ПЯТЬ НОЧЕЙ (СИ) - Куламбаев Серик Алтайевич "Серик Куламбаев" - Страница 23

У Макара фитиля вообще никогда не было. Взорвался, как атомная бомба без предупредительного выстрела. Стог разлетелся, и я шмякнулся, как фрикаделька.

– А-а-а! – это уже на меня свалился Макар.

На Макара свалилась Кира, и мы барахтались в тёплой пыли, соломе и смехе.

***

Отмываться побежали на озеро, влетели в воду, в чём были. Даже обувь забыли снять. Умылись, постирались, развесили одежду и обувь по деревьям и колышкам. Я, невзначай бросив взгляд на Макара, заметил огромную пуговицу на левом боку его цветастых трусов.

– А это что у тебя за кнопка, Карлсон? – указал я на самопальный раритет. – Пропеллер заводишь или реактивную тягу включаешь?

– Чего ты ржёшь, малыш? Бабам нравится. Ржут. Разглядывают. Я говорю им – это стартёр, жми и полетели.

– А про тормоза не спрашивают? Ты же вечно гонишь как угорелый. Сначала в койку, потом из койки. Только и успеваешь услышать, как входная дверь хлопнула. А мне потом перед твоими дамами объясняться, что, мол, всё, сеансов больше не будет.

– Ага. Одна, помню, так и осталась в твоих «апартаментах» работать. Кем ты её устроил хоть?

Конфуз. Понятно, что я не мальчик и Кира не девочка, но обсуждать бывших в присутствии будущих – всё равно что наблюдать за сексом собак на школьном дворе. Неудобно.

– Да ей жить негде было, – попытался оправдаться я, – а через неделю нашла квартиру, съехала.

– Да не парься ты. Кире без разницы, кто там твою койку снимал. Так ведь, Кира? – Макар подмигнул девушке и бросил в меня мелкий камушек.

– Почему? – Кира хитро улыбнулась, – очень даже интересно.

– Да от меня уже и кровать съехала, и телевизор только один канал смотрит.

– Порнушку, что ли? – продолжал клеймить моё доброе имя Макар.

– Ага. Зейналова ведет. Стояк разбирает не по-детски.

– А-а-а. Это она тебе «мальчик, иди в жопу» сказала?

– Чего вы ко мне прицепились? Пошлите лучше вон с того выступа поныряем.

К выступу вела козья тропа. Не то чтобы узкая или скалистая, просто на ней оказалась щедрая россыпь тёмно-коричневых шариков.

Макар шел впереди, перепрыгивая с кочки на кочку.

– Срут, конечно, не лепёшками, но плодовито, зараза. Твою ж..! – завопил он, балансируя на одной ноге. – Тут и коровы нырять бегают. – Не оглядываясь, вскинул руку, скомандовал: – Стой. Молитесь, ща рванёт. Затыкайте носы. И глаза тоже.

Постояв с минуту в зажмуренном отвращении, паства всё-таки нарушила заповедь и открыла очи – пострадавший деловито ковырялся в пятке. Поднял голову, состроил удивлённую рожу, вероятно, не ожидая увидеть нас целыми и невредимыми, и широко улыбнулся:

– Да пошутил я, пошутил. Занозу, блин, посадил.

И мы, пара доверчивых пингвинов, с дикими воплями рванули за шутником, не обращая внимания на сочное чмоканье под ногами. Догнать Макара, шатающегося в истерическом гоготе, было несложно. Полускрюченный, прикрывающий голову трясущимися руками, он молил о пощаде, но разбушевавшаяся толпа повалила каявшегося на землю и со всей неумелостью церковных певчих учинила расправу. Кира даже цапнула жертву за ляжку. Макар взвыл, ухватившись за набухающий слепок, принялся втирать в него слюни, пытаясь размыть компрометирующую архитектуру, но тот лишь побагровел, и укушенный снова закатился в хохоте.

– Видели бы вы свои рожи. Вы что, реально подумали, что я в коровью лепёшку вляпался и что она взрывается?

– Подумали, что ты ногу себе отгрызёшь. Как в Нешнл Географик, – фыркнула Кира. – А я крови боюсь.

Мы помогли Макару встать, стряхнули налипшие козьи какашки. Руками!

– Фу, – поморщилась Кира, – Пошлите быстрей нырять, а то я уже себя липкой чувствую.

Первым в незнакомые воды нырнул Макар. Широко расставляя ноги, словно бежал по рельсам, он сделал разбег и, обхватив руками колени, бухнулся в воду. Вода расступилась. Шучу. Он же не Моисей и не Макарий Великий. Вода, выбросив тысячи жидких осколков, освободила место для вторгшегося объёма, и Макар, обследовав дно, вынырнул с блаженной улыбкой.

