ПЯТЬ НОЧЕЙ (СИ) - Куламбаев Серик Алтайевич "Серик Куламбаев" - Страница 21

Не в силах протестовать, я махнул рукой – у Макара ведь всё равно по-другому не бывает. Загрузились и покатили к назначенному перекрёстку, где должны были подобрать Киру. Она ждала нас на остановке, укутанная в тёплую негу недавно оставленной постели. Её лицо, не тронутое макияжем, просияло улыбкой под светом набегающих фар.

Она деловито встроила свой рюкзак, как пазл в инженерную головоломку, и в машине стало полно места, плюхнулась в объятия садового инвентаря и как ни в чём не бывало затарабанила по коленкам.

– Поехали, поехали, уже скоро рассветёт.

– Рассветёт, когда доберёмся, – усмехнулся Макар и вдавил педаль газа.

Оторопев от рёва «газели», улицы побежали прочь, подтягивая окраину, и вот мы уже на трассе летим к месту, где рассвет ожидает нашего прибытия.

– Как-то возил оркестр на рыбалку после прощального концерта. Молодой тогда ещё был, дорогу плохо знал, да и темень была, хоть глаз выколи, – завёл шоферскую байку Макар, – Плутали, плутали. В автобусе уже все перепились, поссорились, помирились, пока я отыскал подходящее место. На берегу озера под звёздным небом. Народ в восторге! Выгрузили бухло, кое-как расставили палатки, и понеслись песни, танцы. Здоровенный костёр развели и давай через него прыгать. Ну, а кто подпалился или подозрения вызывал, на того ведро озёрной воды сходу опрокидывали. Мокрые были все. А утром, когда протрезвели, увидели, что устроились на каком-то засранном пятачке. С одной стороны – трасса, фуры так гоняют, что глыбами воздуха палатки сносит. А озером работает разлившаяся канализация. Хорошо, что грузовики воздух вентилировали, а то бы сдохли от вони. Комары-мутанты, жабы с курицу, музыканты в разноцветной параше. Мат стоял, как в оркестровой яме. Побросали всё и в ближайшую деревенскую баню. Народ собрался, гогочут, семечки лузгают. Без вас, туристы, говорят, не было бы у нас в деревне вообще никакой бани. А так – химкомбинат на всякий случай поставил.

– Ты хоть дорогу туда запомнил? – потягиваясь, спросил я.

– А чего ее помнить. Туда по пьяни все дороги ведут.

– Мы что, туда едем? – то ли в шутку, то ли всерьёз спросила Кира.

Макар покачал головой.

– Нет, конечно. Дача у тёщи в другой стороне. За рулём трезвенник. Да и погода смотри, какая! Шепчет!

Мы катились по дремлющему шоссе, солнце потягивалось, не желая вылезать из-под «лежачего полицейского», Макар травил байки, а я, устроив голову на мотке дырявого одеяла, уснул. Даже приснилось что-то. Струя воды, слюны и ещё каких-то гнилостных ингредиентов изо рта Макара смыла беззащитный сон с моего лица и потребовала прикоснуться к свежести раннего утра. Я отказался. Пинок похитителя снов оказался более убедительным. Пришлось покинуть машину. В благодарность грохнул дверью, отшатался, как зомби, куда-то в сторону, упрямо пялясь в закрытые глаза. Не знаю, сколько я простоял, но поток ледяной воды, окативший меня с ног до головы, сразу пробудил во мне массу сверхспособностей. Моё сердце остановилось, подойдя к гипоксической коме25, учтиво попросило о помощи. Душа вылетела, покрутила пальцем у виска, потёрла мне уши и принялась за щёки. Дыхание вернулось, я открыл глаза.

– О, очухался, – Макар стоял прямо передо мной и растирал своими шершавыми лапами моё лицо.

Обнаружив дар речи, я тут же им воспользовался:

– Ка-ко-го хера?

– Так ты уже полчаса висишь! Мы с Кирой и озеро обошли, и костёр развели, а ты всё памятник изображаешь.

Я протёр глаза, потряс головой и огляделся. Прозрачное, как жидкое небо, озеро уходило за горизонт. Костёр облизывал сырые ветки, недовольно кряхтел, прося бензина или ещё чего-нибудь съедобного.

– И как вы за полчаса всё озеро обошли? – спросил я.

– Бегом, – как ни в чём не бывало, ответил Макар.

Безукоризненная наивность, которую можно встретить только в глазах ребёнка, застуканного на краже сникерса из пустой обёртки: «А не было». Спорить с Макаром – только вредить своему здоровью. Я молча зачерпнул в ладони маленькое озеро и окунул в него лицо. Высмаркиваться в утреннюю свежесть – стрёмно, проще Собор Святых Иуд обоссать. Достал из ветровки носовой платок, развернул и раскатисто, с наслаждением, дал залп из двустволки зелёными шариками.

