Чистый лист - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 43

Недич в ответ на мгновение прикрыл глаза, тихо ругнулся сквозь зубы и завозился, явно намереваясь встать. То есть управляющий, надо думать, уже освободился.

Мы торопливо, помогая друг другу, начали приводить себя в порядок. И почему-то это действие доставляло не меньше удовольствия, чем все предыдущие минуты. А может, даже больше: столько в нем было уюта, пронзительной нежности и куда более тесной близости, чем давала страсть. Срывать друг с друга одежду — только вспышка, мгновение помутнения. А вот, сплетаясь руками, застегивать мелкие пуговицы и расправлять складки чужой одежды — в этом таилось нечто неуловимо роднящее, связующее накрепко.

— М-да, как-то неловко получилось, — захихикала я наконец и смущенно заметила: — Знаешь, мне кажется, что в какой-то момент я слышала стук и шелест приоткрывшейся двери.

— Определенно, — вздохнул Май, аккуратно подцепил мое лицо за подбородок, окинул внимательным взглядом и тихо пробормотал: — Бесполезно…

После чего коротко и нежно поцеловал.

— Бесполезно — что? — тут же спросила я.

— Пытаться делать вид, что мы тут в шашки играли, — насмешливо пояснил он.

— А определенно — что? Определенно неловко?

— Определенно, дверь кто-то открывал, — ответил Май с каменной физиономией: явно готовился выходить в люди. Я опять нервно захихикала и для обретения моральной поддержки схватилась за руку мужчины.

Краль с секретарем сидели в приемной и о чем-то тихо беседовали под чай. Лица их были невозмутимы, движения неспешны, а обращенные к Недичу слова Бояна — подчеркнуто лишены всякого возможного подтекста.

Май сдержанно попросил прощения за то, что надолго занял рабочее место управляющего, пообещал всерьез подумать над тем, чтобы завести на верфи собственный кабинет. Обменялся с сотрудниками мнениями о чуть не случившейся трагедии, заверил, что с нами все в порядке, и поблагодарил за заботу. Поинтересовался оценкой причиненного строящемуся дирижаблю ущерба и пообещал поспособствовать в случае возможного переноса сроков. Кроме того, выразил надежду, что следователи во всем разберутся, потому что они люди опытные и компетентные, и если уж не они, то никто…

В общем, несколько минут мужчины с серьезными лицами разговаривали о делах. А я завидовала самой себе и очень сочувствовала Маю, потому что я-то могла скромно разглядывать пол и собственные ботинки, ненавязчиво прячась за плечом мужчины, а тому приходилось отдуваться за нас обоих.

Глаза я прятала, впрочем, не от стыда. Меня и без того разбирал с трудом сдерживаемый смех, и одного взгляда на хозяина кабинета — и, главное, дивана — мне было достаточно, чтобы выдержка закончилась.

Но умение Недича держать лицо я после этого зауважала особенно. Да у него даже голос ни разу не дрогнул!

В конце концов мучения пришли к концу, Май распрощался, я тоже высказала вежливое «до свидания», и мы вышли в коридор, где я с облегчением дала волю эмоциям и расхохоталась. Недич веселья не разделил, но глядел спокойно и вроде бы на такую странную реакцию не сердился.

— Интересно, а тебя вообще можно чем-нибудь смутить? — иронично поинтересовался он через несколько шагов.

— Не знаю, — честно призналась сквозь смех. — Наверное, если бы тот, кто заглядывал в кабинет, подошел и поинтересовался, чем мы заняты, я бы смутилась. Но не скажу точно.

— Не представляю, в каком мире ты жила, — рассеянно пробормотал Недич.

— Может, мир тут совсем ни при чем? — предположила я, потихоньку успокаиваясь. — Ну просто… Мне кажется, стыдно должно быть за какой-то плохой поступок, а что мы такого плохого сделали? Ну, кабинет занимали дольше, чем планировали. Ничего не сломали, никому не навредили, и какая разница, если мы там не только разговаривали. И вообще, может, это все в лечебных целях, чтобы после падения успокоиться!

— Если с этой стороны смотреть, то да… — хмыкнул тезка. — Вреда в самом деле никому и никакого.

Дальше мы шли молча, но тишина не тяготила. Зато представилась возможность обдумать случившееся. И покушение — со слов Шешеля, не первое и, наверное, не последнее, — и чудесное спасение, и последующие события.

