Мой папа - супергерой (СИ) - Резник Юлия - Страница 25

— З-значит, памперсы. П-памперсы хочу менять. И есть готовить. Каждый д-день кого-то с работы встречать. Носки стирать х-хочу-у. И ч-чтобы я одна у него была. Одна… Я же всю жизнь на вторых ролях, Ж-жора-а. Всю свою жизнь…

Она запиналась, глотала слезы. Растирала их по уже успевшему опухнуть лицу.

— А чего молчала? Про детей и… вообще… — пока они стояли, Жорку окончательно развезло.

— А как бы я тебе сказала, Жора? Я для тебя кем была? Любовницей. Развлечением…

— Ты всем для меня была, — пробормотал Бедин и, пошатываясь, побрел в спальню. Он уснул мгновенно. Едва коснулся подушки. Не раздевшись, не сняв даже носков… А она не спала. Сидела возле него рядом и тихонько плакала. Отключилась уже под утро. И практически тут же проснулась. Пружины прогнулись. Георгий, кряхтя, встал. Выглядел он дерьмово. На все свои шестьдесят. Да и она, наверное, выглядела не лучше. Не было ничего хуже того, что теперь, глядя друг на друга, им приходилось отводить взгляд. Не было ничего хуже…

— Жора…

— Оксана…

— Ты первый. Говори…

— Ты меня хоть когда-то любила? То есть я пытаюсь понять, почему ты была со мной — и ответа не нахожу.

— Ты этого хотел. Нет?

— И что? Ты ведь могла отказаться… — Бедин вскинул настороженный взгляд.

— Правда?

— Постой… — он, кажется, задохнулся. Уставился на Оксану во все глаза, выкинув вперед руку, как будто отгораживаясь от неё. — Пожалуйста… Пожалуйста, Оксана, скажи, что ты понимала, что можешь мне отказать…

Чувство чего-то ужасного надвигалось лавиной. Правда в том, что как раз так она и не думала. И поначалу считала это своей платой за избавление от Букреева. Господи… Какой же идиоткой она была!

— Дура! — подтвердил ее слова Бедин. Пошатнулся как-то устало. Растер заросшую щетиной щеку и медленно, покачиваясь, словно до сих пор не протрезвел, побрел прочь из спальни. А Оксана осела на кровать, не в силах даже его остановить. Или сказать что-то важное напоследок. Как же она не разглядела? И… почему?

Глава 17

Не было никакого Лексуса, хотя Матвей, как последний придурок, лично проторчал у дома Оксаны аж до самой ночи, разглядывая подъезжающие автомобили. Мог бы поручить кого-нибудь из ребят, но не стал. Чувствовал, что не выдержит, что все равно примчится. Просто не сможет остаться от этого в стороне. Он так сильно ревновал Оксану, что, будь его воля, вообще не позволил бы ей встречаться со своим бывшим.

Бывает же… Тридцать три года прожил, а себя, как оказалось, не знал. Вообще не думал, что на такое способен. Хотя в свои самые безрадостные, самые тяжелые напряженные ночи и мечтал найти ту единственную, свою… Мечтал о том, чтобы вот так… на разрыв, чтобы все внутри переворачивалось, теснилось, без возражений впуская свою женщину. Со всеми её страхами, комплексами и секретами, которые бы ему так хотелось в ней разгадать. Просто он так долго ходил по краю, что разучился мыслить категориями полумер. Любить — так любить. Как в песне. Вот, как он для себя это видел. И… ведь случилось же! Когда и веры почти не осталось. Влетел! По классике — в самый неподходящий момент и в самую неподходящую женщину. А теперь что? Как быть? Черт его знает. Она уже в нем. И отказаться от неё Матвей был не в силах. И что делать теперь, не знал. Не будь в ее тайнах замешаны судьбы детей, он бы вообще послал всех и вся к такой-то матери и отбросил бы прочь все сомнения. Но ведь дети… Дети! И ничего не понятно. Есть её вина? Нет? И как он будет жить, если все же окажется, что Оксана замешана?

Матвей наблюдал за ее окнами. Свет выключался то в кухне, то в спальне… И ему хотелось, наплевав на все, пойти на этот свет. Ему ужасно её не хватало. Они виделись меньше суток назад, а у него внутри уже зудело, и хотелось снова её обнять, вдохнуть полной грудью знакомый аромат и заняться с нею любовью, вытесняя из памяти своей женщины всех других. Заштриховывая прошлое, в котором по ошибке не было его.

