Маунтолив - Даррелл Лоренс - Страница 54

«Ну, ладно, если ты ее опасаешься, почему бы каким-нибудь образом не избавиться от нее? — Он встревоженно поднял глаза, она тут же добавила: — Нет-нет, я ей зла не желаю, но сделать так, чтобы она уехала».

«Я так и думал поступить, но потом, когда в нее влюбился Дарли, я… пожалел его, что ли».

«Такого рода соображениям места быть не должно», — отчеканила она, и он кивнул едва ли не с робостью.

«Я знаю», — сказал он.

Жюстин опять сдала карты, они занялись игрой.

«Я сама устрою ее отъезд — руками того же Дарли. Амариль уверен, что она серьезно больна, и уже порекомендовал ему отправить ее в один иерусалимский санаторий, там у них какой-то особенный курс лечения. Я предложила Дарли денег. И теперь он пребывает в ужаснейшем смятении духа. Очень по-английски. Он и впрямь хороший человек, Нессим, хотя как раз сейчас он очень тебя боится и шарахаться готов от каждого куста».

«Я знаю».

«Но Мелисса должна уехать. Я так ему и сказала».

«Прекрасно. — Затем иным совершенно голосом, взглянув ей в глаза: — А что с Персуорденом?»

Вопрос повис между ними в гулкой ночной тишине и дрожал, как стрелка компаса. Взгляд его чуть погодя скользнул обратно в карты. На лице у Жюстин появилось новое выражение, ожесточенное и диковатое. Она отточенным движением прикурила сигарету и сказала:

«Я тебе уже говорила, он человек весьма необычный — c'est un personnage. Если он что-то знает, он не захочет сказать, из него и намека не вытянешь. Трудно объяснить».

Она глядела на него внимательно, долго, отстраненно изучая его смуглое лицо, он смотрел в карты.

«Я вот что хочу сказать насчет различий между ними. Дарли очень сентиментален и очень ко мне привязан, а потому не опасен совершенно. Даже если в его распоряжении и окажется некая нежелательная информация, он ее использовать не станет, похоронит ее, и все. Персуорден — другое дело! — Глаза ее сверкнули. — Он холоден, умен и замкнут. Аморален насквозь — как египтянин! Если мы с тобой завтра помрем, он слишком переживать не станет. Я все никак не могу достать его. Но в перспективе — это враг, с которым придется считаться всерьез».

Он снова поднял глаза, какое-то время они сидели молча, пытаясь заглянуть, как сквозь стену, друг другу в души. Теперь его глаза были полны горящей, страстной ласки, как у некой странной, благородной хищной птицы. Он облизнул губы и ничего не сказал. На языке у него так и вертелось: «Я боюсь, что ты окончательно в него влюбишься». И только из непонятной ему самому стыдливости он сдержался.

«Нессим».

«Да».

Она загасила сигарету и, уйдя глубоко в себя, поднялась, заходила взад-вперед по комнате, руки крест-накрест под мышками. Как всегда в глубоком раздумий, двигалась она как-то странно, немного даже чудно — крадучись, как хищный зверь. Глаза ее затуманились, потухли. Он подобрал, не глядя, карты, перетасовал колоду раз, другой. Затем отложил их и поднял ладони к пылающим щекам.

Она тут же оказалась рядом, положила ему на лоб теплую руку.

«У тебя опять температура».

«Нет, не думаю», — ответил он быстро, почти автоматически.

«Давай я смеряю».

«Нет».

Она села напротив, наклонилась вперед и снова принялась смотреть ему в глаза.

«Нессим, что происходит? Твое здоровье… эта температура, и ты совсем не спишь, ведь так?»

Он улыбнулся устало и прижал ее ладонь тыльной стороной к своей горячей щеке.

«Чепуха, — сказал он. — Просто напряжение сказывается, дело-то идет к концу. Еще пришлось сказать Лейле правду. Она, когда поняла размах наших планов, встревожилась не на шутку. И с Маунтоливом ей будет теперь труднее. Я думаю, она потому и не стала встречаться с ним тогда, на карнавале, помнишь? Я в то утро обо всем ей как раз и доложил. Впрочем, неважно. Еще несколько месяцев — все, комар носу не подточит. Остальное будет зависеть уже от них самих. Но Лейле, конечно же, идея с отъездом пришлась не по вкусу. Как и следовало ожидать. И потом, у меня еще есть проблемы, и немаловажные».

«Что за проблемы?»

