Бунт Афродиты. Tunc - Даррелл Лоренс - Страница 29

Ледяной тон заставил Иокаса Пехлеви съёжиться, он стал чуть ли не вдвое меньше, согнулся и сложил руки, будто моля о прощении.

— Ради него, — ответил он. — Ради мистера Чарлока.

Она смерила меня взглядом и лёгким кивком ответила на мой поклон. У неё было холодное красивое лицо, обрамлённое блестящими пышными чёрными волосами, которые были собраны на затылке свободным узлом. Высокий белый лоб сиял спокойствием, но когда она закрывала глаза, поворачивая голову от одного собеседника к другому, можно было ясно представить, как будет выглядеть её посмертная маска. Пухлые губы были прекрасно очерчены, но постоянно кривились, выражая пренебрежение или презрение. В ней была надменность, какую может себе позволить только дочь богача; но все это не вызвало у меня мгновенной неприязни, а напротив, возбудило интерес.

С её появлением Иокас скукожился до размеров фигуры со средневековой игральной карты; он стоял, почёсывая голову через шерстяную шапочку.

— Немедленно пойди и переоденься, — сурово сказала она, заставив его самоуважение съёжиться ещё больше.

Заискивающе кивнув, он шмыгнул мимо меня к двери, оставив нас одних друг против друга. Если бы она сделала шаг вперёд и вошла в круг света от лампы, я смог бы ближе разглядеть её глаза необычной синевы. Но она оставалась в полутени, которая сообщала её глазам мрачную гипнотическую силу. По её взгляду видно было, что она с трудом подавляет интерес ко мне и моим занятиям. Наконец она тихо извинилась и отошла в тёмный угол, где, как чучело орла на пюпитре лектора, сидел громадный сокол. На ней была длинная туника то ли из кожи, то ли из полубархата. Она надела нарукавник и рукавицу. Гдето в полумраке угла в агонии затрепетала крыльями маленькая птица, может перепёлка, и я с отвращением увидел, как Бенедикта пальцами разрывает тушку, отбирая лакомые кусочки. Затем, издавая булькающие, воркующие звуки, она длинным пером пощекотала лапы соколу и рукой в рукавице поднесла к огромному хищному клюву кровоточащий кусок мяса. Птица схватила его и проглотила. Кормя сокола, Бенедикта все повторяла какоето слово тем же булькающим, воркующим голосом. Медленно, с большой осторожностью она посадила сокола на рукавицу и с улыбкой обернулась ко мне.

— Он очень неохотно ест с руки, — сказала она. — Я до сих пор каждый раз не знаю, удастся ли мне соблазнить его взять мясо. Ну, посмотрим. Вы охотитесь? Отец был большим соколятником. Но нужна вечность, чтобы их приручить.

В этот момент в конце комнаты распахнулись высокие двери, и я увидел длинный обеденный стол, накрытый на балконе. Появился переодевшийся Иокас. Теперь на нем была удобная рубаха в русском стиле, похоже, шёлковая. Густые волосы зачёсаны назад, прикрывая уши.

— Свет! — приказала Бенедикта, и слуги моментально задули половину свечей. Остался освещённым только один конец стола, где стояли два прибора. — Не двигайтесь, пожалуйста.

Продолжая тихонько ворковать, девушка прошла на балкон и села в дальнем, затенённом конце стола. Вокруг было множество блюд, но сама она не ела, а время от времени кормила сокола. Мы с Иокасом сели в другом конце, евнух обслуживал нас с непроницаемым лицом. Краем глаза коротышка с профессиональным любопытством поглядывал на девушку. Она же теперь занималась тем, что на короткое время снимала клобучок с головы птицы, а потом надевала снова.

— Тут требуется дьявольское терпение, — сказал Иокас. — Но Бенедикта молодец. Если желаете, мы можем взять вас на модную сегодня охоту — на турачей и вальдшнепов. Что скажешь, Бенедикта?

Но девушка, перед которой стояло блюдо с кровавыми кусочками мяса, была поглощена кормлением птицы и не удостоила его ни взглядом, ни ответом.

В скором времени она встала изза стола — видимо, это уже вошло в обычай — и заявила, что должна «прогулять» сокола; попрощавшись с нами, она медленно сошла по мраморным ступенькам в сад и исчезла. Мне показалось, что Иокас с облегчением вернулся к еде — и к тому же стал куда разговорчивей.

