Наука и проклятия - Орлова Анна - Страница 3

— Давайте так, — заметив мой взгляд, он сжал узкие губы и прищурил глаза. — «Да» — моргните один раз. «Нет» — дважды. Договорились?

Ладно уж, мне нетрудно. Я согласно смежила веки. Нужно как-то находить пути коммуникации, как любит говаривать мистер Причард, наш замдиректора, когда главный бухгалтер снова ругается из-за превышения норм затрат экспериментальных материалов.

При мысли о родном НИИ сердце защемило.

— С вами все в порядке? — тут же спросил брюнет.

Поколебавшись, я все же просигналила: «Да!»

Со мной все превосходно! Разве может быть иначе, когда тебя похитили и уволокли невесть куда?

— Прекрасно, — начал было он, но наше едва наладившееся общение прервали.

— Это она? — сухо поинтересовался женский голос.

— Да, — кажется, нехотя ответил он, оборачиваясь.

— Не первой свежести, — заметила дама неодобрительно.

Мне, конечно, не семнадцать, но и до преклонных лет далековато: через два месяца исполнится двадцать пять. Кто она такая? Неужели соперница?

Леди, верните мне подвижность, и я охотно уступлю вам честь называться женой этого сумасшедшего! Даже не стану писать заявление в полицию, дезоксирибонуклеиновой кислотой клянусь!

Увы, губы по-прежнему не слушались, так что вместо прочувствованной тирады с них сорвался лишь тяжкий вздох.

Мой похититель промолчал. Ладно, сделаем зарубку на память.

— Все готово, — продолжила женщина и принялась командовать. — Мэри, Бетти, поможете невесте. Через час она должна быть в часовне.

— Да, миледи, — пропищали два голоса, а потом меня куда-то понесли…

Барон сдал меня с рук на руки служанкам, которых, кажется, нисколько не смущала ни моя подозрительная вялость, ни даже браслеты на руках. Вдвоем они споро стащили рабочее платье, обтерли меня розовой водой и расчесали волосы, громко восхищаясь их ярким рыжим цветом.

— Вы такая красивая, миледи, — прошептала румяная хохотушка Бетти, разворачивая мое безвольное тело к старинному ростовому зеркалу.

Из него на меня смотрела… не я. Сроду не носила шифоновых платьев, так мягко и завлекательно обрисовывающих фигуру.

Нежнейшая ткань оттенка топленого молока скрывала меня от шеи до запястий, надежно пряча проклятые браслеты, снизу юбка скромно закрывала колени. На распущенные, слегка вьющиеся рыжие волосы водрузили веночек из флердоранжа. На талии застегнули чеканный поясок, подчеркивающий ее тонкость и крутизну бедер, на высокой груди прикололи брошь-камею.

Худосочностью я, прямо скажем, никогда не отличалась, что, между прочим, доставляло массу неудобств. Например, на работу приходилось надевать строгие, почти монашеские платья, иначе сотрудники-мужчины норовили оценить вовсе не мой ум, а иные достоинства.

— Повезло лорду. — Мэри прикусила губу, окинув меня ревнивым взором.

Похоже, горничная вздыхает по хозяину — история стара как мир.

В дверь постучали.

— Пора, — шепнул кто-то, приоткрыв ее на волосок.

Бетти охнула, Мэри опустила глаза, и меня в четыре руки повели-потащили к выходу.

Как меня поднимали по лестнице в башню, это отдельный грустный рассказ. Даже крепкие девицы умаялись, волоча меня по ступенькам. Задевая ногами выщербленные ступеньки, я отчаянно пыталась найти выход. Понять, что нужно от меня барону, не сложнее, чем записать гаметы для генотипов АА и Аа. Ему зачем-то припекло жениться и настрогать наследников. Да бога ради! Пусть женится и размножается, сколько пожелает, я-то почему должна страдать?!

Горничные почти внесли меня в часовню. И я, стыдно признаться, запаниковала. Чтобы в наше просвещенное время и похищали невест?! На глазах закипали злые слезы, от беспомощности хотелось кричать.

Горели свечи, десятки толстых свечей в массивных канделябрах. Пламя колебалось от сквозняка, придавая происходящему нереальный вид. У алтаря мялся и потел толстый священник, явно не изнурявший себя постами. Слева ждал жених, даже не соизволивший по такому поводу переодеться. Справа замерла высокая сухопарая женщина в темно-синем платье с глухим воротом. Ее возраст выдавали лишь немногочисленные морщинки, а седина в светлых волосах была почти незаметна. На поясе дамы висела связка массивных ключей, на худосочной груди лежало массивное ожерелье — скорее даже мужская цепь, какие носили дворяне века три назад. Дама воткнула в меня тяжелый взгляд и стиснула в костлявых руках кружевной платочек.

