Девушка из Дубровника - Жилло Анна - Страница 42

— Ника, пожалуйста, не сердись на меня. Давай не будем ссориться. У нас так мало времени.

«У нас так мало времени»… Это прозвучало, как будто нам предстояло разъехаться в разные полушария и разделять нас должны были океаны. Не шесть часов пути между Питером и Хельсинки. Если не вспоминать, что он сам сказал о жизни на два дома. Это определенно означало одно: никакого продолжения не будет и мы никогда больше не увидимся.

Да и какое может быть продолжение? Как бы ни было хорошо нам вместе, это просто курортный роман, не имеющий ничего общего с «настоящей жизнью». И я знала об этом с самого начала — так какие могут быть претензии? В «настоящей жизни» он совсем другой — не пьет, занимается серьезным делом, скучно и серьезно любит свою жену. А в «ненастоящей» — отрывается в ресторане с друзьями детства и в охотку развлекается с красивой женщиной. С кем такого не бывало — вырваться из серых будней в яркий праздник. А если это еще иллюзия вернувшейся юности… Разве я не искала того же?

У нас мало времени — так зачем тратить его на ссоры, на обиды, на абсолютно ненужное выяснение отношений?

Я наклонилась и обняла Глеба, снова сходя с ума от запаха его кожи.

Глава 32

— Ты мой телефон случайно не видела? — спросил Глеб, вытирая волосы полотенцем. — Бран говорит, я его ночью у бассейна оставил, но там нет.

— В ванной на полу валялся, — соврала я, радуясь, что выложила телефон из сумки, когда вернулась. — На столе лежит.

— Ты хоть позавтракала? — он пошел на балкон повесить в сушилку мокрые шорты и плавки.

— Да, — я остановилась на пороге. — Потратила там немного с твоей карточки.

— Ну и молодец.

Вернувшись в комнату, Глеб налил из-под крана воды в стакан, жадно выпил, повторил, взял со стола телефон и лег на кровать.

— Боюсь, я тебе сегодня не компания, — сказал он. — Не кантовать, баграми не тыкать, при пожаре выносить первым. Сейчас все равно уже на море поздно идти. Может, ближе к вечеру.

— Я и у бассейна могу позагорать. А тебе поесть бы не мешало.

— Не могу, — поморщился Глеб. — Но да, надо. Сколько времени-то?

Он взял телефон, включил дисплей и нахмурился, глядя на него.

— Что, слишком много потратила? — спросила я ядовито, подумав, что он изучает смски из банка.

Глеб посмотрел на меня с недоумением, снова перевел взгляд на телефон, повозил по экрану пальцем.

— «Леут»? — хмыкнул он. — Серьезно? Ты так на меня разозлилась? Или не смогла отказать официанту на входе?

— Ну… да, — призналась я, имея в виду и то, и другое.

— А купальник-то хоть красивый?

— Красивый.

— Ну и отлично.

Он положил телефон на тумбочку и посмотрел куда-то сквозь меня, продолжая хмуриться.

— Что-то не так? — мне стало не по себе.

— Да нет, все нормально, — Глеб слегка встряхнул головой и поморщился. — Просто хреново. Слушай, Ник, уже первый час…

— Я в магазин заходила, продуктов купила. Могу приготовить что-нибудь. Мне тоже никуда идти не хочется. Правда, ничего такого особенного, по-походному. Сосиски, яичницу.

— Годится. А горчицы не купила?

— Айвар. Лютый.

— Хорошо. Пожарь, пожалуйста, пару сосисок и пару яиц. Только глаза выколи, не люблю жидкий желток.

Тут можно было, конечно, поизголяться на тот счет, чьи именно глаза выколоть, но не было ни сил, ни желания. Себе я пожарила как обычно — с твердыми целыми желтками, Глеб получил желто-белый блин.

— Это как? — изумился он, когда я разделила вилкой свой «глаз» пополам. — Как ты это делаешь?

— А что такое? — я обмакнула желток в айвар и отправила в рот.

— Я сколько раз пытался так приготовить, и всегда получалась жесткая и пережаренная.

— Не скажу. На, ешь, — я перебросила ему на тарелку второй «глаз».

— Ну правда, как?

— Я завещаю тебе рецепт. Оставлю конверт, тебе переправят после моей смерти.

— Так нечестно! — возмутился Глеб. — Я старше и могу умереть раньше.

— Ну, тогда тебе будет уже все равно.

