Моя пятнадцатая сказка (СИ) - Свительская Елена Юрьевна - Страница 109

Я пришла в клинику ветеринара с копилкой под мышкой. Хикари в одиночку робко бродила в приемной, туда-сюда, волнуясь и волнуя двух бабушек с кошками в переносных кошачьих корзинках-домиках. Но она ходила тихо и была такой грустной, что молоденькая служащая не решилась ее остановить. И те пожилые женщины не решились ворчать на нее.

Глаз котенку спасти было невозможно. Так и останется на всю жизнь одноглазым. Но ушко ему обработали. Лапку зафиксировали. Там оказался перелом. Хикари, разумеется, расстроилась, что несла беднягу, прижав к себе. И, хоть и осторожно несла, но все-таки причиняла ему новую боль. Но моих денег хватило, чтоб оплатить лечение. А домик и миску ему пообещала подарить одна из тех бабушек, которая вдобавок к доброте обладала отличным слухом. У ее кота всего было достаточно, так что хозяйка решила, что он может и поделиться. Мы подождали и их два часа. Манэки все еще спал после операции, на коленях новой хозяйки. Хикари смущенно приняла подарок Нищего, но попросила пока обвязать ей им предплечье.

— Потом ему повяжу. Обязательно! — заверила она, — Пока боюсь будить. Бедняжка итак страшно намучился.

Потом пришла та добрая женщина. И мы вместе пошли к бабушке домой.

Она жила одна. И накормила нашего котенка, как раз проснувшегося. Ему доктор разрешил немного поесть. А ее коту нельзя было пока есть, за что он обиженно и долго мяукал из комнаты. И нас угостила чаем с печеньем. Она жила одна. С детьми что-то случилось, а внук учился за границей. Приглашала нас с Хикари и котенком заходить к ним в гости. Книжку ей про котов подарила, как ухаживать. Мы мило посидели у них дотемна. Потом хозяйка завернула нам лишние вещи от своего любимца и ушла его, обиженно забившегося под шкаф, выманивать тарелкой с ужином.

Смутившись, Хикари все же пригласила меня к ним зайти.

Дома у них было тесно и много всяких вещей. Но необычайно как-то уютно. Брат у нее был приветливый. Сразу согласился проводить меня домой, едва сестра попросила. И согласился обеспечивать котенка, выделяя деньги для него из своей скромной зарплаты. Серьезный юный мужчина тринадцати лет.

Потом пришла их мама. Тихая худая женщина с темными кругами вокруг глаз. Она было воспротивилась новому рту, но тут сын вдруг признался, что деньги у него водятся, что он, оказывается, и сам работает. И Хикари подтвердила, что он часто ей дает «на заколки». Мать вначале удивилась, но потом почти сразу же обрадовалась, расплакалась даже от радости, кинулась обнимать сына.

— Серьезный мужчина у меня растет! — сказала, — Совсем уже взрослым стал.

— Но ему же только тринадцать! — робко сказала я, — Ему еще до совершеннолетия ждать не один год.

Но она не рассердилась. Сказала, мне улыбнувшись, заодно и меня обняв, другой рукой:

— Так ведь он уже сам о себе старается заботиться. И даже о сестре. И вот, котенка взял под свою защиту. Совсем уже самостоятельный и ответственный. Вполне себе взрослый мужчина.

— Но ты еще оплачиваешь мою учебу и еду, — проворчал юный взрослый мужчина из-под ее руки, — Я еще не самостоятельный. Вот когда тебе больше не придется работать, тогда да, тогда я буду заботиться о вас с Хикари как взрослый и самостоятельный.

Глядя на него, я пожалела, что у меня нету такого брата. Но, впрочем, такой замечательный брат был у милой Хикари, а ей было положено иметь в жизни хоть что-то хорошее! Просто… Ну, было бы очень грустно, если бы у такой доброй девочки совсем ничего хорошего в жизни не было, верно?..

Ее мама пригласила меня поесть до моего ухода. И тоже приказала Рескэ меня проводить.

— Ночь уже, темно. А Сеоко живет в другом районе.

Готовила она немного блюд — и страшно извинялась за это — но очень-очень вкусно. А чай нам уже заваривал ее сын, выгнав мать посидеть хоть чуть-чуть.

— Ты больше устала за день, чем я, — серьезно заметил он.

После ужина меня до самого дома проводил! Он шел молча, почти не расспрашивал меня ни о чем. Но рядом с ним идти было как-то спокойно. Я не испытывала неловкости, идя рядом с мальчиком, тем более, бывшим старше меня и даже из другой школы.