Матвей уехал, когда понял, что встреча Оксаны с бывшим сорвалась. Он не приехал. Мат не видел ни его машины, ни самого мужчины, чья фотография хранилась у него в телефоне.

С Оксаной связался уже ближе к обеду. Первый вызов она сбросила и ответила лишь минут через десять, когда он додумался перезвонить на перемене. Для этого Веселому пришлось зайти на сайт школы и поинтересоваться расписанием звонков.

— Привет…

— Привет…

Голос Оксаны Матвею показался неестественно хриплым и надтреснутым. Он звучал… безжизненно. Вот, пожалуй, самое точное определение.

— Как ты?

— Не очень хорошо, если честно.

— Что-то случилось?

— Да, Матвей… Случилось. Я причинила боль человеку, который меня любил.

Мат стиснул челюсти. Он ничего не понимал. Выходит, они все же поговорили?

— Мне очень жаль, что тебе пришлось через это пройти.

— Неужели? — сухо спросила она.

— Да. Меньше всего я хотел, чтобы ты переживала.

— Извини… Я сегодня плохой собеседник, — вздохнула Оксана. — Так ты просто звонишь или что-то хотел?

Вообще-то он хотел уточнить, что происходит! Объяснилась ли Оксана со своим бывшим? Дошло ли до того, что теперь она принадлежит другому? Но что-то в голосе женщины подсказывало — сейчас не лучший момент для этого. Да и вообще, это не телефонный разговор.

— Очень хотел… Сказать, что безумно по тебе скучаю.

В трубке повисла тишина.

— Извини, я правда сегодня не в форме. Думаю, мне нужно пару дней, чтобы прийти в себя и…

— А как же годовщина твоих родителей, на которую мы приглашены? — напомнил Матвей.

— Вот же черт! — застонала Оксана. — Только семейных посиделок мне и не хватало для полного счастья… Дерьмо.

— Не знал, что у вас такой богатый лексикон, Оксана Владиславовна, — попытался сгладить ситуацию шуткой Веселый.

— Да уж… Богатый, — не то чтобы радостно хмыкнула та.

— Так, что? Мы все же поедем? Когда за тобой заезжать?

В трубке прозвенел звонок. Оксана замолчала, не желая его перекрикивать.

— Я без колес… — нерешительно пробормотала она, — если хочешь, можешь заехать за мной на работу.

На том и решили. До окончания рабочего дня Матвей успел переделать давно откладываемые на потом дела и даже поговорил с Кисой. Ему категорически не понравилось, что они упустили Оксаниного бывшего. По-хорошему выходило, что это вообще не тот человек, на которого они изначально подумали. Матвей не мог упустить парня с фото, даже если бы тот приехал на какой-то другой машине. Он очень внимательно следил за всеми заходящими в подъезд мужиками. Ну, ведь не стал бы тот маскироваться? А потому, очевидно, что это кто-то другой.

— А Букреев? Что нам известно о нем?

— Ну, скорее всего это он крышует торговлю в гимназии. Медведь предлагает поприжать кого-нибудь из барыг. Помять, если надо. Может, и узнаем чего интересного.

Матвей кивнул, как если бы друг мог его видеть. Растер глаза:

— А Оксана? Она поддерживает с бывшим связь?

— Не-а. По крайней мере, со своего мобильного.

— Ты уже и оператора связи хакнул? — невесело улыбнулся Матвей.

— А что? Ты же, пока не убедишься в ее невиновности — себя сожрешь.

— Не начинай…

— А что, я не прав? Сожрешь ведь. Слетишь с катушек, а нам оно надо?

Прав был Киса. Прав… И про то, что сожрет себя, и про то, что слетит с катушек. Сейчас все так сильно запуталась.

— Хорошо. Работайте.

— Брат…

— Да?

— А что ты будешь делать, если выяснится, что она…

— Я поступлю правильно, Тимур. Надеюсь, что я поступлю правильно…

Он заехал за Оксаной ровно в пять, как они и договаривались. Только увидев ее лицо, он по-настоящему понял, как тяжело ей далось решение быть с ним. Под огромными, бездонными, какими-то больными сейчас глазами залегли тревожные тени. Веки припухли и покраснели, в уголках губ собрались морщинки, которых он раньше не замечал. Даже после разговора с ней он до конца не постиг, что она чувствовала на самом деле. А теперь воочию видел.