Разрушенная - Терри Тери - Страница 27

Тем труднее вынести мысль, что эти годы тебя кому-то не хватало.

ГЛАВA 18

Утро начинается рано. Как и договаривались, Финли в семичасовом автобусе; я киваю ему и молча сажусь впереди.

Выйдя из автобуса, я молча направляюсь к задней двери кафе Коры. Финли идет следом и нагоняет меня возле входа. Я стучу. Дверь заперта, но вскоре открывается.

Кора видит нас, и в ее глазах сразу загорается надежда.

— Заходите, — говорит она, и мы проскальзываем внутрь. Она выглядывает в темную аллею, потом захлопывает дверь и запирает ее.

— Есть новости? — Она переводит взгляд с меня на Финли, потом оба смотрят на меня.

Качаю головой.

— К сожалению, новостей нет. Но, возможно, мы можем кое-что сделать. Вы слышали про ПБВ — «Пропавших без вести»? — Они отрицательно крутят головами. — Это большой секрет. У организации «Пропавшие без вести» есть веб-сайт, на котором публикуются данные о пропавших людях, и целая сеть сотрудников пытается найти их или выяснить, что с ними случилось.

— Похоже, с Мэдисон ничего хорошего не случилось, — замечает Кора.

Финли щурится, качает головой.

— Лучше знать. Как нам это сделать?

— Нужна недавняя фотография Мэдисон. Если не найдем, я нарисовала портрет. — Достаю рисунок, сделанный прошедшей ночью.

— Хороший, но у меня есть фото. — Кора отодвигает стул и выходит в соседнее помещение.

Финли протягивает руку, касается лица Мэдисон на бумаге пальцами.

— Жаль… — Он замолкает.

— Чего?

— Жаль, не сказал ей о своих чувствах.

— Думаю, она знала, — говорю я, хотя не уверена, что так и было. У них ведь все только началось. Понимала ли Мэдисон то, что кажется таким очевидным сейчас? Он любил ее. Любит, поправляю я себя.

Возвращается Кора с несколькими снимками, и мы выбираем один. Заметив, что Финли очень хочет заполучить фотографию Мэдисон для себя, Кора протягивает ему другой снимок.

— Если хочешь, возьми себе и рисунок, — предлагаю я, и он прячет портрет в свою сумку.

— Что дальше? — спрашивает Кора.

— Это моя забота, — отвечаю я.

Они обещают никому не говорить, и я, уходя, размышляю, зачем это делаю. Я не о сообщении в ПБВ о Мэдисон, а о том, что втягиваю их в опасное предприятие. Риск огромен, но и другого способа дать им возможность надеяться нет.

Этим занимался Эйден, он давал людям надежду. Присоединяйся к нам, говорил он. Похоже, я так и сделала.

Для школы еще слишком рано, и я отправляюсь к доске объявлений, про которую рассказал Эйден. Она как раз там, где он и говорил, на боковой стене какого-то здания. Вокруг никого, и я приклеиваю объявление: Ищу партнера по шахматам, пожалуйста, найдите Аниту в холле КОС.

Теперь остается только ждать.

По пути в школу делаю несколько снимков: Кезик на восходе солнца. Оно поднимется из-за гор, разом озаряя их лучами света, и темные тени уступают место ослепительно-яркому утру.

Подхожу к школе и вижу родителей, ведущих детей к воротам; учительница внимательно следит за каждым ребенком, входящим на территорию школы.

С другой стороны приближается женщина с двумя детьми и младенцем на руках. Один из мальчиков спотыкается, падает и принимается реветь. Мать перекладывает ребенка на одну руку, нагибается, пытается поднять сына.

— Может, я помогу? — Улыбаясь, я помогаю мальчику, успокаиваю его, и оба брата проходят в ворота.

— Спасибо, — благодарит мать. — Ты новенькая в школе?

— Прохожу испытания перед учебой на учителя.

— Может быть, когда-нибудь будешь учительницей у этого ребеночка. — Она улыбается и с нежностью смотрит на младенца. Мальчик? Девочка? Не могу сказать. Даже завернутый в одеяло, он крошечный, на головке самая маленькая шапочка из всех, какие я видела, и крепко спит.

— Как знать. Все может быть.

Подходит еще одна учительница и принимается щебетать над малышом.

— Сколько ей сейчас?

— Почти четыре недели, — отвечает мать.

