И заплакал палач... - Дар Фредерик - Страница 13

– Сколько лет было ребенку?

– Годика два... Он играл тут, в магазине.

Она удивленно взглянула на меня. Не понимала, почему это я вдруг так побледнел. Ведь все знают, что полицейские всегда умеют сохранять хладнокровие.

– Вы...

– Что?

– Вы, случайно, не знаете, где она живет?

– Нет. Но, наверно, не в центре. Я ее видела редко.

Это было все, но и так больше, чем достаточно.

Я вышел нетвердым шагом и направился к соседнему бистро пропустить стаканчик.

С малышом!

Эти слова вонзались в меня, словно кинжал. С малышом! Так, значит, это правда!

Захотелось бросить все и уехать. Плюнуть на эти розыски... Но все-таки я остался.

15

Я шел по залитым солнцем улицам маленького городка. День был базарный, и крикливая толпа выплескивалась на узкие улочки. Меня то и дело толкали какие-то тетки, обвешанные корзинами, но я даже не замечал. На душе было паршиво. Я думал о том, что Марианна жила в этом городе. Что кто-то другой держал ее в объятиях, сделал ей ребенка.

Я представлял ее вдалеке, там, в белой "Каса" и на огромном пляже под палящими лучами солнца. Я видел ее, как если бы приставил к глазам обратной стороной бинокль. Она была такая маленькая – не дотянешься.

Между нами простирался целый мир. А я шагнул в ее прошлое и сейчас смотрел на нее как бы из бывшей жизни.

Ужасно хотелось узнать... Увидеть дом, в котором она жила... Увидеть ее сына, мужа... Подышать затхлым воздухом ее прошлого...

Я остановился. Решение пришло само собой. Стоило лишь порассуждать. Я знал, что Марианна жила в Сен-Жермене или его окрестностях. Я знал, что у нее был ребенок и роды оказались нелегкими. Значит, она рожала или в местной клинике, или в ближайшей больнице.

Случайно я как раз подошел к строениям с двумя огромными красными крестами на белом фоне.

И рядом висела надпись: "Больница "Тишина".

Я прошел между домами, открыл калитку в ограде. Ботинки заскрипели по гравию утоптанной аллеи.

Я очутился между больничных корпусов. Стрелка указывала, как пройти к акушерскому отделению. Я вошел. Там стоял невообразимый гвалт. Новоиспеченные граждане бойко заявляли с своем непоколебимом желании жить.

Я попал прямо в больничный корпус. Запахло прокисшим молоком и эфиром. Мимо пробегали санитарки с ворохом грязного белья.

Другие катили тележки с явно с безвкусной едой.

Я стоял как вкопанный посреди всей этой суматохи, будто деревенский увалень на парижском перекрестке. В конце концов меня окликнула толстощекая и усатая медсестра.

– Сейчас посещения запрещены. А вы что, молодой папа?

Я встряхнулся.

– Полиция!

Она опешила.

Я снова принялся за свой рассказ. Теперь, когда я уже выучил его наизусть, все шло, как по маслу.

Она заинтересовалась. Наверное, на дежурстве перечитала все журналы с любовными историями и знала наизусть Жоржа Оне.

– Вы видели эту девушку?

– Ну конечно! – воскликнула она. – Это младшая Ренар...

– Вы уверены?

– А как же! Месяц здесь провалялась... Я ассистировала доктору, который ее оперировал, ведь вы знаете...

– Знаю!

Не мог я вынести этих подробностей. Они мне были противны.

– Вы говорите, Ренар?

– Да.

– Марианна Ренар?

– Кажется, так ее и звали.

– Вы знаете, где живет ее муж?

Она пожала плечами.

– У нее не было мужа...

Ну прямо сюрприз за сюрпризом... Не было мужа! Марианна оказалась матерью-одиночкой! Вообще-то похоже на нее...

– У нее есть семья?

– Нет, никого нет. Мать умерла...

– Где она жила?

– Не знаю... Но вам скажут в регистратуре... Скажите, чтобы поискали в журнале входящих за... подождите... за февраль, два года назад.

– Спасибо.

