Служитель милосердия (СИ) - Мамченко Петр Вячеславович - Страница 10

Но милосердная смерть не приходила. Последние крохи жизни уже перетекли в правителя, но дыхание не прерывалось, а кровь продолжала свой путь по телу. Просто я вдруг почувствовал себя очень лёгким, готовым отделиться от измученного тела, но что-то мешало мне. Печать Смерти! Печать, наложенная жрецом, которую я до того не замечал и не осознавал, намертво сковавшая мои тело и душу до особого распоряжения богини. Печать обжигала сильнее рук врага, всё ещё не понимающего, почему никак не умрёт упрямый мятежник.

А в следующее мгновение я ощутил это впервые. Она смотрела моими глазами и вкладывала частичку силы в моё истощённое тело. Милосерднейшая была со мной, и теперь я не мог потерпеть поражение. Повисшие плетьми руки поднялись и легли на запястья С'лмона, и правитель заорал от ужаса, ощутив присутствие страшной богини. Судорожным движением он сбросил бессильные руки и пнул меня в лицо, отбрасывая от себя на ступеньки.

У меня не было сил даже правильно сгруппировать тело, я должен был переломать себе все кости на крутых углах ступеней трона, но упал неожиданно мягко. С трудом повернув голову, я понял, что лежу на телах мага и наложницы, лишь рукоять ножа оставила синяк на спине.

Ненависть придала мне сил. Тело красавицы стало для меня символом Ва'аллона, изнасилованного и уничтоженного мерзавцем, даже сейчас старающимся уйти от ответа. В глазах пылали огненные круги, в голове стучали кузнечные молоты, во рту был привкус крови, но всё это не имело никакого значения. Важны были только руки, медленно отталкивающие тело, поднимающие его ввысь. Одна ладонь плотно лежала на костлявом трупе чародея, вторая неловко скользила по мокрой от крови ступени, я не посмел использовать для опоры тело женщины. Именно эта рука и нащупала что-то ещё более холодное, чем моё обессиленное тело — верный клинок, так неосмотрительно отброшенный С'лмоном на ступеньки.

Должно быть, ничего человеческого не было уже на моём лице, когда я, тяжело опираясь на меч, вновь встал перед троном. Золотые слова, изрекаемые С'лмоном, без всякого смысла стучались в мои уши. Единственная магия, которой он владел, ничего больше не могла вытянуть из моего тела. Я был мечом, жаждущим крови врага, и не думающем о цене и последствиях.

И враг бежал в страхе. Возможно, С'лмон ещё мог отсрочить свою гибель, сумей он покинуть тронный зал. Волосатые наёмники изрубили бы моё измученное тело, и жрецу пришлось бы искать кого-то другого для этого деликатного поручения. Но должно быть, сегодня был неудачный день для тиранов. Правитель споткнулся об голову старого мага и неловко упал у самого трона, так что мне оставалось сделать только шаг.

Лёгкий, как пёрышко, клинок сейчас казался мне неподъёмным грузом. Двумя руками ухватившись за одноручную рукоять, я раз за разом колол и рубил визжащую и бьющуюся груду окровавленного мяса, ещё недавно бывшую изысканным правителем. Прекрасное лицо утратило всякий намёк на разум, ухоженные руки, которыми он пытался остановить бритвенно-острое лезвие, превратились в обрубки. Но это создание не умирало!

Беспорядочно брыкающиеся ноги С'лмона подсекли меня, и я опёрся на клинок, прикалывая окровавленное тело к полу. Сил извлечь оружие уже не было. Я стоял на коленях у тела бессмертного врага, не в силах завершить начатое.

— Просто отдай его мне, — сказала богиня, вновь заполоняя всего меня.

И я положил ладони на бьющееся тело и подарил правителю печать смерти, посвящая его милосерднейшей. Незримые для всех, кроме меня, врата, распахнулись, втягивая не только душу, но и само тело бессмертного. Больше всего на свете мне хотелось в тот миг шагнуть следом, навсегда оттряхнув с ног грязь смертного мира, но богиня не позволила. Только ветер вырвался из закрывающихся врат — это возвращались в мир силы и жизни, выпитые С'лмоном.

Распались цепи заклинаний, и сотни людей, связанных с правителем, вновь помолодели, а некоторые, умершие меньше часа назад, даже воскресли. Я вновь был полон сил, и смог вернуть в ножны кровожадный клинок, но чуда не свершилось. Убитые обычным оружием к жизни не вернулись. Единственная, заслуживающая жизни и счастья во всём этом дворце, всё так же лежала на ступенях трона.