Оставляю их и захожу в ворота. О младенцах я совершенно ничего не знаю. Она такая крошка. Всего четыре недели? Я хмурюсь. На первых фотографиях из альбома у меня пухлое личико, я ползаю и занимаюсь с игрушками. Сколько мне было, когда сделали первые снимки? Может, у Стеллы есть еще альбом, спрятанный где-нибудь. Она помешана на фотографиях, и трудно поверить, что Стелла упустила бы случай запечатлеть меня совсем маленькой. Значит, такой альбом должен быть.

Весь день меня что-то беспокоит, как больной зуб, который не удалили; ты трогаешь его языком, шевелишь и толкаешь, пока не выпадет. Сегодня я не на уроках искусства, а со вторым классом на всех занятиях, и такая рассеянная, что учительница вынуждена повторять мне свои инструкции дольше, чем ученикам. Наверное, сочтет меня дурочкой.

После обеда у них чтение, и в классе есть именинница, ей сегодня семь, так что она выбирает, какое произведение читать следующим. Учительница начинает чтение выбранной книги — она старая, потрепанная, взята с самой нижней полки; в ней рассказывается про принцессу, спасавшую зверей, и меня уносит куда-то прочь, пока я смотрю на воздушные шарики, привязанные к стулу именинницы и плавающие над ее головой.

Как у Райли, теперь мой день рождения приходится на семнадцатое сентября. Даже забавно смотреть, как Стелла относится к дням рождения; они имеют для нее такое громадное значение. Она показалась мне просто испуганной, когда я напомнила ей, что мой день рождения больше не в ноябре.

И вечером, во время ужина, мысли толкутся и толкутся в голове. Чувствую себя отстраненной от происходящего вокруг. Когда со мной свяжется контакт Эйдена? Им может оказаться кто угодно, даже одна из сидящих за этим столом девушек. Улыбаюсь — Астрид бы не понравилось. В любом случае я уверена, что она не спускает глаз с нашего заведения. Обвожу взглядом болтающих девушек; Стелла сидит во главе стола. Сегодня она выглядит как-то иначе. Лукаво смотрит на меня, словно читает мои мысли, но я даже не понимаю, в чем дело, почему же она усмехается? Материнское сердце, шепчет внутренний голос, но я отмахиваюсь от него. Какая чепуха!

Стеф, помощница Стеллы, заканчивает разносить блюда и садится с остальными. Замечаю, что она молчалива, как и я; занята ужином, тоже посматривает на других.

Никак не могу избавиться от беспокойства и не понимаю, чем оно вызвано. Это чувство как-то связано с сегодняшним младенцем и с фотоальбомами. С недостающими ранними снимками. Все остальное на месте. Возможно, самые первые мои фотографии Стелла приберегла для себя.

Вдруг я понимаю, что привлекло мое внимание во внешности Стеллы. У нее волосы потемнели — не очень сильно, но темных корней больше не видно, они растворились в волосах, а общий цвет стал на полтона темней. Она посетила парикмахерскую. Я хмурюсь про себя. Вспоминаю, как она удивилась, впервые увидев меня с каштановыми волосами вместо светлых. Готова спорить, будет потихонечку подкрашиваться, пока мы не станем выглядеть одинаково.

Почему она так озабочена этим сходством? Или это только способ стать ближе?

В голове у меня что-то щелкает. Погоди, подумай. Слишком много странного накопилось. Много лет назад она подкрашивала волосы под цвет моих, словно подчеркивала нашу связь; теперь она старается делать так снова. Плюс ее странная реакция на изменение моей даты рождения. И отсутствие моих фотографий самого раннего возраста.

Ужин кажется мне безвкусным; я кладу вилку.

— Ты в порядке, Райли? — спрашивает Элли, и я чувствую, что остальные смотрят на меня, но не отвечаю.

Дни рождения. Доктор Лизандер рассказала: анализ клеток подтвердил, что мне не исполнилось шестнадцати, когда я стала Зачищенной, но если я родилась в ноябре, то мне уже шел семнадцатый. Она говорила, что я Джейн Доу, неизвестная, не поддающаяся идентификации по анализу ДНК. В глазах у нее читалось при этом сомнение, не то чтобы она лгала, просто сама не могла поверить в такое. В то, что никто не знает, кто я на самом деле. Она говорила… Нет. Она говорила, что я могу оказаться ребенком, рожденным в подпольных условиях.