Кира разбежалась, толкнулась, раскинув руки, и полетела, как бумажный самолётик, подхваченный потоком воздуха. Переложилась головой вниз и мягко соскользнула в воду.

– Где ж ты так нырять научилась? – задал я в пустоту вопрос и, не дожидаясь ответа, побежал вслед за ней.

Мы купались, загорали, обедали, снова купались, пока солнце не покатилось к закату.

– Вот, блин, время-то пролетело! – спохватился Макар. – Меня же тёща на даче ждёт. Собирайтесь, я вас до станции докину и сдаваться поеду.

Сдаваться, по всей видимости, он торопился. Моментально перетащил весь пикник в микроавтобус, вдавил клаксон, ускоряя естественный ход событий, и, обматерив трансмиссию, со скрежетом воткнул ей непосильную передачу. «Газель», откашлявшись брызгами масла и клубами копоти, поворчав, как старая бабка, всё же вскарабкалась на дорожное полотно.

– Ну, теперь полетим, – довольный собой, произнёс Макар.

Перегруженная «газель», знавшая только два положения педали газа, то взлетала с крутых холмов, то, вооружившись скандинавскими палками, выбиралась из покрытых асфальтом оврагов.

– Макар, ты можешь немного плавнее, а то ведёшь, как сыщик из «Бременских музыкантов», – попросила Кира, – я даже кроссовку поймать не могу. Она и так после сушки как хрустальный башмачок стала.

– Не, нормально. Говорят, полезно в маленькой обуви ходить, – не отпуская педали, бросил Макар. – Помню, по молодости, подрядился я на своем «лимузине» жениха с невестой везти. Из села в райцентр, в ЗАГС. А по дороге у жениха живот скрутило. Ну, и побёг он по нужде. Время идёт, а его всё нет и нет. Невеста в обморок грозится упасть, свидетель пьян, свидетельнице пофиг, вот я и отправился на поиски беглеца. Нашёл засранца. Сидит себе на пеньке и в туфлю плачет.

– Ты что ревёшь, идиот? – говорю ему, – обувайся да побежали. Невеста себе уже все волосы оборвала.

Он тычет на туфлю, а второй-то нету. Я спрашиваю:

– Ты что, второй ботинок спрятал? Тебя и в одном распишут.

А он только мычит и сопли пускает. Наконец рассказал. Он ради торжественности отцовские парадные башмаки надел, а они на три размера больше и на три кг тяжелее. Так этот олух не нашёл другого места нужду справить, как на краю болотца. Оно мхом заросло, прям коврик. Он, бедолага, и провалился. Вылез босиком. Одну вытащил, а вторая сгинула. Ладно, дотопал в одном башмаке до машины, загрузились, едем. Вонь стоит от болотной жижи – я ж тебе врежу. Я ему говорю:

– Выброси башмак и носки на хер, в райцентре новые купишь.

А он в ответ:

– Не могу. Отцовские.

Так, гадёныш, и не выбросил. А в тачке моей вонь ещё несколько дней стояла. Так что, Кира, лучше меньше, чем больше.

– И что свадьба? – спросила Кира.

Пропустив последние несколько фраз мимо ушей, Кира, затаив дыхание, ждала самые главные моменты этой истории.

– Свадьба? – переспросил Макар. – Да что там. Переобули, умыли паренька. Подвели к невесте, а дальше всё как обычно – цветы, музыка, кольца.

Не знаю, что успела пережить Кира, пока Макар, не заморачиваясь, укладывал одну из самых волнительных для любой девушки церемоний в несколько сухих слов. Наверное, стояла возле невесты, разглядывая её платье; слушала музыку, ведущую мечты к алтарю; повторяла слова нерушимых клятв и многое другое, что нормальный мужик оставляет за кадром своего восприятия. Я только видел, как она медленно съезжает по спинке сиденья, и улыбка надолго застревает на её лице.

Разве в банальной истории может быть непредсказуемая развязка? – единственный вопрос, посетивший мою голову.

– У тебя все байки, дружище, как из Простоквашино, – небрежно бросил я.

– Что нам теперь, умник, твои философские ребусы разгадывать? Как ты там тогда задвинул? – и Макар, поковырявшись в памяти, изрёк, тщательно выговаривая каждое слово: – Дуалистическая концепция психофизического параллелизма. Во. Как в дефективной анаграмме. Куда буквы ни воткни – один хрен бессмыслица.