— Мерлин был большим знатоком соколиной охоты, — сказал он. — Мы во всем подражаем ему — вплоть до последних мелочей. Кстати, вы уже видели бумаги? Они в этом портфеле, который принесла Бенедикта. — Он вскочил изза стола и принёс портфель. — Вот они, видите, два раздельных проекта контрактов. Один касается только записывающего устройства; другой, более подробный, касается всех ваших дальнейших разработок. Вы станете сотрудником фирмы, будете получать фиксированный оклад, проценты от использования ваших изобретений и так далее. — Он убрал бумаги в портфель и похлопал по нему. — Просмотрите на досуге: патент гарантирован — осталось лишь поставить вашу подпись. Но первым делом вы должны посоветоваться с доверенными людьми. Завтра я отправлю вас обратно в Полис на день, идёт?

— Расскажите мне о фирме, — попросил я, и глаза Иокаса вспыхнули от гордости и удовольствия, чем напомнили мне Сакрапанта.

— Так, с чего начать? Дайтека подумать.

— Начните с Мерлина.

— Очень хорошо. Мерлин был гением коммерции, человеком, который, как у вас говорится, сам себя сделал. Он прибыл в Стамбул гдето в восьмидесятых годах прошлого века на борту британской яхты. Он был юнгой. Он сбежал с яхты, устроился в столице и начал свой бизнес. Много лет спустя, когда его бизнес разросся так, что им стало трудно управлять в одиночку, он нашёл меня и моего брата и предложил стать компаньонами. Я благословляю день, когда это произошло. — Он сплёл пальцы и, громко смеясь, похрустел суставами. — Он был истинным гением — знаете, во все время правления Абдула Хамида он не упустил ни одной выгодной сделки, использовал все его фирманы. Вам, конечно, известно, что Хамид был сумасшедшим — помешался от страха перед покушением. Он жил во дворце в Илдизе, дрожа от ужаса. Во всех углах, на всех столах лежали заряженные пистолеты. Он пугался каждого шороха и тут же принимался палить. Однажды его маленькая племянница вбежала к нему, когда он дремал, и он застрелил её. Мерлин, посещая этого безумца, обязательно предпринимал особые меры предосторожности — ходил медленно, говорил медленно, сидел спокойно, не шевелясь. Вдобавок у него существовала продуманная тактика лести. Он послал ему собственное скульптурное изображение в полный рост, целиком из сливочного мороженого. Послал часы, с необыкновенным искусством выполненные по особому заказу в Цюрихе. Это он, умело распространяя слухи, добился важных заказов для фирмы. Абдул Хамид был очень суеверен, и ему каждый день составляли новый гороскоп. Фирма подкупила придворного астролога. Так Мерлин стал в какомто смысле самым важным человеком в Турции. Но он был столь же мудр, сколь и проницателен. И все это время поддерживал деньгами революционеров, младотурков. Затем флот — ему позволили стоять в бездействии в гавани и ржаветь, потому что Мерлин, играя на страхе и доверчивости Абдул Хамида, распускал слухи о том, как союзники якобы могут использовать корабли. Да я всю жизнь видел те линкоры, ржавеющие в гавани. Палубы поросли цветами. Так постепенно, даже в неблагоприятные периоды, фирма все росла и росла. Теперь, конечно, иные времена, теперь нам легче. Затем Мерлин… покинул нас, и мы, двое братьев, взяли на себя опеку над Бенедиктой. Стали ей дядьями. — Он заразительно засмеялся, утирая рукавом выступившие слезы.

— А его жена? — спросил я.

Иокас неожиданно пришёл в замешательство. Лицо его посерьёзнело. Он выставил бородку и развёл руками — словно был бессилен найти удовлетворительное объяснение.

— Тогда во многом шли на компромисс, — ответил он, как бы защищаясь. — Приходилось. Мерлин, к примеру, принял ислам, когда ему было за пятьдесят. Неизбежно поползли слухи о его жёнах и… гареме, но точно никто ничего не знал. Это место было как маленький город, обнесённый стеной, а когда живёшь а 1аturque, тайны гарема охраняются от чужих. Первое время Бенедикта росла в гареме, с иностранной гувернанткой, потом несколько лет в Швейцарии, вот откуда такое её совершенное владение иностранными языками.