– Да ты никак простыл, дружище? – без тени сочувствия произнес Макар. – Смотри, не помри, а то к тёще на дачу придётся везти.

– Не переживай, ухи пока не хочу26.

– Жаль, а то тут место как раз подходящее. Рыбы! Лови – не хочу, – развеселился Макар.

– А где Кира? – опомнился я.

– А хрен его знает. То ли одуванчики, то ли росу пошла собирать.

– Что она из них, варенье собралась варить?

– Какое варенье, Карлсон. Из них такие писаки, как ты, только вино гонят.

Я вытаращился на книгомана, который, кажется, даже застеснялся.

– Ты же знаешь, книжки я не читаю. А эту хрень случайно прочёл – Оксанка притащила. Говорит: интересно, какой в ней гербарий получится.

– Да похер мне твой гробик для цветочков. Где Кира? – уже запаниковал я.

– Найдем мы её, не бзди. Дрыхнет небось где-нибудь.

Я стал пристально всматриваться в окружающий пейзаж. Зеленые луга. Березовые рощи. Высоченные скирды сена по пояс в полупрозрачной дымке. Земля просыпалась, утренняя истома разлилась по отдохнувшему телу, окутав сизой испариной обнажённую плоть. Негромкая ругань птиц, переплетённая с осязаемой тишью и ручейком смеха. Лёгкий ветерок добавил шелеста листьев, шуршания травы… Стоп.

– Макар, ты слышал? Ну, смех?

Контуженный Макар огляделся, прищурился.

– Вон из тех стогов, – с твёрдой уверенностью ответил он, – если б я смеялся, то только оттуда. Ты сходи, проверь, а я пока нужные вещички в этом хламье раскопаю.

И Макар нырнул в недра присевшей «газели».

Если искать иголку в стоге сена, то надо хотя бы знать, в какой копне. Хотелось заорать во всю глотку «Кира!», да уж больно тишина красивая! И я, вслушиваясь в её неровную ткань, побрёл к ближайшему соломенному изваянию. Обошёл – пусто. Направился ко второму, третьему. Ничего. Не копны, а напёрстки какие-то. Хоть бы хлебных крошек накидала, что ли. Пришлось встать в центр какой-то жижи и отчаянно размахивать руками, типа «Помогите, тону». Через некоторое время помощь не подоспела, и я почти шёпотом позвал:

– Кира.

Никто не откликнулся. Позвал ещё раз, уже громче. А потом и совсем обнаглел.

– Эй! – отозвалось откуда-то издалека.

Я повращал головой на 360 градусов – никого.

– Эй! – теперь сверху позвал голос.

Да ну! Воду из ушей надо вылить. Я запрыгал, наклонив голову. На одной ноге, на другой, вода побулькала и сбежала. Выглядел, наверно, как дебил, играющий в классики на школьной перемене. Осталось только руку поднять.

Смех кольнул меня в опорожнённые уши и смешался с протяжным зовом:

– Ё-ж-ик.

Не смешно, подумал, я оглядываясь. Осталось только светлячка на кол насадить и идти искать медвежонка. Хотя чем я не ёжик? Спустил свой гордый флаг, упал в реку и надеюсь незаметно проплыть мимо невзгод и несчастий27. Только вода какая-то стоячая, затхлая, никуда не течёт. И проблемы никуда не ушли, и будущее не зовёт. Жизнь – серая, как будто две полосы смешались. Да, может, пора уже и выбираться…

– Ё-ж-ик! – позвала меня Кира, размахивая кофтой на высоченном стогу.

Я рассмеялся: ты хотя бы из лужи выберись.

Приблизившись к золотистому исполину, я не нашёл ни лестницы, ни кнопки от лифта и, задрав голову, заорал, будто звуку тяжело было карабкаться по вертикальной стене.

– Эй! Кира! Ты что там забыла? Спускайся.

Над соломенным парапетом появилась голова.

– Отсюда рассвет лучше видать. Залазь. С той стороны есть уступы, по ним можно забраться, – весело ответила Кира, указывая рукой мне путь.

Пару раз скатившись с соломенной горки, чертыхаясь, отплёвываясь, под уморительный смех Киры, я всё же забрался на вершину горы и, чуть отдышавшись, плюхнулся рядом с ней. Поворочался с боку на бок, поёрзал, пытаясь устроиться на гигантском ортопедическом матрасе, и в конце концов не выдержал: