В преддверии Нулевой Мировой войны (СИ) - Белоус Олег Геннадиевич - Страница 54

— Ну что-же, для его королевского величества Карла XI это вполне возможно… Все зависит от пользы которую Вы принесете Швеции. Добро пожаловать Herr Волохов!

Солнце успело утонуть в укутавших запад облаках, последние лучи окрашивали в разные оттенки красного горизонт, скользили по простору Северной Двины. По темнеющему небу стремительно неслись тучи, вслед за ними их тени по воде. Непроходимые леса, посреди которых текла река, заканчивались, в соленом пропитанном йодом воздухе чувствовалось близкое море. Чайки с криком падали чтобы подхватив зазевавшуюся рыбину, взмыть ввысь. Свежий попутный ветер гнал белопенную волну, посвистывал в снастях и парусах двух парусно-паровые яхт идущих вниз по течению, к Архангельску. Над мачтой переднего вьется бело-сине-красный флаг с золотым двуглавым орлом: новым российским флагом. Ветер наотмашь бил по лицу обеими руками держащегося за балюстраду на баке корабля царственного юноши: Петра Алексеевича.

— За тем мысом — Александр протянул руку вперед, где Северная Двина резко поворачивала, — Архангельск а дальше море.

— Чую! Морем пахнет!

Глаза на круглом лице Петра Алексеевича горели восторгом, ноздри раздувались, всей грудью он вдыхал живительный, пропахший солью и йодом морской воздух. Палуба под ногами в такт с волнами слегка покачивалась. В одном суконном кафтанчике, подбитом беличьим мехом, он не чувствовал холода, лишь при особенно резких порывах вздрагивал.

— Парадиз! Истинный парадиз! — произнес царь оборачиваясь к стоящим позади товарищам: верному Данилычу и мастерградскому послу, — а я еще не хотел ехать, потому как дел много!

— Мин Херц! — отозвался Меньшиков, ты еще суда морские не видел английские, голландские! Вот там громады и восторг!

Петр при слове английские нахмурился, отвернулся. Меньшиков, поняв что напомнив о врагах: пришельцах из туманного Альбиона сказал лишние, замолчал и досадливо прикусил губу.

Месяц тому назад небольшой караван отправился к Архангельску. Первая парусно-паровая яхта изготовлена совместно царскими плотниками и мастерградскими мастерами для Петра, вторая чисто посольская. Несколько минут стояло молчание, прерываемое лишь грубыми голосами матросов да плеском волн. Наконец Меньшиков придумал как отвлечь царя.

— Мин Херц. Холодно то на ветру. А не хочешь попробовать мастерградского напитка называемого коньяк. Погреться? Мне ящик его Александр презентовал. Зело вкусен и крепок! Особливо если его с ломтиками цитрона употреблять! Не желаешь?

Царя угощался и французским коньяком и тем напитком который мастерградцы не без успеха выдавали за собственный коньяк и, не мог не признать что в деле спиртоварения пришельцы на голову превосходили западных конкурентов. Хотя спирт на изделия мастерградцев шел далеко не винный и они не выдерживали его годы в дубовых бочках, итоговое изделие возможно и уступало по качеству лучшим коньякам двадцать первого века, но на голову превосходило поделки семнадцатого.

Петр обернулся, с сомнением посмотрел на верного соратника. Налетевший порыв ветра заставил его вновь вздрогнуть. Он покосился на Александра, в вежливой форме но порицавшего царя за злоупотреблением горячительного. Мастерградец смотрел вполне доброжелательно.

— А… давай! — махнул рукой царь, — и правда холодно!

— Федька! — взревел паровозом Меньшиков, — тащи коньяку бутылку и цитрон к нему порежь! И стол раскладной не забудь!

Корабли повернули за мыс. На правом берегу стоял во всем подобный Кукую иноземный двор: такие же чистенькие дома под черепичными кровлями, цветники под окнами, крепкие амбары, только обнесенный валом с орудиями и мортирами. В глубине блестит крест лютеранской кирхи. На берегу порт. Единственная морская лазейка Руси в большой мир, если не считать портов на внутреннем Каспийском море. Вдоль берега тянется пустынная деревянная набережная, а дальше в воду — длинная причальная стена на сваях. Под навесами вповалку лежат горы тюков, мешков и бочек. Высятся пахнущие свежей древесиной бунты пиленного леса и свертки канатов. Над причалами вздымает лес мачт с паутиной снастей десяток океанских кораблей. С кормы судов ниспадают, величественно колышась на свежем ветре полотнища стягов морских государств: голландцев, англичан, ганзейских городов. За закрытыми пушечными портами угадываются орудия. Где только не побывали эти корабли! От морей омывающих далекую китайскую империю Цин до владений испанской короны в Америке! Что только не перевозили в обширных трюмах от пряностей до золота и чернокожих рабов.