Но в регистратуре все чуть было не полетело кувырком. Я нарвался на старого зануду с рыжими усами, который потребовал документы – убедиться, что я полицейский. У меня хватило ума на то, чтобы быстро ретироваться, объяснив, что я частный сыщик и работаю на своего клиента. Он выставил меня за дверь. Я оказался у лужайки. Стоял и оторопело взирал на то, как садовник поливает траву. Унизительно, когда человека откуда-нибудь выгоняют.

Но, к счастью, там, в регистратуре работала симпатичная секретарша. Она увидела, что я ухожу, побежала за мной. Маленькая брюнетка с зелеными глазами и восхитительной улыбкой. Она бежала, накинув на плечи жакет.

– Не обращайте внимания на регистратора, у него печень больная. Пока вы разговаривали, я сама посмотрела: она живет на улице Гро-Мюр, в доме 14.

– Вы просто прелесть!

Наверное, она ждала, что я назначу ей свидание, услуге-то ведь я был обязан исключительно благодаря своей внешности. Но что-то не хотелось...

И я ушел, вознаградив ее признательной улыбкой, мечтая поскорее очутиться на улице Гро-Мюр.

16

Это был романтический и невеселый дом. Старый ветхий фасад стыдливо прятался за деревцами, которые позабыли подстричь.

Проржавевшая ограда со свисающими гроздьями глициний охраняла вход в сад. Все ставни были закрыты.

Я прислонился к стене напротив и долго глядел на пустой дом.

"Так, значит, вот где она жила", – подумал я.

От этого места веяло чем-то таинственным и даже тревожным. Я не мог оторвать от него взгляд.

Спустя некоторое время рядом послышался какой-то шум. Я повернул голову и увидел в окне соседнего дома старуху. Она смотрела на меня с тем жадным любопытством, с которым провинциалы гоняются за всем необычным. Вот старуха улыбнулась.

– Никого нет, – сказала она.

Я пошел к ней. Это была очень старая женщина. Во рту спереди торчал последний зуб, и от этого она сильно походила на карикатуры из "Тарелки или масла".

– Вы ищете мадемуазель Ренар?

– Гм... да.

– Она уехала. Почти месяц назад.

– А вы... вы не знаете, где она?

– Знаю, – спокойно ответила старуха, – она в Испании.

Я чуть не хлопнулся в обморок.

Старуха заметила, как я удивлен, и от этого прямо вся расцвела.

– Зайдите, – предложила она.

Я толкнул калитку. Старуха ждала меня на пороге.

– Вы ее друг?

– Нет... Я... Я из отдела по социальному обеспечению. Хотел навести кое-какие справки об ее ребенке.

– А-а...

Старуха, похоже, была чуть разочарована.

– Она одна уехала в Испанию?

– Нет, с малышом и со стариком вместе!

Я даже вздрогнул.

– Со стариком?

– Соседка буквально наслаждалась. Даже облизывалась от удовольствия.

– Ну да, с Бридоном... Со старым Бридоном. А вы что, о нем не слыхали? Ну как же, консервы "Бридон", помните? Сейчас-то в деле его сын...

Все эти сплетни она знала наизусть и теперь с радостью готовилась пересказать их новому слушателю.

– Вы не здешний?

– Нет, я из Парижа.

– Ага, ну тогда понятно. Так я вам расскажу...

Да, пусть расскажет! Я хотел знать. Нужно было опуститься до самого дна. Ведь я знал теперь наверняка: то, что она расскажет, будет не слишком привлекательным.

Самым невыносимым, конечно, было узнавать все это из уст такой старой сплетницы, для которой жизнь Марианны была только поводом для пересудов.

– Она рано потеряла отца... Он служил в отделе регистрации. Уважаемая такая была семья, поверьте...

Я весь кипел, но надо было терпеть. Она ничего не скрывала. Мне оставалось выбрать – узнать все или ничего.

– Когда он умер, Марианна была еще девочкой. Мать ее обеднела... И потом, алкоголь, знаете... Она напивалась, а прикидывалась порядочной женщиной. Хотя каждый вечер валялась без памяти, и бедной девочке приходилось все ио дому делать самой.

Неспроста я догадывался о какой-то трагедии по тоске во взгляде Марианны! И, странное дело, по мере того, как беззубая соседка вела свой рассказ, у меня появлялось ощущение, что такую историю я уже где-то слышал. Я вспоминал о портрете Марианны у меня в багажнике и теперь понимал, что все это сказал мне ее взгляд.