Вообще от этих мыслей стало жутковато и немного не по себе — все произошло стремительно и разом. Я, конечно, не возражала против того, что наши с Маем отношения прояснились и углубились, но понимала, что во многом тут виновато пресловутое падение и связанные с ним эмоциональные переживания. Я девушка прямолинейная и решительная, но, думаю, в другой ситуации не полезла бы к Недичу с поцелуями. Остановили бы сомнения и смутная внутренняя уверенность, что первый шаг все-таки должен делать мужчина, а тут вышло — я сама на него набросилась.

Оставалось убедить себя, что Недича мое развязное поведение не смутит и не оттолкнет, когда мужчина осознает случившееся.

Нет, боги, о чем я думаю? Я-то ни о чем, кроме некоторой поспешности, не жалею, так почему тезка должен жалеть? Да чтоб мне посереть, он же в любви признался!

Ау, Майя! Он тебя любит, сам сказал! А князь не из тех людей, которые под влиянием момента способны столь грубо лгать.

Но прояснить все-таки надо.

— Май, ты… на меня не сердишься? — осторожно спросила я, когда мы выехали с территории верфи. Продолжение экскурсии даже не обсуждали — куда там, после таких-то потрясений! К тому же ужасно хотелось в душ и в уютный мягкий халат. И пообедать чем-то более существенным, нежели бутерброды.

— А должен? — растерялся мужчина, покосившись на меня.

— Ну… Не знаю, — глубоко вздохнула в ответ. — А вдруг? Это же я к тебе с поцелуями полезла… Нет, ты не подумай, я-то как раз совсем не жалею, но вдруг… Ты чего? — осеклась, потому что Недич неожиданно затормозил.

Мужчина не ответил, только резко распахнул дверь, вышел из машины. Обошел вороного монстра, открыл мою дверцу и выразительно протянул руку, чтобы помочь вылезти наружу.

— Ты решил за плохое поведение высадить меня и бросить тут? — предположила растерянно, но помощь приняла и выбралась из кресла.

Только для того, чтобы в следующий момент оказаться стоящей на подножке, прижатой к задней дверце и лишенной возможности говорить глупости. Самым приятным образом лишенной. Озадаченная поведением мужчины, я тем не менее охотно ответила, с минуту мы просто целовались, и мне почему-то было ужасно весело. Чувствовалось в этом что-то невероятно романтичное… Или это влюбленность прогрессирует и теперь мне будет казаться романтичной любая глупость?

Потом Май легко переставил меня на землю, но тут же крепко прижал к себе и тихо пробормотал:

— Боги, Майя! Я с тобой с ума сойду… Это я должен спрашивать, не сердишься ли ты, виниться и обещать исправиться!

— Не надо исправляться, вот так мне нравится гораздо больше, — ответила я, блаженно прижимаясь щекой к его груди и наслаждаясь ощущениями — крепостью объятий, вкусом поцелуя. — А зачем мы вылезли из машины?

— Так обнимать тебя и целовать гораздо приятнее и удобней, — пояснил Недич. — Боги! До чего же невероятная ситуация, до чего невероятная ты… Майя, можно я хотя бы буду по-человечески за тобой ухаживать?

— А что, об этом принято спрашивать? — растерялась я.

— Принято. До поцелуев и… всего остального. Очень, очень «до».

— Ну, если это не отменит «поцелуев и всего остального» — то я не против, — легко согласилась с ним, чем вызвала нервный смешок.

— Рядом с тобой я становлюсь чудовищно неблагородным, поэтому — да, удержаться от поцелуев я не смогу. И от «всего остального» — тоже, боюсь, вряд ли…

— Это хорошо. Погоди, но, выходит, ты за мной уже ухаживал… Например, когда мы по берегу моря гуляли, это же вроде бы было свидание, разве нет? — не удержалась от небольшой шпильки.

— Выходит, что так, — с прозвучавшей в голосе растерянностью подтвердил Май, а потом нехотя разомкнул объятья. — Поехали, а то такими темпами мы до города не доберемся. Только, пожалуйста, не поднимай больше эту тему, ладно? Когда ты начинаешь извиняться, я чувствую себя идиотом и повлиять на это никак не могу.