Петр не сводит с зрелища перед ним глаз, покраснел. Так ему стыдно стало что у него, в московском царстве такого нет. Дремотно и лениво. Губы что-то шепчут, кривится. На правый берег, где расположился собственно Архангельск ноль внимания. А что там смотреть? Все та же лапотная Русь, лишь вдоль берега сотни лодок и поморских кочей. В самом конце приткнулись к пристани два вполне европейского вида трехмачтовых флейта. На палубе суетятся моряки, дружно опускают в трюм что-то массивное.

Человек в пестром турецком халате проворно, слегка припадая на травмированную давними пытками левую ногу, выскакивает на палубу. Кланяется, переливчато звенят колокольчики на шутовском колпаком, на морщинистом лице желание услужить господину. В руках раскладной стол. Торопливо разложил его там, куда жестом небрежно указал Меньшиков. На столе появилась пузатая бутылка на этикетке производителем гордо указан Мастерград, хрустальные рюмки. Рядом тарелка с тоненько нарезанными лимонами. Меньшиков сглотнул тягучую слюну. Взглядом попросив разрешения у царственного приятеля, сковырнул пробку. Темная прозрачная жидкость полилась, заполнив до краев рюмки, в воздухе разлился запах крепкого алкоголя.

Шут, повинуясь жесту хозяина, бросается назад. У двери на миг останавливается, украдкой зыркает на мастерградского посла. Во взгляде яда и бессильной ненависти хватит чтобы погубить целый город. Он проиграл…Убил бы себя если бы не было так страшно знакомится с старухой смертью. Взгляд никто не заметил кроме Александра, но тот лишь ухмыльнулся про себя. Вырвали у тебя жало ехидна, теперь ярись без толку!

Если бы кто-нибудь попробовал узнать в меньшиковском шуте лощеного и гордого хозяина жизни: Романова Федора Владиславовича, то ни за что не преуспел в этом. Когда царь убедился что ничего толкового из перебежчика больше не выжмешь, то в гневе чуть не приказал повесить негодяя. Лишь в последний момент Меньшиков упросил отдать Романова ему в холопы. Дескать смешной он, хороший шут получится. А сам еще подумал, глядишь пригодится в торге с мастерградцами. Вот только пришельцы довольно быстро узнали об участи бывшего главного бунтовщика Мастерград и решили что забрать его не стоит. Зачем давать знамя для недовольных? А больше наказать Романова, чем он это сделал сам, невозможно. Теперь он обречен до конца своей никчемной жизни носить заслуженную награду: шутовской колпак.

Петр сграбастав рюмку, тонкие ноздри задрожали, пахнет хорошо, довольно улыбнулся и провозгласил:

— За то чтобы Россия крепкую ногой встала у морей, не хуже голландцев или англичан.

Молодецки махнул рюмку, со стуком поставил обратно. Собутыльники разом кивнув, выпили, потянулись за закуской. Тягучая обжигающая жидкость полилась по пищеводу согревая озябшее тело Петра изнутри. Удовлетворенно кивнул, хорош коньячок!

— Герр Питер обратил внимание на флейты на российском берегу Архангельска? — словно невзначай поинтересовался Александр.

— Заметил, — бросив острый взгляд на мастерградца ответил царь. Подхватив с тарелки ломтик лимона, бросил в рот задвигал челюстями. Хорошо!

Меньшиков поспешил вновь наполнить рюмки.

— Ваши? — слегка прищурясь поинтересовался Петр, — Про которые ты просил разрешения купить у голландцев?

— Да, наши. Военная эскадра Мастерграда. Сейчас переоборудуем корабли. По весне смонтировали паровые машины мощностью пятисот лошадиных сил так что восемь узлов без парусов корабли выдадут легко. Сейчас устанавливаем носовые и кормовые скорострельные орудия, изготовленные по типу применяемых в армии, только ствол подлиннее, прицел другой, лафет тумбового типа с возможностью горизонтальной наводки на 360 градусов. Пушки способны выдавать до десяти выстрелов в минуту на расстояние до восьми верст и прошибать насквозь самые крепкие борта. Так что любому кто попробует обидеть, обиделку отшибем!