Королева Златого Леса (СИ) - Либрем Альма - Страница 93

Её захлёстывали его мысли. Его страх, животный, страх не за то, что таилось внутри, а за физическое здоровье…

Картины, что мелькали у него перед глазами. Несчастные женщины, а ещё — самая последняя, с припылённым рыжим оттенком волос, покорная, будто бы телёнок. Каена. Её несчастная королева.

Она отпустила его запястье — и ударила по щеке. Пощёчина, казалось, обожгла парня — он отшатнулся, упал, задел что-то.

Шэрра не оглядывалась. Пошатываясь, вышла из камеры, так и не заперев за собою решётчатую дверь. Дотянулась до рычага.

Твари Туманные просто голодны. Они не пожирали эльфийскую плоть, они давились чужими грехами. Нерождённые эльфы, умершие души, так и не успевшие родиться. Несчастные звери — помесь котов, чего-то клыкастого и крылатого, и умершей в Златом Лесу Вечности.

Она дошла до ступенек. Ноги подкашивались — и когда Тварь Туманная ткнулась носом ей в бедро, Шэрра послушно опустилась на ступеньки и обвила руками толстую шею зверя.

Она чувствовала, как ей на кожу, израненную, измученную кожу капала звериная слюна. С клыков стекал яд, тот самый, что в палицах. Но её больше ничего не жгло. Эльфы умирали — рано или поздно закат перерастает в ночь.

— Рано или поздно, — прошептала она, утыкаясь носом в густую чёрную шерсть, — ночь становится слишком тёмной. А потом, когда гаснут звёзды, а луна за туманами превращается в размытое пятно, восходит солнце.

Теперь она, казалось, понимала Роларэна. Она знала до последнего мига, что он сделает.

Знала, за что он любил Каену.

Как же похожи.

Она хваталась за этот выдох эльфа, имени которого не знала, но убила без капли мук совести, цеплялась за тот страх и за отражение в его воспоминаниях. Удивительно — он даже не представлял, что в тот миг на самом деле творилось у него в голове, не видел того перечня образов, вспыхивающих у неё перед глазами странных изображений.

Шэрра вновь встала. Тварь Туманная не рычала — но смотрела на неё грустными глазами.

Теперь ей показалось, что у Равенны взгляд тоже был зелёный. Как у Роларэна. Как у Каены.

Она хотела выжить. Выжила. Дело осталось за малым — дождаться его. Дождаться того мига, пока королева покинет этот мир. Пока сгорит Златой Лес. Да хоть целую вечность.

Она шла по замку, будто бы та эльфийская тень, шаталась, падала через каждые несколько шагов. Шэрре казалось, что перед глазами у неё застыли сплошные пятна, и она цеплялась за всё, до чего только могла дотянуться.

А эльфы падали. Каждый, чью руку она сжимала, к чьей коже прикасалась. За спиной у неё рычали Твари Туманные, ночь постепенно поглощала Златой Лес, то и дело где-то вспыхивали и угасали факелы. В сполохах мрака она понимала, что больше не осталось ничего, чего можно было бы бояться. Перечень мертвецов — то ли от яда её рук, то ли от пленных, несчастных крылатых Тварей Туманных.

Та самая Тварь, что подошла к ней, вышагивала рядом. Шэрра опиралась о неё, понимала, что, наверное, не причиняла ей никакой боли. Они шли плечом к плечу, и когда громадное существо поднимало голову, девушка улыбалась ему через силу.

Кто-то закричал. Кто-то попытался попасть в неё. Она чувствовала, как прошила её стрела — но, сжимая её в руке, выдернула из тела, даже не почувствовав ничего. Шэрра не знала, сколько прошло времени. Не знала, что происходило у неё за спиной. Кто-то пытался её остановить, кто-то бежал прочь, но это всё не имело никакого значения. Она не умирала не потому, что оставались ещё силы, а потому, что не могла этого сделать.

Девушка упала у могилы. У могилы, носившей её имя. Её израненные руки сами по себе ударяли о плиту, пытались затереть кровью, своей или чужой, ужасное имя. Шэрра мечтала стереть её отсюда.

Роларэн ошибся. Это всё началось не с него, не с его выбора. Не с того, что он не дождался, не с того, какие решения принимал в своём жутком желании спасти дочь от всего на свете, кроме неё самой.

