В погоне за миражами - Дансер Лэйси - Страница 33

— Она заслуживает жизни! — парировал Куин с совершенно не свойственной ему вспыльчивостью.

Киллиан поднял брови, увидев в глазах Куина мучительную боль. Это его настолько поразило, что он даже отшатнулся.

— Боже! Да ты выглядишь чуть ли не хуже, чем она! Предсказание сбылось!

Мысленно проклиная себя, Куин постарался овладеть собой. Больше он себя не выдаст.

— Сбылось. Но Рэндал Куинлен должен исчезнуть. Один раз я обманул себя — и она чуть не погибла. Я больше никогда не пойду на то, с чем мне пришлось только что столкнуться. И уж, конечно, не потребую от Каприс, чтобы она еще когда-нибудь и где-нибудь пережила подобный кошмар.

Киллиан понимал, что думал бы так же, если бы в такой ситуации оказались Силк и он сам.

— Тогда скажи ей это. Может, она тебе поверит. Мне она верить не желает. Даже когда я сказал ей, что, спасая ей жизнь, ты убил человека, она этому не поверила, — резко прибавил Киллиан. Роль, которую во всем этом сыграл он сам, по-прежнему не давала ему покоя.

Впервые в жизни Куин усомнился, хватит ли у него сил сделать все нужное для того, чтобы дать Каприс свободу. Он знал, что сможет вырвать ее из рук Густава: единственной проблемой была та травма, которую Каприс получит. Но сейчас все было по-другому. Ему придется посмотреть ей в глаза и сказать, что она ему больше не нужна. Глубоко вздохнув, он встал.

— Пошли.

Они молча прошли расстояние, разделявшее два самолета. Все, что можно было сказать, уже было сказано.

— Я подожду здесь, — негромко сказал Киллиан, остановившись у трапа самолета, который должен был увезти их домой. Он дал знак своему водителю выйти из машины.

Куин кивнул, не замедляя шага. До встречи с Каприс оставалось всего несколько шагов. Он открыл дверцу машины, немного удивляясь тому, что она не вышла, чтобы встретить его. Скользнув внутрь и заглянув ей в глаза, он понял, почему.

Каприс пристально смотрела на него. Не обнаружив новых шрамов, она немного смягчилась, а потом она сосредоточила взгляд на его глазах и прочла в них несгибаемую решимость. Гнев вернулся снова, еще более сильный, чем прежде.

— А теперь повтори мне ту ложь, которую ты говорил Киллиану! — вызывающе бросила она.

Несколько секунд Куин молча смотрел на нее. Положение оказалось даже более серьезным, чем он предвидел. Неудивительно, что Кпллиан разъярен.

— Это не ложь. Я отсылаю тебя отсюда, — проговорил он наконец. И хотя Каприс зажгла в машине свет, она ничего не смогла прочесть в его глазах.

— На сколько, Куин? Сколько времени я должна буду оставаться в изгнании?

— Это не изгнание. Мы расстаемся.

Он смотрел, как ее лицо заливает бледность. Пытаясь оторвать взгляд от мучительной боли, которую она пыталась спрятать — и не смогла, — он заметил белые бинты на ее запястьях. Его лицо напряглось. Куин поймал ее руки и притянул их к себе.

— Откуда это? — спросил он тихо. Его голос звучал слишком спокойно, словно затишье перед бурей.

Каприс смотрела на повязки, не видя бинтов и думая только о том, как она держалась за свою веру в человека, обещавшего ей любовь, а предложившего вечное изгнание. Ей было больно. Она-то была уверена, что Киллиан ошибался!

— Отпусти меня, — прошептала Каприс, внезапно почувствовав себя смертельно усталой. У нее не осталось сил, чтобы бороться.

— Скажи, что случилось? Кто это с тобой сделал? — приказал Куин, не заметив усталости, погасившей весь ее гнев. Он повернул ее руки, заметив узкие полоски крови, отмечавшие каждый порез под повязкой. — Густав дал мне слово, что этой ночью ты будешь в безопасности. Что он сделал? — Все те шрамы, которые Густав оставил на его теле, не причинили ему такой боли. Он поднял взгляд, сосредоточившись на полных боли глазах Каприс. Тело его напряглось, чтобы не реагировать на ее муку. — Скажи! — приказал он мягким тоном, всегда появлявшимся в его голосе, когда из-под маски Куина появлялся цыган.

