Гвардии «Катюша» - Бороданков А. П. - Страница 6

В начале июня 1939 года проводились полигонные испытания. На них присутствовал нарком К. Е. Ворошилов. Вот что пишет об этом Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, который был тогда начальником артиллерии РККА:

«В присутствии наркома обороны мы на подмосковном полигоне испытали опытные образцы реактивной артиллерии. Новое залповое оружие произвело сильное впечатление, но бросились в глаза и его недостатки — значительное рассеивание снарядов, трудность маскировки огневой позиции во время стрельбы. Несмотря на это, опытный образец получил положительную оценку.

Нам указали держать новое оружие в строгом секрете, быстро совершенствовать его, но на массовое производство поставить лишь в предвидении войны.

Предложили заняться конструированием для него осколочно-фугасного снаряда.

Как сожалели мы потом, что своевременно не приступили к производству этих грозных установок, не подготовили для них необходимые кадры! Но мне тогда казалось, что доведение опытных образцов установок и снарядов займет много времени и что все это должен сделать коллектив, работающий над новым видом вооружения. Безусловно, я недооценил это оружие»[14].

После этих испытаний коллектив НИИ приступил к разработке третьего варианта пусковой установки и осколочно-фугасного снаряда. Требовалось улучшить кучность стрельбы и устойчивость машины при стрельбе. Конструктор В. Н. Галковский предложил принципиально новый вариант пусковой установки: 16 направляющих монтировать на автомашине продольно. Технический совет НИИ одобрил этот вариант, и в августе 1939 года опытная машина была изготовлена. К этому времени разработали новый, 203-миллиметровый и усовершенствовали 132-миллиметровый осколочно-фугасный снаряд. Осенью 1939 года на Ленинградском артиллерийском полигоне были проведены испытания. Новые варианты установок и снаряда получили одобрение. Реактивная установка официально стала именоваться БМ-13, что означало «боевая машина», а цифра 13 — сокращенно калибр 132-миллиметрового снаряда. Сам же этот реактивный снаряд получил наименование М-13.

В конце 1939 года Главное артиллерийское управление Красной Армии дало заказ НИИ на изготовление пяти таких установок для войсковых испытаний. Кроме того, одну заказало для себя артиллерийское управление ВМФ. К ноябрю 1940 года НИИ выполнило заказы: пять установок отправили на полигон, а шестую — в Севастополь.

В середине июня 1941 года под Москвой на смотре образцов вооружения Красной Армии пять БМ-13, изготовленные в НИИ, получили высокую оценку.

За заслуги в изобретении и конструировании нового вида оружия, поднимавшего боевую мощь Красной Армии, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 июля 1941 года главному инженеру Реактивного научно-исследовательского института военинженеру I ранга А. Г. Костикову было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Орденом Ленина награждены: военинженер I ранга В. В. Аборенков, инженер-механик И. И. Гвай (руководитель группы конструкторов, занимавшихся созданием пусковых установок), техник-конструктор В. И. Галковский; орденом Красной Звезды — военинженер II ранга Д. А. Шитов и техник-конструктор А. С. Попов.

30 июля 1941 года газета «Правда» посвятила большую статью создателям нового грозного оружия. В ней сообщалось, что над созданием нового типа вооружения, показавшего превосходные качества в боевой обстановке, конструкторский коллектив работал последние три года. Идея создания нового оружия поражает своей необычной технической дерзостью и широтой замысла. «Это… вид вооружения будущего», — пророчески писала «Правда».

Пять БМ-13, изготовленных НИИ, и две боевые машины, созданные в предвоенные дни, составили первую в Советской Армии ракетную батарею, положившую начало новому виду оружия — гвардейским минометным частям.