Меня не интересовали богатство и почести. Не бросив даже взгляда на корону, которую пытались мне вручить подхалимы, я ушёл из дворца, унося собой только тело красавицы, завёрнутое в королевскую мантию. Ушёл, оставив за собой груды тел и трон с вбитым в спинку окровавленным ножом, трон, на который так никто и не посмел усесться, поскольку непобедимый безумец бродил по королевству.

Я не знал ни имени красавицы, ни её рода. Даже мужа её мог вспомнить только по прозвищу, а по обычаю, имя мужа высекалось на саркофаге, рядом с собственным именем умершей. И потому, во дворцовом склепе на её саркофаге высекли имя богини победы, а вместо имени мужа — моё собственное, которым я больше не собирался пользоваться.

У Сина перехватило дыхание. Во рту пересохло от долгого рассказа, но слуги не торопились предлагать питьё. Он мог бы ещё немало рассказать о себе. О том, как ещё годы был разящим клинком храма, вылавливая разбежавшихся магов и правителей, мечтающих о бессмертии, оплаченном другими. Мог рассказать о храме, где несли службу раскаявшиеся грешники и не желающие жить праведники. Мог рассказать о Милосерднейшей — но нужно ли им это?

— Я хотел бы увидеть этот меч, — тихо прошептал обиженный Сином офицер. В напряжённой тишине его голос разнёсся по всему помещению, заставив вздрогнуть и поёжиться многих придворных.

Син пожал плечами.

— Это оружие теперь обладает особыми свойствами. Как и многие другие могущественные вещи из храма Дарительницы и Собирательницы, они переданы на хранение ей самой. Я мог бы попросить её вернуть меч мне, но думаю, если я сделаю это прямо здесь, меня неправильно поймут.

Правитель рассмеялся, призывая и прочих последовать своему примеру, но этот смех был натянутым, а кое у кого и вовсе, скорее истеричным. Мало кому, кроме настоящих ценителей, хотелось поближе знакомиться с проклятым оружием. С них вполне хватало и одного присутствия его хозяина.

Син вовсе не добивался такого эффекта, но в очередной раз люди боялись смотреть ему в лицо, становились неестественно вежливыми и доброжелательными, при том всей душой желая поскорее убраться от него подальше.

— Так чем мы можем помочь верховному жрецу? — поинтересовался правитель. В отличие от своих придворных, он прекрасно владел как лицом, так и голосом. Только блестящее от пота лицо, да неестественно резкие движения выдавали его нервозность.

Жрец вежливо поклонился, не менее остальных присутствующих желая перейти к делу.

— Я не хочу ни на минуту отягощать никого своим присутствием, Ваше Величество. Всё, что мне необходимо — это точные сведенья о всех известных Вам случаях появления нежити в вашем государстве.

Правитель с некоторым удивлением покосился на одного из своих министров — толстого, потного коротышку, сейчас явно желающего оказаться где-нибудь в другом месте. С видом обречённого на немедленную казнь, придворный приблизился и что-то зашептал на ухо правителю. Что-то, явно не приводящее в восторг его самого, и мгновенно выведшее из себя короля.

Его Величество был разъярён не на шутку. Под его испепеляющим взором толстяк рухнул на колени и едва не растёкся по полу. Умей он, наверняка просочился бы куда-нибудь ещё ниже.

— Изумительно! — Прорычал правитель, брезгливо вытирая ухо. — Жрец, явившийся за несколько дней пути, знает о бедах нашего государства больше, чем я! Мне не торопятся докладывать о вампирах и упырях, о съеденных подданных и потерянных солдатах, предпочитая поведать об успехах скотоводов и происках соседей!

Гневный взгляд прошёлся по трусливо сгибающимся придворным и чиновникам и упёрся в жреца.

— Это ведь обязанность Храма Смерти, не так ли — следить за тем, чтобы всякая пакость не выкапывалась обратно? Но с одиночными тварями разбираются войска и жрецы других богов, ты же соизволил явиться, когда целая армия неупокоеных разоряет деревни! Неудивительно, что твой культ непопулярен в народе. А сейчас, наверняка, ещё будешь клянчить средства и войска, чтобы исправить свои просчёты!