Демон против люфтваффе (СИ) - Минский Анатолий - Страница 39

Всё это можно терпеть, потому что летать позволяют от пуза — в одиночку, в звене "А" под командованием флаинг — офицера Мюррея, иногда в составе эскадрильи. Никаких ограничений на высший пилотаж и продолжительность полётов! В течение недели один пилот разбился насмерть, второй сильно повредил машину. Комэск огорчился, но никому и в голову не приходит его наказывать за аварийность. Как можно научиться летать, не летая? На фоне этого любые трудности и мелкие неприятности кажутся ерундой.

Кроме главного. Английская армия спешно эвакуировалась от Дюнкерка, "Спиты" и "Харри" 10–й авиагруппы ежедневно сбивают гуннов и сами падают в Канал, а мы загораем под летним солнцем или тренируемся.

"Марк, а ты можешь сгонять туда… к себе? Узнать что и как".

"Не могу".

"А в Испании?"

"Была чрезвычайная ситуация, вмешательство Анэнербе, идущее вразрез с интересами загробного мира. По тамошним меркам считается, что в твоём теле отбываю наказание. Появление в преисподней сочтут уклонением от него".

"Не люди, а звери у вас. Одно слово — покойники".

"Все там будем. Ты — тоже".

"Да знаю! Вон, Митч птичку заправил. Цепляй парашют, и полезли в кабину… вкушать заслуженную кару".

Смеётся. Не понимает, что полученной мной восторг не засчитывается в отбытие наказания. Где‑то наверху или за горизонтом щёлкает невидимый счётчик, на котором учтены наши грехи, заслуги, мучения, а также неплановые бонусы. Очень странно приплюсованы и отминусованы, обычной грешной душе не понять — я давно бросил попытки разобраться в деталях.

Кстати, неплохой механик попался. После каждого вылета не ленится машину раскрыть, сняв капоты и распахнув лючки. Неисправностей до смешного мало. Не истребитель — песня.

Жизнь круто изменилась с появлением нового командира крыла, хоть мы и на прежнего не жаловались. Офицеры эскадрильи гурьбой повалили к административному зданию базы. На пороге кабинета винд — лидера я споткнулся, чуть не спикировал носом в пол. Выправив тангаж, зашипел от боли и потёр ушибленную ногу. Хоть и регенерация особенная, но саднит‑то как у всех.

Сцена знакомства с новым лидером не выветрится из моей памяти никогда. Услышав грохот вынужденной посадки, командир оторвался от комэсков и повернулся ко мне, достав изо рта чёрную трубку. В промежутках между кольцами дыма выпустил пару едких фраз.

— Разве нам нужны пилоты, не способне попасть даже в дверь? Ногу сильно побили, офицер?

— Нет проблем. Извините, сэр. Сейчас пройдёт.

— Если не заживёт, могу рекомендовать проверенный метод, — он выпустил очередной клуб дыма. — Нога гарантированно перестанет болеть.

Наш новый командир поднял штанину и продемонстрировал блестящий металлический протез до колена вместо ноги. Лётчики превратились в соляные столбы. Довольный эффектом, тот поддёрнул другую брючину. Вторая конечность тоже из металла.

"И дымит как паровоз. Может, внутри он железный, с паровым моторчиком?" — схохмил Ванятка.

Меня же зацепило другое. Крыло периодически летает вместе, когда два или три десятка истребителей выполняют одну задачу. Что, наш винд — коммандер будет руководить только с земли по радио?

Но он развеял сомнения.

— Джентльмены, завтра летим всем крылом. Кстати, не успел представиться. Моё имя — Даглас Бадер (12). И чтобы выжить со мной, вам понадобятся такие же стальные нервы, как мои ноги, — он, тяжело ступая на негнущихся конечностях, шагнул к столу и пихнул пальцем гору бумаг, заполнивших его подобно горной гряде; предшественник не любил бумажную возню, накапливая завалы неделями. — Что это за дерьмо? Нахер оно нужно?

— Извините, сэр! — прогнулся сержант Николс. — На столе документы, требующие вашего внимания.

Бадер ухмыльнулся и смахнул бумаги в мусорную корзину.