Всё началось с этой смертной. Даже не эльфийки — остроухого телесного подобия.

Шэрра надеялась, что могильная плита расколется под её ударами. В её силах не было ни капли иллюзии — просто дикая истерика и жажда стереть с прошлого, с истории это имя. Она родилась раньше. Она украла её мужчину. Украла тень несуществующего Золотого Дерева.

Она украла её право вырастить здоровую, счастливую дочь, выдать её замуж за любимого мужчину, за эльфа, в котором, как и в её отце, билась бы Вечность. Она растерзала всё, что могла, в жизни маленькой, испуганной девочки; она своей ненавистью выковала всё то, к чему они сейчас пришли.

— Ты бы даже пытки не выдержала, — прошептала Шэрра, скользя пальцами по древней могиле. — Ты бы не вынесла и метки на плече. Ничего. Ты просто подделка, Шэрра. Подделка, отобравшая у Златого Леса остатки силы.

Она никогда не видела ту, что заменила её много сотен лет назад. Не видела даже иллюзии. Но знала — они похожи, как две капли воды.

Сколько в ней было свободы? Сколько в ней было боли?

Она вспоминала о том, что рассказывал Роларэн. Слова укладывались в дивную, страшную сказку — и Шэрра бормотала её своей тёзке, повторяла фразу за фразой, и странное плетение предложений обращалось кружевом. Она шептала о том, как надо убивать ради любви — и как надо любить свободу.

— Однажды в далёком прошлом или в страшном будущем жили двое, — прошептала девушка. — Похожие между собой, будто день и ночь. Похожие, словно две капли воды, и столь же противоположные. Один с этой точки начал. Другой в ней закончил ход своего дня. Они перетекали из одного во второе состояние; думаешь, как им было об этом знать? Но из них один уходил из мрака во свет. А второй жил по-настоящему, — она закрыла глаза. — А ещё однажды жил в далёкой-далёкой стране король, который дарил счастье. Он рассыпал его, где только мог, а подлые-подлые люди вырастали, как грибы после хорошего дождя, и превращали его любовь в ненависть.

Ей казалось, Златое Дерево Роларэна слышало её. Оно тянулось к Шэрре своими ветвями, листьями гладило по голове.

— Однажды жил человек, отвратительный человек, который никогда не считал свои грехи. Но за его свободу за ним были готовы идти целые толпы. Ему хватало одного только взгляда для того, чтобы их покорить. Ему хватало одной только улыбки — потому что у его чувств была сила. Он был плохим, безумно плохим, если можно так сказать. Он играл в жизнь — но он проживал её. Однажды был король, который пытался быть добрым — но злые люди топтали его деяния, и он стал тираном. Он сыпал боль и страх, чтобы никто не поднимался на войну. Что бы из них было, если б остальной мир оказался хорошим? Они жили бы счастливо. Без убийств и без крови. Жил парень, который хотел просто сыскать своего счастья. Но его жизнь превратилась в шутливую, но всё-таки борьбу — и, может быть, ему было не смешно? Однажды жил эльф, у которого было громадное сердце и много-много любви. Но ему не дали её прорастить. Ему не дали. Потому что у каждого из них — и у игрока, и у короля, и у того парня, и даже у этого эльфа, за спиной всегда оказывались смертные, завистливые шакалы. Воры. Это ты, Шэрра, — руны на могиле выцветали, — это ты, Шэрра, виновата во всём, что случилось. Чего ты от него хотела? Ты смертная. Ты смертная, Шэрра. Зачем ты согласилась разломать на куски его судьбу? Зачем ты посмела подарить ему шанс, подарить ему силу, дать ему дочь, а потом просто растоптала её и превратила в то, что все мы сейчас вынуждены видеть? Это ты, Шэрра, её породила. Это ты, Шэрра, сделала её такой из того, что должно было быть. Это ты срезала цветок, чтобы вместо него выросла колючка.

Могилы больше не было. Громадное Златое Дерево тянуло к ней ветви. Тварь Туманная рычала куда-то в пустоту.

Шэрра рухнула на землю, чувствуя холод камня под пальцами, а после рассмеялась в зияющую темноту.

Где-то там, наверху, сквозь Туманы впервые за сотни лет показались маленькие звёздочки.

Глава тридцатая

Год 120 правления Каены Первой