Разрушенная - Терри Тери - Страница 30

— Время у нас есть.

Вскидываю голову:

— Может, вместо этого ты что-нибудь расскажешь?

— Про что?

— Не знаю. Где ты живешь?

— В «Кезик Бойз» — шумном месте с замечательными игрушками.

— Где?

— У нас там все увлекаются лодочными гонками. И некоторыми другими вещами. Это недалеко от вашего пансионата. Быстренько гребешь через озеро, потом идешь пешком, или часовая прогулка по берегу вверх по склону. — Он показывает место на карте.

— Слыхала, жизнь там вольготнее, чем в нашем заведении.

Он смеется:

— Совершенно верно. Мы приходим и уходим, когда захотим. Я поверить не мог рассказам Мэдисон про ваши порядки. — Улыбка меркнет. — Скажи, это из-за того, что она ушла с обеда ради встречи со мной?

Он не вдается в подробности, но я и так знаю.

— Ты не виноват. Что бы ни случилось с Мэдисон, не ты это сделал. Виноваты лордеры. И у них свои причины.

Вижу по мрачному лицу Финли, что не убедила его:

— Я знаю, каково это.

— Что именно?

— Думать, что ты виноват в случившемся. Эта мысль грызет тебя изнутри. Она бы не хотела, чтобы ты так переживал, Финли.

— И твой парень не хотел бы. Но ты все равно переживаешь.

— Да.

Беседуя, мы продолжаем спуск в долину, хотя остаемся достаточно высоко, чтобы видеть окрестности, и, наконец, достигаем цели. Под нами на росчисти в окружении деревьев виднеется скопление зданий, рядом змеится ручей; различаем забор, ограждающий обширную площадку. Место живописное, но какое-то унылое и холодное, и дело не только в зимней погоде. Оно кажется заброшенным и безжизненным.

— Взгляни туда, — говорит Финли. — Вон там, вдоль линии забора.

Я напрягаю зрение и вижу точки, двигающиеся вдоль ограждения по внутренней стороне. Люди? Но они удалены на одинаковое расстояние друг от друга, перемещаются с одинаковой скоростью. Странно.

Снова достаю камеру и смотрю через объектив. Длинная вереница детей идет по тропинке вдоль внутренней стороны забора. Перемещаю камеру: насколько хватает глаз, тропинка тянется по всему периметру площадки.

— Что ты видишь? — спрашивает Финли.

— Детей. Думаю, они на прогулке. — Мне это не нравится. — И все-таки странно.

— Что?

— Они идут цепочкой по одному на равном расстоянии друг от друга.

— Спустимся вниз, взглянем поближе? — предлагает Финли, но я не могу принять решение. Чувствую: что-то не так, очень не так, но не могу понять, что именно, и в душе дурное предчувствие. Оно шепчет, что мы не должны здесь оставаться. По крайней мере, Финли здесь не место.

Я тащу его назад, под защиту деревьев. Снимаю свой рюкзак.

— Можешь подождать здесь? Я осторожно спущусь, посмотрю ближе. Не хочу, чтобы нас заметили.

— Даже не знаю. Я бы с тобой пошел.

— Беспокоиться не о чем, честно, — вру я. — Я умею оставаться незаметной, а без рюкзака еще легче. Просто проберусь вниз, быстренько посмотрю и назад. Только оставайся здесь и не показывайся. Хорошо? Со мной все будет в порядке. Обещаю.

— Ты идешь только взглянуть и возвращаешься назад.

— Правильно.

— Ладно, — соглашается он и смотрит на часы. — Даю тебе час. Если за это время не вернешься, я спускаюсь тебя искать. Уговор?

— Уговор.

Снимаю куртку; она ярко-голубая и может выдать меня. Под курткой серый шерстяной костюм, в нем легко раствориться среди теней.

Сначала иду по тропе: она врезалась в склон холма, поэтому, когда пригибаюсь, меня снизу не видно. Подобравшись ближе к деревьям, срезаю путь через кустарник, огибаю скалы, крадусь под деревьями к забору, за которым мы видели детей, на ходу прикидываю время и место, где смогу перехватить их. Двигаюсь аккуратно, тихо, не спеша. Эти навыки бесшумного перемещения, использования любого подходящего укрытия оказываются сейчас очень полезными; всему этому меня научил Нико в АПТ годы назад. Останавливаюсь за камнями менее чем в пятидесяти метрах от забора и жду.

Вскоре из-за поворота появляется первый; он попадает в мое поле зрения. Как мы уже заметили сверху, дети просто гуляют. Улыбаются. Движутся цепочкой по одному. Молча, без разговоров. Окидываю взглядом площадку за забором: взрослых не видно.

