Королева Златого Леса (СИ) - Либрем Альма - Страница 35

Чужие мечи сходятся на равных условиях. Руки застывают — смертельный удар своего для своих. Он выскальзывает из кольца, не давая им успеть понять, что противника больше нет, и оставляет наедине с собственным тихим, таинственным сражением. Он оставляет их умирать.

Когда они понимают, что врага больше нет, круг замыкается кровью. Свои убивают своих. Иллюзия прыгает по каждому из присутствующих, он — не смеётся, не развлекается, он просто выполняет методично свою работу.

Последний держится дольше всего. Противник не устал, противник вложил достаточно силы в его обучение; он так же гибок, его оружие — тоже легко, не выпадает из рук при первом же ударе. Он защищает свои руки — не так умело, но всё же. Он умеет уходить от удара, а самое главное — первые несколько минут он и вправду выдерживает бешенный смертельный танец.

В какое-то мгновение им всем почти кажется, что он победил. Противник увлечён, противник тратит своё время на линию защиты, позволяя подойти им всем со стороны, противник открывает спину — но когда в неё наконец-то летит кинжал, уходит в сторону, подставляя тонкому лезвию своего врага.

Тот не сдаётся. Силы уходят быстрее, но он вынослив; он так же гибок, как и тот, что убил — убил бы, — целые два десятка. Умереть в стенах Академии или здесь — какое это имеет значение?

Ученик бессилен. Он сознаёт это, но не теряет быстроты — и в тот миг, когда он понимает, что враг ему не под силу, что ему не остановить чужую мощь, вместо того, чтобы сбавить темп, вкладывает всю свою скорость, всю гибкость в последний выпад.

На груди противника виднеется тонкий разрез на рубашке, несколько капель крови орошают алебастрово-белую кожу — а после порез затягивается и превращается в длинный, но почти незаметный вертикальный шрам. У парня — сильное ранение на плече, но шпагу он не отбрасывает в сторону, а, выдохнув, опускает в ножны.

Рука недавнего врага ложится на рану, тонкие серебристые искринки — не эльфийская, та златая, а неизвестная магия быстро затягивает порез, оставляя в напоминание о том, что он здесь был, только лёгкий зуд в плече.

Мастер выпрямляется.

Эльфа ранить может только эльф.

— Встать! — голос его громогласен, ни капли жалости в нём нет. Можно подумать, что дать Мастеру всю Академию — и он убьёт каждого, и Фирхана в том числе. А потом тратить целительские способности на это не будет — пусть лежат все в крови, если они не умеют учиться. Если позволяют себе забывать его главные уроки.

— Но, Мастер…

Он хмыкнул. Имя в устах лучших фехтовальщиков Миро звучало как-то дико и грубо; ему нравилась скорее лёгкая эльфийская напевность, не потерявшаяся в фразах Рэ. Тот только потирал плечо — о магии, разумеется, умолчал, своих сокурсников исцелять не бросился. Время лечит и учит; первого сражения с Миро мальчишке хватило для того, чтобы понять — нет, что сострадание для него — смерть. А сражения с Мастером показали, куда именно надо тратить всю силу, что в нём есть. Даже если этой силы несравнимо больше, чем та доля, которую он позволяет себе продемонстрировать остальным.

— Встать! — повторил мужчина. — Сегодня у меня должен был появиться двадцать один новый шрам — от каждого из вас! Но почему-то я вижу только один. Вы сражаетесь парами, вы благородны и ждёте, пока ваш противник вырвется из лап одной смерти и упадёт в другую. Вы глупцы! Так сражаются эльфы. Ранить эльфа может только эльф. Только эльф — даже вашего сборища будет слишком мало, чтобы дотянуться лезвием до его плеча. Так почему же я не вижу ваших разочарованных лиц?

— Вы не эльф, — первый попытался встать, но ноги подкашивались. Бой казался коротким — но кровопотери и время умеют путать друг друга. Мастер только щёлкнул пальцами, словно показывал, насколько ему наплевать на чужие стоны и глупую, бездумную и бессмысленную боль. И на высказывания вроде того, что прозвучало мгновение назад.

— Тогда почему вы сейчас все "мертвы" по нашему условному знаку? — сухо спросил он. — Не все, скажете вы? А вас бы в бою грело то, что Рэ единственный из двадцати одного человека остался в живых?