На самом деле способ был совершенно простой, никакого особого секрета, но у меня было настроение, как говорила Софья, поговниться. Да, я не собиралась ссориться с Глебом, но обида еще не прошла. Да, я понимала, что обида эта, по большому счету, совершенно нелепая. Я ведь могла остаться с ним, и через полчаса, ну может, чуть позже, мы ушли бы вместе. Да и в целом — что ужасного-то? Встретился мужик с друзьями, выпил, пришел поздно. Не блевал, не приставал, лег и уснул. Храпел? Так он и раньше храпел, хотя и не так жутко. На что обижаться-то? Та крашеная мымра? Совсем смешно.

И, тем не менее, раздражение все равно бродило где-то в темной глубине.

Может, все дело в том, что этот вечер, ночь, утро — они были не мои?

Вот это, Ника, уже ближе к теме. Ну так и что теперь? Обратно их не вернешь. Не стоит портить из-за этого то, что еще осталось.

Собирая посуду в раковину, я зевнула так широко, что чуть не вывихнула челюсть.

— Не выспалась? — виновато спросил Глеб.

Я покачала головой.

— Той ночью ты, вроде, уснула быстро. Хочешь, я сейчас тоже подожду, пока заснешь?

— Ты думаешь, я вот так просто рядом с тобой засну? — фыркнула я, ставя тарелки в сушилку.

— А почему нет?

Я отвернулась, но уши выдали. Глеб подошел, обнял меня.

— Ника, скажи, пожалуйста, что случится, если ты возьмешь и скажешь: «Глеб, я тебя хочу»? Ты безвозвратно уронишь себя в моих глазах? Или в своих? Или попадешь в вечное сексуальное рабство?

— Да, да, да! — заорала я, швырнув вилку в раковину. — Я тебя хочу. Все время. Черт бы тебя подрал!

— Вы слышали, господа? — Глеб сел в кресло и обратился куда-то в мировое пространство. — Вот пример пресловутой женской логики. Эта озабоченная женщина только что во всеуслышанье призналась, что готова трахаться со мной двадцать четыре часа в сутки без перерыва на обед. И тут же пожелала, чтобы я вступил в интимную связь с чертом, да еще в пассивной позиции. По-моему, она все-таки намекает на группенсекс, хотя и уверяет, что это ей не нравится.

Я бросила в него посудное полотенце, но промахнулась.

— Прости, Ника, я очень польщен, рад, и вообще… Но сейчас я пас, — Глеб нагнулся, подобрал полотенце, скомкал и кинул мне обратно. — Поэтому давай так. Я пойду с Браном поговорю, а ты постарайся уснуть. Приду через полчасика. Дверь закрывать не буду, чтобы замком не щелкать.

Положив полотенце на сушилку, я подошла к Глебу, положила руки на плечи. Он поцеловал меня в макушку, потом в лоб, в нос, легонько в губы.

— Это все, на что я сейчас способен, — сказал он со вздохом. — У женщин бывают головные боли и месячные, а хэнговер может случиться с каждым. Ложись.

Когда Глеб вышел, я быстро разделась и достала из сумки маленькую коробочку. Утром, кроме супермаркета, я зашла еще и в аптеку.

«Planes?» — в ответ на мою просьбу снисходительно спросила красивая молоденькая девушка за прилавком, глядя на мою бледную кожу. Экие вы, туристы, нежные, говорил ее взгляд, самолеты вам мешают.

«Snoring man», — вздохнула я.

Сочувственно кивнув, девушка протянула мне белую коробочку и сказала, что это самые-самые лучшие беруши. И против храпунов, и против самолетов, и вообще — от любого шума.

Я засунула в уши кусочки ярко-оранжевой губчатой резины и уснула, наверно, раньше, чем голова коснулась подушки. Снилось мне… Ох, лучше не вспоминать. Нет, все было волшебно. Очень жарко. Но не оставляло ощущение беспричинной тревоги. Как будто вот-вот должно случиться что-то очень плохое. И я просто сбежала из этого сна, от этого беспокойства. Да, во сне я знала, что сплю, и усилием воли заставила себя проснуться.

Глеб, одетый, лежал рядом поверх покрывала и смотрел на меня. Точнее, снова сквозь меня. И было что-то в его взгляде, от чего ощущение тревоги из сна догнало меня и наяву. Как будто, глядя на меня, он думал о чем-то не самом приятном.