Теперь мне надо уходить, но я ползу вперед, применяясь к местности по памяти, как рассмотрела сверху. Если дети придерживаются тропы, идущей вдоль забора, то скоро подойдут к тем деревьям, спускающимся со склона; там меня не будет видно со стороны зданий.

Быстро пробегаю, подбираясь ближе к ограждению. Оно невысокое, и я легко могу заглянуть поверх него. Но есть и явные признаки опасности — слабые отблески на проволоке, протянутой над забором. Провод высокого напряжения или сигнализация на случай проникновения? Так или иначе, я остаюсь по эту сторону забора. Ныряю вниз и жду.

Приближаются шаги. Я колеблюсь… это безумие.

Встаю в тот самый момент, когда подходит первый ребенок. Это мальчик лет одиннадцати-двенадцати. Идет, улыбается. Видит меня, вернее, должен видеть, но продолжает шагать. За ним следуют остальные в нескольких метрах друг от друга, проходят мимо, никак на меня не реагируя. Каждый следующий ребенок немного младше.

Приближается девочка лет семи.

— Привет, — окликаю я.

Она улыбается, говорит «привет», но на ходу.

Несколько малышей лет четырех-пяти замыкают колонну.

— Стоять, — командую я. Трое последних глядят на меня и останавливаются. Ничего не говорят.

— Чем вы заняты? — спрашиваю переднего.

— Стоим, — отвечает он.

— А до того, как я велела стоять? Что вы делали?

Он смотрит озадаченно. Улыбается.

— Сегодня суббота. Мы вышли на субботнюю утреннюю прогулку. — Все трое улыбаются и не двигаются с места. Похоже, они выполняют все, что им говоришь, и с той же улыбкой на лице. Все ведут себя одинаково, шагают в одном темпе, и эти улыбки. Совсем как…

Нет. Не может быть. Не может.

Меня начинает трясти, внутри шевелится ужас.

— Вытяните руки вперед, — приказываю я, не в силах унять дрожь в голосе. Все трое одновременно вытягивают руки. — Сдвиньте рукава вверх, — продолжаю я, и они послушно выполняют.

Вот они, поблескивают на запястьях, — «Лево». У меня хватает сообразительности поспешно сделать несколько снимков. Руки трясутся, поэтому я опираюсь предплечьями о забор, чтобы снимки вышли четкими, и забываю о проволоке, которая может быть под напряжением. С запозданием отмечаю, что электроток не пропущен, иначе на ногах я уже не стояла бы. Этого не может быть, такое совершенно противозаконно. Зачистка — наказание для подростков, не достигших шестнадцати лет. Не для маленьких детей. Что же они натворили, чтобы заслужить такое? Смотрю на них через объектив камеры и вдруг вижу: последний мальчик, у него щербатая улыбка. Нет. Только не это. Вспоминаю день, когда приехала в Кезик на поезде. Та мать с сыном. Это тот самый мальчик.

Опускаю камеру и всматриваюсь в него.

— Где твоя мать? — Он отвечает улыбкой, молчит, и я повторяю вопрос.

— Я не знаю, что это такое, — говорит он и улыбается так же, как в поезде, но глаза у него пустые. В них ни озорства, ни любопытства, ничего, что делало его человеком. Все ушло.

Хлоп.

Издалека до деревьев доносится слабый звук. Дверь? Меня пронизывает страх. Возможно, опираясь рукой с камерой на кромку забора, я потревожила сигнализацию. Глупо.

— Опустите руки, — командую я. — Идите! Догоняйте остальных!

Они трогаются с места скорее бегом, чем шагом, стараются догнать, как им велели. Я снова ныряю за забор.

Желудок сводит спазмом; я хочу, чтобы меня вырвало. Дети, маленькие дети… и Зачищенные? Нет. Это нарушение всех законов. Четырехлетние мальчики, как тот малыш из поезда, не могут считаться преступниками, что бы ни сделали их матери.

Издалека доносится еще звук. Идут проверять?

Надо убираться. Я ползу назад тем же путем, изо всех сил стараясь остаться незамеченной. Удалившись от забора на некоторое расстояние, останавливаюсь за камнями. Смотрю назад. Дети уже возле здания; там же видны фигуры повыше. Быстро навожу объектив, делаю снимок. Смотрю через увеличитель. Полдюжины взрослых, и мне не нужно видеть их черную форму, чтобы понять, кто это такие: есть что-то особенное в том, как они двигаются, стоят. Сомнений не остается. Лордеры.