кстати, — пират прервал ход своих объяснений. — Через два часа станция будет выведена на орбиту. Я уже успел переговорить с Землёй. Они дали «добро». Так что собирайся.

Дэвид увидел, что дверь контрольного отсека подалась вперёд, а затем из неё друг за другом появились Бертол и все остальные члены экипажа «Констьюдери».

Двойник Стефа обратился к двойнику Дэвида.

— Иди, иди, дружок. Я тебя не задерживаю.

Джеффри-второй вместе с вошедшими в радиорубку людьми кивнули капитану в знак согласия и выскользнули из дверей.

— Ну а с тобой я прощаюсь, — обратился он к настоящему Дэвиду. — Ты, я вижу, не очень удивился, встретив знакомые лица. Ничего, скоро привыкнешь. Ведь теперь все твои эмоции будут не столь бурными. Они-то как раз и поделились надвое.

Дэвид тяжело вздохнул. Он понимал: Земля в опасности, но это известие больше его не волновало. Казалось, что речь идёт о безымянной планете, населённой какими-нибудь дикарями. Дэвид знал, что он не прав. Но ничего не мог с этим поделать.

«Вот также, наверное, чувствует себя и окружающий мир биоробот», — подумал он.

На мгновение ему стало неприятно от такого сравнения. Но лишь на мгновение.

— А ты долго не приходил в себя, — заметил капитан новоиспечённой команды, когда Дэвид проверял исправность гермоствора. — Я стал было подумывать, не случилось ли чего. Мыслимое ли дело. Двойник твой успел переговорить со всей командой. Вызвали Землю на связь, всё обсудили. Мы с Дэвидом… — При этих словах по спине Джеффри пробежал холодок. Как это странно звучало! А пират продолжал: — …думали, что тебе не выкарабкаться, как вдруг ты очнулся. Да, ладно. Теперь всё позади.

Дэвид вошёл на борт станции, которая, выйдя из чрева «Констьюдери» пришла в самостоятельное движение, чтобы затем зависнуть над шестой планетой системы, навсегда отделив Дэвида от всего мира. Ему не оставили даже переговорного устройства.

Дэвид выбрал себе одну из трёх кают, бывших на станции. Он вошёл в неё. Это была обыкновенная каюта, сделанная и оснащённая по самым новым стандартам всем необходимым. Кровать была застлана бледно-розовым покрывалом, со стен смотрели изображения земных городов, знакомой с детства природы. И всё же чего-то здесь не хватало. Дэвид задумался. Пребывая в задумчивости, он подошёл к столу, посмотрел на календарь, отсчитал прошедшие со времени отлёта дни и недели, и вдруг с каким-то ожесточением рванул календарные листки. Они рассыпались, потеряв привычную опору, зашуршали, падая на пол, разлетаясь в разные стороны. И в этот момент один из календарных листков больно резанул Дэвида по глазам. Он схватил его, когда тот ещё не успел достичь гладкого металлического пола, застеленного совсем новой ковровой дорожкой, поднёс к глазам и прочитал дату — 17 августа.

Воспоминания быстрым стремительным потоком, словно повинуясь невидимой силе, окутали Дэвида, погрузив его в далёкое прошлое со своими радостями и тревогами, со своей красотой чего-то навеки утерянного, забытого на перекрёстке путей мирозданья.

— Семнадцатое августа, — прошептал Дэвид.

Он закрыл глаза. И в этот же миг очутился как бы по ту сторону вечности, в мире вполне реальном и даже осязаемом. В мире своей юности.

5. Воспоминания Дэвида. 17 августа, день

Тогда он ещё не был космодесантником, только готовился им стать. И вот 17 августа Дэвид возвращался домой из колледжа.

Был один из тех светлых, ясных дней, которыми порой так богата земная природа. Лето было в самом разгаре. Лёгкий ветерок ворошил волосы на голове Дэвида, а полуденное солнце отражалось в металлических знаках отличия его комбинезона. Дэвиду хотелось петь и смеяться, так приятно было у него на душе. И надо же было именно в этот момент показаться из-за угла кинотеатра Фредерику Гиббсону. У Дэвида с ним были старые счёты. Одно его появление уже само по себе вернуло Дэвида из мира фантазий на землю, дало понять, что не всё так хорошо, как кажется, и того хотелось бы.

— Здорово, старик, — начал Гиббсон.

Он обладал свойственной этому типу людей манерой говорить непринуждённо с кем угодно и о чём угодно. К Дэвиду он относился предвзято, считая (причём, иногда и небезосновательно), что ему «чертовски везёт». Поэтому желание задеть собеседника в отношении Дэвида приобретало довольно реалистичный характер.

Дэвид кивнул в ответ.

Нет, не хотелось ему в этот день становиться предметом развлечения этого рубахи-парня, следить за каждым своим словом, и — это в разговоре с Гиббсоном было, пожалуй, самое трудное — не раздражаться.

— Скучаешь? — продолжал между тем Фредерик.

— Не понимаю, как скука может уживаться в твоём теле! Ты ведь прирождённый искатель приключений, уж я то тебя знаю!

При этих словах Гиббсон погрозил Дэвиду пальцем.

Со стороны ситуация выглядела довольно обычно. Да и что, собственно, здесь могло показаться странным? Встретились два приятеля, два закадычных друга, возможно, давно не видевшиеся. Правда, бросалась в глаза разница в одежде. Комбинезон, в котором Дэвид обычно «обитал» в колледже плохо сочетался с чёрной, одетой навыпуск, сорочкой Фредерика; тем более, с тем высокомерным выражением, которое редко сходило с лица этого взбалмошного типа.

«Да, ладно», — решил про себя Дэвид. — Постою, поговорю. В крайнем случае, наведаюсь с ним в какую-нибудь компанию. Всё равно настроение уже испорчено».

Дэвид мельком взглянул на часы. Но, быстро опомнившись (он был совершенно свободен), перевёл взгляд на собеседника.

Гиббсон в это время улыбался ему своей обычной улыбкой человека, находящегося на лестнице умственного развития на одну-две ступени выше.

Но Дэвид решил держать себя в руках, а главное — не подавать виду, будто сам Фредерик ему неприятен (хотя, на самом деле, всё так и было).

Какой-то торопливый прохожий внезапно налетел на Дэвида, извинился и молниеносно исчез.

Только теперь Дэвид заметил, что они стоят на самой середине улицы.

— Послушай, — обратился он к Гиббсону. — Мы что, так и будем здесь стоять, или как?!

— Или как! — Фредерик подхватил понравившуюся ноту. — Я как раз хотел пригласить тебя в одно место…