— Ты знаешь, кто ее бил? — спросил он, когда мы уже шли по моей улице, — Она не признается. Но я не могу этого видеть. Но, как назло, она учится в школе для девочек. Я не могу туда приходить. Не могу защитить ее.

Вздохнув, призналась:

— Она просила никому об этом не говорить.

— Как всегда! — проворчал Рескэ, — Она такая дура! Давно уже пора бы их проучить.

Где-то поблизости выла машина скорой. И мы запоздало заметили вдалеке толпу людей. Я не хотела туда идти — уже очень устала. Но второй Рескэ пошел. И я, поколебавшись чуть-чуть, пошла за ним.

Оказалось, девочку вытащили. Едва живую. Одежда порвана, в живот кто-то пырнул ножом. Она уже не могла сама говорить. Ахали женщины. Сердито хмурились мужчины. Жались к матерям или к друзьям дети. Врачи возились вокруг, обрабатывая ей живот. Сатоси-сан что-то обсуждал в сторонке с другими полицейскими. За машиной скорой помощи я разглядела и полицейскую машину. Вот врачи подвинулись к сумке с медикаментами — и я увидела ее лицо. Девочка была без сознания. И как будто знакомая… Ох, это же прошлая хозяйка котенка!

Рескэ вдруг криво усмехнулся. И, повернувшись к пострадавшей спиной, пошел обратно. И я опять последовала за ним.

— Почему ты усмехнулся? — тихо спросила, когда мы отошли далеко уже от толпы, — Разве можно улыбаться, когда кому-то плохо?! А если… если ее совсем убили?!

— Это их заводила. Главная из девчонок, которые травят мою сестру, — спокойно ответил Рескэ, — Я узнал ее. Я уже как-то оставил ей фингал и требовал отстать от Хикари. Вроде стало тихо. Но вчера сестру снова били.

— Но, все-таки… — робко начала я.

— Мне ее не жаль, — он сердито мотнул головой, — Совсем. Сколько можно людей мучить?! Вот и получила.

— Но вдруг она попалась бандитам? Вдруг ее… того… ну…

— Если она постоянно мучала других, то пора бы ей было уже и получить, — проворчал он.

Вдруг развернувшись, цапнул меня за ухо, за мочку, но не больно.

— Ты где вообще живешь? Я пообещал проводить тебя до твоего дома. А то вдруг у вас тут маньяк какой-то завелся. Я не смогу спокойно спать, если отпущу тебя одну.

Робко указала рукой направление. Он тотчас же меня выпустил. И до моего дома мы дошли молча.

Так одноглазый котенок в первый же день принес Хикари несколько счастливых совпадений. А ее врагу — несчастный случай. Может, он и вправду мог стать манэки-нэко для Хикари?..

Но… откуда Нищий об этом узнал?.. И почему он не забрал котенка себе? Почему играл с ним на улице, отвлекая немного от ран, хотя надо бы взять несчастного звереныша — и сразу отнести к врачу?..

Учитель мой извинялся, что плохо обо мне подумал. Прямо перед всем классом. Мне же пришлось на следующий день вернуться в школу. Хотя бы за рюкзаком. И надо было объяснять учителям, почему я отсутствовала без причины на других уроках.

Я так заплакала и так убежала, так резко ответила вчера, что мне поверили, что я сама придумала мою историю. Но даже от того, что мне запоздало поверили, даже после извинений учителя, какой-то осадок внутри меня остался. Боль осталась в моей душе. И я даже радовалась, что этот семестр последний и почти закончился — и скоро я уже не увижу этого учителя. Странно, он мне нравился все эти шесть лет. Как интересно рассказывающий. И как заботливый человек. Но его предательство и неверие в меня, во мне что-то убили. Что-то, что связывало меня с ним.

Он или кто-то из одноклассников подобрали мою историю тогда, разгладили. Вот, следы от мятых линий стали почти неприметными. Но даже эти мятые листы, даже потому, что их кто-то старательно разгладил, все-таки сохраняли на себе след от прошлого. Я запихнула эту историю куда-то вглубь шкафа, в надежде поскорее о ней забыть. И о моей душе, которую смяли и испортили. Хотя и пытались разгладить потом. Все-таки, раны от чужих поступков и слов оставляют след в наших душах. И смятые комки чувств после себя. Даже если кто-то потом и старается их разгладить.