В преддверии Нулевой Мировой войны (СИ) - Белоус Олег Геннадиевич - Страница 18

— Мин Херц! — торопливо наклоняется к царю Меншиков, шепчет, опаляя ухо жарким дыханием.

— Знаю сие — недовольно дергает уголком рта, успокаиваясь, Петр, «кошачьи» усики уныло обвисают.

Иван Дроздов вновь поклонился, продолжил:

— Что пистоль, что мушкет сделаны вельми качественно и разумно. Приклад, — розмысл поворачивает двустволку, приставляет к плечу, — вельми удобен. За счет выреза прочно упирается в плечо. Два ствола, один над другим, сверху приспособа для прицеливания и мушка — «пенек» на конце ствола.

Розмысл поворачивает оружие, демонстрируя по-гусиному вытянувшему шею Петру длинную полоску, поверх ствола и «пенек» на конце:

— Главное отличие от наших мушкетов в другом. Наши заряжаются с дула, эти с казенной части, — розмысл нажимает рычажок и неожиданно преломляет оружие.

— Ух ты! — простодушно выдыхает князь Голицын, открывая напоказ сахарные зубы и забывая на миг про собственные неприятности.

Иван Дроздов демонстрирует государю и его верным слугам блестящие на свету металлом зарядные каморы.

— Сюда вкладываются огнеприпасы.

Стоявший рядом розмысл вытаскивает из кармана кисет, высыпает на ладонь несколько небольших колпачков, по виду бумажных, лишь в торце блестит металл, молча подает два Ивану Дроздову. Тот с поклоном передает один Петру.

Петр с сосредоточенным видом принимается задумчиво крутить в тонких пальцах цилиндрик. Наконец, поднимает горящий взгляд на розмысла:

— Что сие?

— Сие маленькая пушка. Вставляется в ствол. Внутри зелие, да не простое в виде порошка, а в форме мелких зерен, как сие сделано — неведомо. Сверху войлочный пыж, затем пуля и еще один пыж. Для сбережения от влаги сверху залит воск. Пули во всех огнеприпасах одинаковые, словно сделанные в одной пулелейке. Но главный секрет не в этом.

Розмысл переворачивает чудной цилиндр металлическим торцом к царю. Петр начинает мигать от любопытства, дымящуюся трубку кладет на стол. Взяв огнеприпас в руки, разворачивает к себе. Меншиков с Голицыным, вытянув шеи, разглядывают диковинку из-за плеча господина.

— На донце проделано отверстие, туда вставлен совсем маленький колпачок. В нем другое зелье. Состава его мы не ведаем. При ударе по сему зелью оно воспламеняет пороховое зелие в «пушечке». Происходит выстрел.

— Хитро! — Петр глядит круглыми от удивления совиными глазами.

— Проверили мы как стреляет сей хитрый мушкет. Пока стрелец с мушкетом работы свейских, или аглицких немцев, или с нашей один раз выстрелит, с этого двадцать раз стрельнут. Дыма почти нет, запах сгоревшего зелья совсем другой. Спробовали и на точность мушкет. Со ста шагов в мишень попадает точно и дубовую доску насквозь пробивает.

— Дыма нет? — громко произносит Меншиков и потрясенно крутит головой. Петр на миг обернулся, быстрый взгляд на доверенного слугу, уголок рта дернулся, но ничего сказал и повернулся назад к розмыслам.

— Сможете сделать такой же мушкет? — спрашивает Петр. Усы дыбом, в голосе слышится слабая надежда на то, что все же обрадует его розмысл.

— Государь! Сделать не точно такой же, но похожий мы сумеем. Только одноствольный и ствол будут намного толще, а мушкет получиться тяжелее. Да и доводить его под огнеприпас до одинаковых размеров придется долго. Посему вельми дорогой мушкет получится.

Петр довольно блеснул глазами.

— Вот то дело! — громко произнес Меншиков, царь, не оборачиваясь, шумно фыркнул, словно довольный кот.

Иван Дроздов отвел глаза, замялся, не зная, как сказать царю правду, затем решился:

— Зелие тайное, что взрывается, воспламеняя огнеприпас, как сделать мы не ведаем, а без него мушкет стрелять не будет.

— А что Федька говорит, ведает он секрет зельев: бездымного и зелья воспламеняющего?