— Подойди, дитя, — позвала она, тщетно стараясь говорить ласково.

Меня за локотки подтащили ближе к ней.

От душного запаха ладана и горячего воска кружилась голова, руки свисали переваренными макаронинами, ноги сквозь тоненькие бальные туфельки холодил каменный пол. Кажется, не очень-то я походила на счастливую невесту. Священник побледнел и кинул затравленный взгляд на… по-видимому, хозяйку замка и мою будущую свекровь.

Служанки поставили меня рядом с ней и отступили на несколько шагов, а мой локоть стиснули жесткие пальцы.

— Начинайте, святой отец! — приказала «свекровь», вздернув подбородок.

«Жених» на меня даже не посмотрел. Стоял спокойный, безразличный, как будто происходящее его не касалось.

На узорчатом мраморном полу между нами лежал топор. Точнее, боевая секира, на топорище которой тускло мерцала вязь заклятия.

Священник все потел и мялся.

— В-вы ув-верены, в-ваша м-милость? — заикаясь, выдавил он, обращаясь почему-то к даме.

Понятно, кто в замке хозяин.

— Конечно! — В ее голосе звякнул металл. — Такова моя воля.

И как-то очень уж многозначительно прижала костлявую руку к тяжелой цепи на шее.

Священник, втянув голову в плечи, дрогнувшим голосом завел службу. Время обетов пришло подозрительно скоро. По-видимому, святому отцу было велено обстряпать все по-быстрому.

Эй, пошутили и хватит! Мне нельзя замуж! Как же конференция в Гартланде через две недели? Я столько добивалась, чтобы меня туда пригласили, а теперь все пойдет прахом из-за какого-то самовлюбленного барончика?!

Я почти не вслушивалась в бормотание священника, лишь вздрогнула от короткого уверенного «Да!» на вопрос, берет ли Фицуильям Скотт, барон Мэлоуэн меня, Маргариту Саттон, в законные жены.

Голос священника окреп:

— Маргарита Саттон, берете ли вы Фицуильяма Скотта, барона Мэлоуэна, в мужья, обещаете ли любить его, подчиняться ему, быть вместе в горе и в радости, пока смерть не разлучит вас?

Не желаю принимать участие в этом фарсе! Я сделала единственное, что могла, — крепко зажмурилась.

— Бедняжка сомлела от волнения, — хладнокровно произнесла моя уже почти свекровь. — Продолжайте обряд.

— Но…

— Продолжайте! — рявкнула она. — Я, Офелия Бернис Скотт, приказываю вам именем барона Мэлоуэна! Его величество повелел моему сыну жениться, и кто мы такие, чтобы пойти против его воли? Или вы хотите, чтобы невидимые гончие уволокли вас в геенну огненную?!

Ну да, именно такая участь, по поверью, ждет тех, кто не подчиняется королевской воле.

Священник всхлипнул и выдавил:

— Н-нет! Данной мне властью объявляю Фицуильяма Скотта, барона Мэлоуэна, и Маргариту Саттон мужем и женой!

И, кажется, обеспамятовал — глухо бухнуло что-то тяжелое.

Кто-то взял мою безвольную руку. На палец скользнул холодный ободок кольца. Даже сквозь сомкнутые веки глаза резануло яркой вспышкой.

— Свершилось! — выдохнула свекровь с неподдельным облегчением.

Новоиспеченный муж — пахло от него уже знакомо, горько-пряно — подхватил меня на руки.

Я безвольной куклой болталась в объятиях брюнета, который меня куда-то целеустремленно нес. Лестницы, коридоры и галереи сменялись, как в калейдоскопе. Людей в замке было немного, лишь раз нам навстречу попалась служанка. Ойкнула, осенила себя святым знамением и опрометью кинулась прочь.

Барон не удостоил ее взглядом. Свернул в длинный, слабо освещенный коридор, ногой распахнул ближайшую дверь, вошел в комнату, оказавшуюся роскошной спальней, уложил меня на кровать и сел рядом. Теперь, надо думать, нас ждет первая брачная ночь. Благо за окном давно стемнело, самое время понежиться в постели…