— Я уделил им достаточное внимание. Больше не отвлекайте меня хернёй!

Впервые после Бобруйска надо мной поставлен командир, по частоте употребления мата не уступающий сталинскому соколу.

Глава семнадцатая. Бадер

У нас есть условные номера — позывные. При разговорах по радио, да и в жизни ими никто не пользуется. Зовём друг друга по кличкам. Ко мне прилипла весьма неблагозвучная — Дабл. Сначала думал, что из‑за буквы дабл — ю в полном имени William, доставшемся от покойного морячка. Но действительность оказалась куда печальнее. Чья‑то шаловливая рука намалевала силуэт "Спитфайра" над очком в туалете и приписала Aim Well, сиречь — целься лучше и не брызгай мимо. Все брызгают молча, я не смолчал, прокомментировал и превратился в Дабла, который — недовольная и занудная личность из WC.

Впрочем, лучше не обижаться. У половины парней клички ничем не лучше. Даже к Бадеру, опытнейшему пилоту, прилепился "Салага". Хотя я бы назвал его Нельсоном, за манеру не видеть в упор методические рекомендации из офиса Даудинга.

Пересев с "Харрикейна" на "Спитфайр", коммандер за день овладел машиной лучше нас, а потом в воздухе продемонстрировал невозможность в реальном бою двигаться плотным строем и на одной высоте. Уже через неделю мы показали слётанность четвёрками, именуемыми Бадером "раскрытой рукой". Ведомый чуть сзади и сбоку от ведущего на расстоянии полутора сотен ярдов, вторая двойка чуть выше и правее — обзор земли и неба разделяется между четырьмя парами глаз. В Испании и СССР такое даже не снилось: сколько не собери самолётов вместе — толку никакого, потому что нет связи.

12. Douglas Bader. Знатокам, упорно именующим легендарного британца "Бейдером", рекомендую послушать английскую звуковую дорожку к фильму о Бадере Reach for the Sky 1956 года.

Потом научившиеся вместе летать четвёрки и восьмёрки начали стрелять. Коммандер настаивал на единственной тактике: звено сваливается с высоты, лучше — со стороны солнца, с четырёх машин одновременно лупит по цели и тут же убегает, независимо от результата, чтобы повторить атаку с выгодного ракурса. Прекрасно владея пилотажем, он категорично зявил — петли, виражи, бочки хороши только для ухода из‑под огня. Маневренный бой — зло! В "собачью свалку" стоит ввязываться чтобы отвлечь "Мессершмитты" прикрытия, пока "Харрикейны" уменьшают поголовье бомбардировщиков, или спасая товарища, которому гунны сели на хвост.

Бадер безжалостно перетасовал командиров звеньев и эскадрилий, избавился от слишком консервативных, критиковавших попрание утверждённых основ. В результате Мюррей получил сквадрон, а меня экстравагантный коммандер крыла как‑то вечером вызвал к себе в офис на беседу.

Его кабинет, а попросту — огороженный кусок ангара, занятый вместо апартаментов предшественника в административном здании, поразил чистотой и прямо‑таки домашним уютом. Наверно, Даглас был единственным командующим крылом за историю КВВС, в чьи апартаменты беспрепятственно проходила его жена. Комендант Ричардсон, он же — капитан нашего непотопляемого авианосца, разве что желчью не плевался от злости. Баба на корабле — к несчастью, видите ли, хотя в составе вспомогательного персонала служат женщин десятки. Так что за гнездовьем Салаги присматривали и супруга босса, и денщик. А дым от трубки, кажется, насквозь пропитал даже металлические конструкции ангара.

— Присаживайтесь, Билл. Капельку виски? Курите, если желаете.

Если перевести на звания Красной Армии, подполковник предложил выпить и закурить младшему лейтенанту. В СССР такое возможно, не знаю, лишь как последнее желание перед расстрелом. В Англии — в порядке вещей, если оба военных считаются джентльменами из элитарного клуба под названием КВВС. Что же, явное начало неформальной беседы.

— Спасибо, коммандер.

— Расслабьтесь, — Бадер как всегда затянулся. — Поговорим откровенно. Насколько ваш испанский опыт согласуется с моими приказами летать по четыре?