Таллинский дневник - Михайловский Николай Григорьевич - Страница 83

В пряный морской воздух ворвались необычные запахи хвои и цветов. По палубе несут огромный венок с красной лентой, на ней золотом отливают слова: «Героям эсминца „Яков Свердлов“ от экипажа Краснознаменного крейсера „Киров“». С двух сторон почетный караул — ветераны и молодежь…

Командир корабля предлагает почтить минутой молчания память погибших моряков. И вмиг все смолкает. Точно нет больше людей, Только чайки с жалобным писком вьются над мачтами.

Митинг. Горячие, проникновенные слова, обращенные в прошлое. И клятва верности. Служить Родине! Как реквием звучат стихи Александра Прокофьева:

Венок медленно опускается в море. Гремит артиллерийский салют. Залпы сливаются со звуками Гимна Советского Союза в одну волнующую симфонию.

Я смотрю на лица молодых моряков и читаю в глазах многое: и глубокую искреннюю скорбь, и уважение к старшему поколению, завоевавшему победу, и полную готовность защищать то дело, которому отдали наши друзья свои молодые жизни.

Уже давно прозвучала команда «Разойдись!», а молодежь сгрудилась на корме, провожая венок, впившись глазами в маленькую черную точку на белесой поверхности воды.

Идем дальше… Остров Нарген-Нейсаари. Вдали показались островерхие башенки и шпили Таллина… Вот и Таллинский рейд… Стоим на палубе, и вместе с нами молодые моряки. Весенняя балтийская ночь. Нежно-голубое небо. Огненно-красный шар давно скрылся в море, и осталось только багровое зарево на горизонте.

На баке перекур. Курят молча. Все еще под впечатлением пережитых минут.

Во всем складе жизни молодых, что сегодня «правят вахту», в их характере, привычках узнаю знакомые черты старшего поколения. В этом убедило меня знакомство со многими моряками и прежде всего с командиром «Кирова» капитаном 1-го ранга Владимиром Павловичем Макаровым. Смотришь на него и не верится: неужели в ту грозную пору, когда крейсер «Киров» вел бой из осажденного Ленинграда, где-то в маленьком волжском городке Володя Макаров бегал в школу в отцовских валенках и по слогам читал букварь. Зато сегодня он маг и волшебник. Его крупная атлетическая фигура возвышается на ходовом мостике. В ответственные минуты съемки с якоря, когда корабль оторвался от стенки и маневрирует в узкой, тесной гавани, Владимир Павлович весь в движении: с одного крыла мостика стремительно переносится на другое, следит за носом, кормой и на ходу отдает команды. В эти минуты и люди, и машины, и рулевое управление — все послушно его воле и разуму.

…Идем в открытом море день, два. Не видно берегов. Над нами серое балтийское небо, вода со свинцовым отливом. И лишь белые чайки вьются за кормой. Все на своих местах. Все спокойно. Вовремя меняются вахты, дежурства. А командир по-прежнему на ходовом мостике. Стоит, вглядывается в горизонт. Бросит взгляд на приборы и опять смотрит вперед по носу корабля, рассекающего водяные валы с шапками пены, в неоглядные дали моря…

— Справа по курсу неизвестный корабль!

Владимир Павлович глянул в бинокль и чертыхнулся:

— Опять шпиона принесла нелегкая… Ни один поход без него не обходится, а еще болтают о своем миролюбии…

Неизвестное судно, зарываясь в волну, быстро сближается с нами и идет параллельным курсом. Мы уже отчетливо различаем ходовой мостик, застекленный со всех сторон, и еще более странное сооружение — белую башню, возвышающуюся над палубой. А людей нет…

На мой вопрос, что это за судно, Владимир Павлович объясняет:

— Это шпионский корабль «Осте», начиненный новейшей радиоаппаратурой, радарными устройствами и прочим… Охотится в эфире. «Вылавливает» всякого рода информацию и тем живет…

Посланец бундесвера следует параллельным курсом. Плетется за нами на протяжении целого дня. И странная вещь — за все это время ни один человек не появился там на палубе…

Все уже несколько раз спускались вниз. Обедали, ужинали. Только командир по-прежнему неотлучно на мостике. Стоит задумавшись, смотрит по сторонам, точно чего-то ждет.

— Справа по борту неизвестный самолет! — докладывают сигнальщики, завидев издалека точку на горизонте.

Самолет с черными крестами на крыльях проносится низко над водой и после нескольких кругов над кораблем удаляется в том же направлении.

— Тоже постоянный визитер, — с ухмылкой замечает Владимир Павлович, будет всю дорогу волочиться.

И правда, весь день он не отставал от нас, еще в вечерних сумерках светился белый купол, и только утром на подходе к одному из наших портов его не оказалось.

Иной раз читаешь газету — статьи и заметки насчет военных приготовлений НАТО, — кажется, все это очень далеко… А когда над твоей головой зловеще гудит самолет с черными крестами, напоминающими свастику, а таинственный корабль бундесвера с белым куполом, пользуясь тем, что это нейтральные воды, преследует на всем пути, начинаешь понимать: неспроста они этим занимаются.

…Утром, когда еще солнце не поднялось, только розовые сполохи расплылись по воде, мы приблизились к берегу. Нашим глазам открылся широкий рейд, а за ним на далеком берегу домики, крытые черепицей и затейливые башенки города. Мы стали на якорь. И Владимир Павлович, отдав все необходимые распоряжения, спустился в свою каюту и пригласил меня к себе. Заметив на столе пачку бумаг, он принялся читать: одни торопливо пробегал глазами и откладывал в сторону, к другим проявлял заметный интерес, а одно письмо, должно быть, доставило ему удовольствие; он читал медленно, довольно улыбаясь, и затем протянул мне. Оно было коротким:

«В вверенной Вам части служит наш сын, которого мы усыновили после смерти его родителей. Мы получили ваше письмо со словами благодарности за то, что воспитали хорошего парня. Это для нас большая радость. Значит, наши труды не пропали даром. Мы знаем, у Советского Союза много друзей, но и много опасных врагов. Так что молодежь должна готовить себя к защите Родины. Если настанет такая минута, надеемся, наш сын себя покажет, а „коль не хватит солдат, старики станут в ряд“, и мы возьмем в руки оружие и будем сражаться, как сражались, защищая наш родной Ленинград… Александр Сергеевич и Ирина Павловна Виноградовы».

— Благородные люди, — сказал Владимир Павлович. — Таких много. А что касается их сына Андрея, то поначалу бедовый был парень, воспитывали мы его, как умели, и сегодня действительно образцовый матрос.

Я смотрю на Владимира Павловича — на его широкое лицо, умные, выразительные глаза: то они строги, требовательны, а то улыбаются, излучая большое человеческое тепло.

Утро следующего дня нашей походной жизни началось с того, что была сыграна боевая тревога. Капитану 1-го ранга Макарову доложили: «Корабль к бою изготовлен». На далеком горизонте появилась цель — щит, обтянутый белой парусиной. Он маячил среди синевы волн. Приборы сделали необходимые расчеты, и корабль лег на боевой курс…

Вместе со словом «залп» искрометно и оглушительно грохнули маленькие стволиковые пушки, и волна горячего воздуха донеслась до нас, стоящих на правом крыле мостика.

— Каково сейчас комендорам? — сказал я вслух, глядя вниз на ловкие, проворные движения матросов, действовавших на площадке возле стволиков и поминутно обдаваемых волной горячего воздуха.

— Жарко! — заметил командир.