Продолжая смотреть ему в глаза. Каприс задрожала. Прошлое было живым, как никогда. Густав не смог показать ей это. Кил-лиан не смог рассказать ей об этом так, чтобы она поверила. А вот мягкий, почти веселый голос Куина ее убедил.

— Никто со мной ничего не делал. Я сделала это сама.

— Как? — Он легко провел пальцами по ее запястьям, над самой повязкой. — Я сам перевязал веревки. Они не нанесли бы таких повреждений, даже если бы ты вырывалась.

— Я не хотела сидеть и ждать, пока меня освободят. Я разрезала веревки.

Куин держал ее совсем легко, и Каприс не пыталась отстраниться. Но ей хотелось это сделать. Слишком больно было терпеть его прикосновение, напоминавшее ей о пустой темноте и холоде, поджидавших совсем рядом, — о врагах, от которых она никогда не избавится после того, как Куин отошлет ее прочь.

— Чем?

— Зеркальцем. Я разбила его и использовала осколки, как ножи. Только получилось недостаточно аккуратно.

Куин закрыл глаза, пытаясь спрятаться от правды. Он знал, как режет стекло, представлял себе, какую боль причиняло Каприс каждое неверное движение, сознавал, какое отчаяние двигало ею, заставляя продолжать задуманное, несмотря на жгучую муку. Он ошибся. Он считал, что знает Каприс, ее реакции, желания, надежды на будущее, имеющее для нее такое огромное значение. Но ничто не подготовило его к тому, чтобы понять, чем она готова была рискнуть, — болью и наказанием, последовавшими бы, если бы Густав обнаружил, что она сделала.

— Я же сказал, чтобы ты ждала, — проговорил он наконец.

— В нашей темноте.

Услышав ее ответ, Куин открыл глаза. Воспоминания — единственное, что у него останется. Но даже воспоминания лучше, чем его жизнь без Каприс.

— А еще ты сказал, чтобы я вспоминала то, что мы делали в этой темноте. — На этот раз она говорила мягко и легко. Она училась, училась у Куина, как существовать в этом мире, сделавшем его одновременно и охотником, и жертвой. — Я пережила заново каждую минуту, вновь ощутила вкус твоей кожи, почувствовала запах наших тел в момент страсти, соединения двоих в одно целое. Хотя мы оба не произносили этого слова, я услышала на твоих губах любовь. И на моих тоже. — Она улыбнулась, и ее губы неожиданно повторили изгиб его губ в тот момент, когда он устраивал западню. — Вот наша правда. — Она почувствовала, что его пальцы разжались, выпустив ее руки: она добилась этого, превратив в оружие слова. Не отводя взгляда. Каприс повернула ладони так, что теперь она держала его за руки. Его тело делилось с ней жизненной силой, и это слияние в некотором смысле было не менее интимным, чем их любовные ласки. — Только оказалось, что это вовсе не правда. Эти слова были непристойной ложью, чтобы заманить, обмануть, украсть у меня то, что я отдала бы добровольно, без всякой лжи.

Если бы он не слышал мучительной боли и не видел этой улыбки, Куин еще мог бы высвободиться, выскользнуть из машины в ночь и уйти. Но он увидел — увидел слишком много. В эту минуту он понял, что существует мука гораздо более страшная и болезненная, чем физическая.

— Это была не ложь. Я любил тебя тогда. Люблю и теперь.

Если это слово поможет ей уйти, он готов воспользоваться и им тоже.

Улыбка стала шире, и одновременно сильнее запылал гнев в глазах, которые когда-то горели только страстью.

— Если этими словами ты собирался подбодрить меня, у тебя ничего не получилось. — Она отпустила его руки и отстранилась, насколько ей позволяла спинка сиденья. Ей больше не нужно было его тепло — как и его ложь. — Иди. Ты сказал, что уходишь? Уходи.

Куин подался к ней и схватил ее за плечи прежде, чем Каприс успела понять, что он намерен делать.

— Нет. Ты это начала. Ты не желала поверить в то, что я ухожу. Я хотел избавить нас обоих от этого последнего разговора. Мне казалось, я смогу освободить тебя от обязательств, не ранив нас обоих правдой. Я ошибся.

— Я слышала твою правду. — Она кивнула в сторону отделения, где лежала коробка со снотворным. — И видела твои методы. Человек, которому, как я думала, я могу доверять, был готов сделать мне укол — по твоему приказу.