M. E. Сонкин,

гвардии напитан в отставке,

член Союза писателей СССР

ОТКУДА ИМЯ ПОШЛО[15]

В первые же месяцы боевого применения нового оружия на фронтах Великой Отечественной войны среди наших бойцов разнеслась молва о чуде-пушке. Но так как оружие это было секретное и официального наименования его никто не знал, то каждый называл его по-своему: «эрэсы», «раиса семеновна», расшифровывая буквы «РС» — «реактивные системы». Но больше всего — «катюшами». Ветеран гвардейских минометных частей М. Сонкин по своим фронтовым записям так описывает утверждение этого имени среди бойцов.

Военный грузовой автомобиль, мчавшийся по Москве, свернул на заснеженную и пустынную улицу Фурманова. Сугробы баррикадами перекрывали дорогу, лежали вдоль заборов, возвышались до окон первых этажей зданий. Грузовик то и дело замедлял ход: передние колеса зарывались в снег, а задние буксовали.

У подъезда дома № 3/5 автомобиль остановился. Из кабины вышел подполковник. За ним из кузова выскочили на снег старший лейтенант и сержант. Удостоверившись в правильности адреса, они вошли в парадное.

Квартира 21. Табличка на дверях… Казалось, чего проще нажать кнопку или постучать; дверь откроется, и тогда…

— «Здрасте, мы за песней…» Так, что ли, придется начать? — шутя проговорил подполковник Дроздов, глава этой необычной делегации.

— Да, нечего сказать, задача, — произнес сержант Калинников, невысокого роста чернобровый парень.

— А по мне любое поручение — приказ, — сказал старший лейтенант. — И ничего тут зазорного нет. К тому же песня для фронтовиков…

— Вот ты первый и докладывай, — решительно предложил Дроздов.

— Нет, нет, — возразил старший лейтенант. — Я растеряюсь. Ведь поэт…

— Ну и что же? — перебил Дроздов.

Разговор прервался неожиданно: подполковник нажал кнопку звонка и все мгновенно смолкли.

Дверь открыла немолодая женщина в ватнике и в пуховом платке. На вопрос, дома ли Михаил Васильевич, она ответила утвердительно и пригласила пройти в комнату направо.

По тому, как она встретила нежданных гостей, нетрудно было догадаться, что военные в этой квартире совсем не редкие гости.

…Происходило это в конце декабря 1943 года. В Москву со 2-го Прибалтийского фронта была послана группа гвардейцев-минометчиков. Среди прочих дел фронтовики имели необычное задание:

— Побывайте у поэта Михаила Васильевича Исаковского и передайте ему, что без новой песни нам никак нельзя, — полушутя-полувсерьез напутствовал их генерал. — Зовите поэта в гости. А если он поехать не сможет, сами расскажите про наши дела. Но без песни не возвращайтесь.

И вот фронтовики в гостях у Исаковского.

В небольшой комнате, заставленной книжными шкафами, было прохладно. На плечи Михаила Васильевича накинута шуба. При каждом его движении она спадала, и ему приходилось вновь набрасывать ее на плечи.

— Нет, нет, не раздевайтесь, — предупредил Исаковский, когда гости стали искать вешалку. — К сожалению, у нас не тепло.

— Мы привычные, — храбро заметил Калинников и посмотрел на подполковника. Тот тоже снимал с себя шинель.

— …Так что о нас не беспокойтесь, — уверенней добавил сержант.

— Если настаиваете, — улыбнулся Исаковский, — пожалуйста.

Разделись. Сели к столу.

— То, что вы с фронта, сам вижу. Но с какого, разрешите узнать?

Все трое переглянулись и облегченно вздохнули: хорошо, что поэт заговорил первым. Теперь будет легче.

— Второго Прибалтийского…

— На Ригу пойдем! — бойко сказал сержант Калинников, но, встретив взгляд подполковника, добавил, и на этот раз не столько для поэта, сколько для своего начальника: — Раз Прибалтийский, значит путь наш к берегам Балтийского моря, а там Риги никак не миновать.

— Мне нравится эта ваша уверенность, — улыбнулся Исаковский. — А вы кто будете?

— Командир боевой машины сержант Калинников.

— Должен заметить, что один из наших самых отважных гвардейцев, командир «катюши», — сказал подполковник.