— Нет, государь, — с поклоном произнес Иван Дроздов, опустив взгляд на пол. Знал он, что не любит царь, когда в глаза ему смотрят.

Петр с минуту бешеным взглядом смотрел на розмысла, грохнул кулаком по столу, затем вскочил, размахивая руками, забегал по палате, сопровождаемый испуганными взглядами розмыслов и обеспокоенными верных соратников. Наконец. присел назад, поднял трубку, торопливо пыхнул. Обдав стоящих перед ним яростным взглядом, произнес сквозь завесу вонючего табачного дыма.

— Шпынь бесполезный Федька, а вы пошли прочь!

Глава 4

По принятому в Мастерграде григорианскому календарю, так недавно переименовали город попаданцев, наступил полдень 25 декабря 1689 года. По прошествии двух месяцев путешествия по продуваемых всеми ветрами степям Северного Казахстана и заснеженным русским лесам долгий путь закончился. Длинная змея посольского обоза въехала в столицу Русского царства. Небо по-зимнему хмурится, тщательно пряча распухшее малиновое солнце за тучами, грозя в любую минуту разродится очередным снегопадом. Ветер гонит в лицо противную снежную пыль. Впереди колонны, движутся пятьдесят преображенцев. Кони под ними перемешивают копытами серый, перемешанный с конским навозом снег. Одеты в новые нагольные тулупы, сабли наголо, лица румяные от мороза, усатые, словно немцы. Почетный эскорт, посланный навстречу, встретили за полдня езды до города. Для сопровождения и чести посольству из преображенцев набрали искусных конников и мастеров сабли. За ними — молчаливый и грустный оркестр с бубнами и трубами в руках.

Такого вступления в город иноземного посольства не могли упомнить даже самые престарелые москвичи. Немногочисленный народ суетливо разбегается перед эскортом в стороны. Разинув рот, в полном обалдении смотрит вслед саням. Иные для бережения сдергивают шапки, торопливо крестятся. Оглушительно гремит невидимый оркестр. Из мощных динамиков на переднем возке доносится военный марш двадцать первого века. От мощных звуков дрожат, словно в приступе Паркинсона, окошки в неказистых избенках, вдоль которых проезжает обоз. У большинства — затянутые мутным бычьим пузырем, у тех, кто побогаче, слюдяные и даже стеклянные. У бабы, вышедшей на улицу выплеснуть помои и высыпать золу, при виде колонны посольства из рук валится ведро, отходы рассыпаются по дороге.

Аккумуляторы на стоянке предусмотрительно зарядили на полную емкость. Над узкими улицами и замшелыми домишками окраин едва вышедшего из средневековья города плывут величественные и мощные звуки «Прощания славянки».

Только что вышедший из дома подросток стоит у незакрытой двери с квадратными от изумления глазами, слушает песню, слова странные, но смысл их он понимает.

Александр Петелин оглядывается на идущие позади возки и довольно улыбается. Цели, поразить москвичей до глубины души, мастерградцы достигли. Посольская колонна проезжает мимо предков, которых предстояло понять и полюбить такими, какие они есть. Александр искренне надеялся, что это у него получится…

Верхи с саней сняли, по пояс видны посольские чины в одинаковые коричневых дубленках и охрана. Подчиненные Петелину бойцы выглядят роскошно и внушительно. Форма почти один в один как кремлевцев двадцать первого века: синие офицерские шинели из парадного сукна, золотом блестят пуговицы, погоны и аксельбанты, над киверами торчат стальные штыки карабинов СКС. Чтобы обеспечить ими посольскую охрану из специализированного магазина подчистую выгребли все охотничий карабины. Лишь отсутствием штыка отличало их от карабина СКС. Недостающее оружие выкупили у горожан. Эскорт проехал мимо захудалой церкви. Из открытой двери идет парок, оттуда выглядывает боязливый поп. Заехал в Китай-город. Повернув на перекрестке, обоз остановился около высоких дверей в непролазном деревянном заборе. Над ними под двухскатной крышей — православный крест. В глубине двора виднеется крыша — шатром с двумя полубочками. Усадьба понравилась. Посольству предстоит здесь ожидать прием у царей — соправителей Московского государства: Петра и Ивана.