Он, однако, покачал головой, встал и принялся раздеваться. В постели он допил валериану и лег, скрестив руки на груди, вытянув ноги, — ни дать ни взять, барельеф крестоносца на саркофаге. Жюстин выключила свет и молча постояла в дверях. Потом сказала наконец:

«Нессим. Я боюсь, с тобою происходит что-то, чего я не понимаю. Скажи, пожалуйста!»

Последовала долгая пауза. Заговорила опять она:

«Чем все это кончится?»

Он немного привстал и посмотрел на нее.

«К осени, когда все будет готово, придется изменить диспозицию. Может быть, придется расстаться примерно на год, Жюстин. Я хочу, чтобы ты отправилась туда и была там, когда все начнется. Лейле нужно будет уехать на ферму в Кении. Здесь наверняка реакция будет весьма обостренная, и я хочу ее встретить лицом к лицу».

«Ты говоришь во сне».

«Я вымотался совершенно», — он почти выкрикнул коротко, зло.

Жюстин стояла молча, недвижный силуэт в дверном проеме.

«А что другие?» — спросила она мягко, и он снова поднялся, чтобы ответить все так же раздраженно.

«Единственный, кто нас сейчас беспокоит, это Да Капо. Придется сымитировать убийство или как-то иначе дать ему исчезнуть, он очень скомпрометирован. Деталей я еще не обдумывал. Он хочет, чтобы я предъявил претензии на его страховку, он, между нами, разорен совершенно, так что его исчезновение выгодно всем и с любой точки зрения. Мы после об этом поговорим. Устроить все это будет не слишком сложно».

Она раздумчиво ушла к себе в комнату и стала готовиться ко сну. В соседней спальне вздыхал, ворочался Нессим. Она поглядела в зеркало на усталое, озабоченное свое лицо, смыла макияж и расчесалась на ночь. Потом нагая скользнула между простынями, щелкнула выключателем и погрузилась легко, без усилия в сон буквально через несколько секунд.

Ближе к утру Нессим босой пришел к ней в комнату. Она проснулась, почувствовав на плечах его ладони; он стоял на коленях с кроватью рядом и весь трясся — поначалу она приняла этот пароксизм за слезы. Но он дрожал как в лихорадке, и зубы у него стучали.

«Что ты?» — начала она несвязно, но он положил ей тут же на губы руку, и она замолчала.

«Я просто должен, я не могу тебе не сказать, почему веду себя так странно. Я больше не могу молчать, не вытерплю. Жюстин, есть еще одна проблема. Жюстин, это ужасно, но мне, наверное, придется убрать Наруза. У меня такое чувство, что я уже наполовину свихнулся. Он совершенно отбился от рук. И я не знаю, что с ним делать. Я не знаю, что делать!»

Разговор сей имел место совсем незадолго до внезапного самоубийства Персуордена в отеле «Старый стервятник».

12

Однако же самоубийство Персуордена, сей акт эгоизма и трусости, а также последовавшее за ним открытие истинных его мотивов, фарватера, так сказать, его смерти, смешало шахматную партию отнюдь не одному Маунтоливу. Также и Нессим, столь долго тешивший себя все той же грезой о великолепной завершенности некого деяния, свободного и логичного, внезапно увидел себя жертвой могучих полей тяготения, которые скрыто живут в самой природе наших собственных, внешне подконтрольных нам дел, заставляя их разрастаться как бы уже и помимо нашей воли, ветвиться, выбрасывать побеги; так разрастается пятно на белоснежном потолке. И в самом деле, хозяевам ситуации пришлось понемногу привыкать к мысли, что они слуги ими же в игру вовлеченных сил и что природа аксиоматически управлению не подлежит. Им пришлось ходить не теми путями, которые они для себя выбирали; они попали в сферу действия неких магнитных полей, тех самых сил, что разворачивают волею луны динамику приливов и отливов, что гонят блесткие стада лосося в переполненные реки, — сюжеты прорастают, извиваясь, в будущее, и не в силах человеческих ни поставить им пределы, ни обуздать их. Маунтолив смутно догадывался о чем-то подобном, лежа с ощущением некоторого внутреннего неудобства в кровати и глядя, как поднимаются к потолку ленивые спирали сигарного дыма; Нессим и Жюстин догадывались об этом с куда большей определенностью, лежа лоб к холодному лбу, открыв темноте глаза и переговариваясь шепотом. Они знали, с молчаливого попустительства безликой некой воли, и чувствовали, как окружают их понемногу невнятные знамения — парадигмы сил, сорвавшихся, а может, спущенных с цепи и требующих воплотиться. Но как? Каким образом? Окончательных ответов на подобные вопросы не было.