Громадина Тони поднялся. Остальные всё ещё лежали, бормоча не наполненные волшебством заклинания. Кровь остановилась — но их ли это было дело?

Кто-то покосился на Рэ. Наверное, ожидали командной работы, что парень бросится к израненным товарищам и примется исцелять, одно за другим, их бесчисленные ранения. Мастер стоял и ждал, пока все они встанут — и ждал ответа. Не только от кого-то одного, под аккомпанемент потустороннего шипения. Мужчина жаждал узнать их слова, их души, их правду, ту, которую им хотелось бы скрыть. В душе человека слишком много гнили.

— Господин Миро учил нас по чести, — прохрипел Нэжи — тот самый, с кинжалами. Мастер быстро обернулся, так, словно почувствовал вражеское движение, а после криво усмехнулся.

— Если бы с вами сражался эльф, у вас всех, по чести, не было бы шансов, — сухо отметил он. — И если вы продолжите слушать только господина Миро, то, возможно, умрёте быстро.

— Какая разница — быстро или медленно? Если суждено умереть, так уж лучше сразу, — хмыкнул Громадина Тони.

Мастер отрицательно покачал головой. Взгляд его на миг стал каким-то задумчивым, потерянным, и он только кривовато улыбнулся.

— Если вы выживаете лишний час, лишнюю минуту, даже лишний миг, у вас есть шанс. Шанс подняться, спастись, убежать. Всё на свете лучше смерти.

— Даже предательство? — зло хором спросили ученики, будто бы и не говорили мгновение назад о чести и не слышали его вечный завет.

— Для вас, людей, да, — он пристально смотрел на Рэ. — Все вон. К лекарю. Ты, — он кивнул парню, — останься.

Ученик не посмел ослушаться. Он застыл почти без движения, только ветер, прорывающийся сквозь раскрытые окна, изредка трепал светлые волосы. Мастер дождался, пока выйдут все — и захлопнул дверь за ними. Повернулся — в излишне худом, нескладном пареньке не таилось ни капли силы. Он смотрел на него, словно пытался прочитать, а не мог, путался и сбивался с ритма, сходил с ума в моменты, когда надо было присмотреться.

Прежде Рэ был такой чёткой картинкой… Но с каждым днём их сближения, с каждым новым оттенком ученичества Мастер видел всё новые и новые слои — словно на одном холсте то и дело изображали новую картину. Старое затирали, прятали, вытаскивали наружу нечто неизвестное и давно забытое, его выдавали за истину — эту чужую, основанную на воспоминаниях ложь.

— Ты, однако, многому научился, — отметил Мастер.

— Благодаря вам.

— Рад слышать, что хоть кому-то в этой Академии пригодились мои знания, — усмехнулся мужчина. Он толкнул ногой тяжёлый двуручник, отбрасывая его с пути, добрался до стены и провёл пальцами по невидимому узору, намеренно не доводя линию до конца.

— Вы им солгали, — промолвил Рэ. — Когда сказали, что так сражаются эльфы. Правда ведь?

— Отчасти, — вздохнул Мастер.

— Разве эльфы так идеальны? — спросил парень. — Мне всегда казалось, они вырождаются. Они становятся едва ли не хуже людей, превратились в замкнутую систему, заперлись на маленьком клочке своего Златого Леса и постепенно вымирают. А вы говорите, что эльфы способны разрушить целые отряды…

— Мы с тобою говорим о разных эльфах. Те, которых я знаю, были непобедимы.

— И много их осталось?

— Боюсь, нет. Может быть, всего один — и у того слабостью служит маленькая, крохотная зеленоглазка. Улыбчивая девочка, запутавшаяся в далёком-далёком прошлом, — голос Мастера звучал мечтательно.

Рэ отступил на шаг назад. Он не хотел видеть, как мужчина возьмёт в руки традиционное эльфийское оружие; чужое эльфийское оружие. Мастер должен был бы касаться к нему только в перчатках, иначе это следовало величать самоубийством — руки светились волшебством, и он всё никак не мог решиться. Мастера ничто не держало на этом свете. Рэ казалось, что однажды он придёт и увидит своего мёртвого наставника, бездыханного — и тело его давно уже остынет к тому моменту, как ученик наконец-то соизволит его обнаружить.