Королева Златого Леса (СИ) - Либрем Альма - Страница 12

Осмотрел толпу, словно пытался подобрать ему соперника получше, после вынул из ножен на стенде вторую — и взвесил её в руке. Повернулся к мальчишке, тёмный, подобный страшной тени, и сделал первый выпад прежде, чем тот успел хотя бы сообразить в чём дело.

Миро ждал, что мастер ради собственного довольства, ради того, чтобы доказать силу, сейчас убьёт его. В Академии не милуют, в Академии только ухудшают наказание. Но нет — Рэ, словно ожив, отбил тяжёлый удар, вывернулся, гибкий, будто змея, ускользая в сторону и дожидаясь того мига, когда наконец-то все это закончится.

Он всё ещё не был в своей стихии. Пропускал самые простые удары — отбивал самые тяжёлые финты…

И когда мастер отбросил шпагу, вскидывая руки, ответным жестом остановил пусть слабую, но силовую волну — и рухнул на колени, пошатываясь, но пытаясь удержать контроль.

— Встань, — холодно проронил мастер. — В строй.

Кто-то громко загоготал. По толпе пробежался недовольный шепоток — все они смотрели на Миро. Может быть, мастер не умеет фехтовать? Маг — да, но он мог и поддаться, а на шпагах не драться никогда в жизни, вот мальчишка и умудрился не ударить в грязь лицом. Они бы тоже так могли…

— Не можешь доказать и им свою силу, Мастер? — кажется, Миро не знал — или не хотел упоминать, — имя мужчины. — Думаешь, что победа этого мальчишки — подтверждение его мощи, а не твоей слабости?

Фирхан не вмешивался. Может быть, думал, что всё идёт своим чередом. Всё такой же седой, такой же спокойный, смотрел на них, дожидаясь чего-то, и Мастер не проронил ни единого слова.

— Выбери удобное тебе оружие, — протянул наконец-то он, стягивая вторую перчатку — рука была всё с теми же шрамами, но теперь они словно потеряли значение и больше не притягивали взгляды. — И докажи, мечник.

Миро хохотнул. Маги не сильны в фехтовании. Маги вообще ни в чём не сильны — и если ему нужны перчатки для того, чтобы сдерживать свой дар, это свидетельствует не о его силе, а о том, как он легко и просто теряет самоконтроль.

Миро взял двуручник. Тот самый, что уронил мальчишка — потому что от оружия Громадины Тони остался только расплавленный металл. Зло оглянулся на Рэ — словно собирался его убить.

— Если ты проигрываешь, Мастер, нет места этому в нашей группе.

— Как люди, — эхом отозвался тот. — Я не буду брать меч.

— Предлагаешь убить тебя так?

Он взвесил в руках свой посох — тот магией скользнул в руки. И, наверное, усмехнулся под чёрным капюшоном, но только это вряд ли мог кто-то увидеть.

— Не этим, — возразил Миро. — Не чарами.

— Да чем угодно, — в руки скользнула такая же палка — только обыкновенная. Из тех, которыми могут пользоваться ученики. Крепкая, да, хотя меч, разумеется, разрубит.

Миро хохотнул. Лишая себя волшебного оружия, Мастер оставался без защиты. Не смог бы сделать ничего, чтобы остановить его. А как же хотелось мечнику уничтожить надоедливого мага — тот словно кость в горле! Да кому он вообще нужен со своим даром? Убить, вытравить, будто бы какую-то заразу, и забыть о нём на всю оставшуюся жизнь. Фирхан простит; Фирхан всегда прощает. А от Мастера откровенно пахнет остроухими — пусть он и не один из них. Вечная маска на лице, вечный капюшон, вечный, вечный, вечный… И руки эти в шрамах. Как он что ученикам показывает, если не может сражаться без своей мантии? В ней даже ходить неудобно!

Он нападал всегда первым. Не дал сопернику шанс опомниться; атаковал, как Громадина Тони, только не на жизнь, а на смерть.

И действительно, первый ответ от Мастера был каким-то вялым. В этих покрытых шрамами руках не было силы; он давно уже изжил своё. Интересно, что прячется под тяжёлой чёрной тканью? Иссушенное, изрубленное практически тело? Шрамы, шрамы, шрамы…

Меч поддел мантию. Миро дёрнул на себя — он мог бы сейчас просто проткнуть его насквозь, но так хотелось унизить — и чёрная ткань бесформенным клубом скользнула к ногам. Почти что растворилась, словно кусками осыпается тьма.

Он не был так уж и уродлив. В волосах затерялась седина — но какая-то ненастоящая, не соответствующая голосу. И, да, руки покрывали шрамы; и, да, толпа ахнула. Разумеется, никакую рубашку он под мантией не носил. Штаны — то другое дело, равно как и сапоги; но изрезанная, изрубленная спина, лицо, на котором остались длинные тонкие полосы, следы, остатки старых боёв, словно язвы по всему телу, теперь предстали всей толпе.

Никто прежде не видел Мастера таким. Таким беззащитным, наверное, без тёмной пелены.

И Миро стало вдруг страшно. Он думал, что почувствует облегчение, но отчего-то было только хуже. В Мастере было что-то чужое; пока он оставался безымянным в вечной мантии, чем-то без тела, таким, что и не убьёшь, и не оставишь в живых? А теперь, всё такой же уставший, израненный воин, всё такой же потусторонний. И не такие уж и тонкие, ветвистые руки — он мог бы держать двуручник.

Он мог бы сражаться.

Но палица оказалась для него вариантом проще.

Она скользнула в его руках — быстро, мгновенно. Миро полагал, что это его убьёт — солнечный свет, гогот людей и поражённые взгляды, скользившие по его кошмарным шрамам. А он словно не заметил. Словно не снял с себя маску. Так и остался спрятанным в далёкой скорлупе, которую не пробить, сорвав какую-то тяпку.

И теперь он не пропускал удары. Миро знал, что сам сражается в полную силу; знал, что должен выиграть. Он всегда побеждал. Он даже с эльфами сражался; подумать только, на его руках кровь этих проклятых! Ненавистных остроухих…

— А сколько ты убил эльфов, чтобы быть в Академии? — шипя, спросил он, пытаясь нанести решающий удар.

— Столько, сколько ты никогда в жизни своей не видел, — Мастер толкнул его палицей в грудь — и Миро повалился на спину, чувствуя, как ослабевают пальцы.

Точки.

Он знал, куда надо бить. Знал, как ударить, чтобы теперь тело не шевелилось — или это всё ещё была магия. Вскинул руку, и второй меч попросту испарился. Их маги — их нормальные маги, — не могут пользоваться своим даром настолько безнаказанно. Они не бьют своих. Они не убивают.

Не ставят победно ногу на грудь.

Впрочем, Мастеру это было и не нужно. Он выпрямился — впервые за годы видел его Миро с прямой спиной, — отвернулся от них всех и зашагал в Академию, никого не призывая.

Первым за ним ступил Рэ. Потом — потянулись и остальные вереницей, которую замкнул Фирхан.

И когда врата Академии закрылись, а Миро так и остался лежать на спине, он подумал — так не должно быть. Он не имел права проиграть; не человеку. Он никогда никому не проигрывал. И эльфам тоже. Он проиграл бы только истинному Вечному, наверное, но их в этом мире не осталось, а уши у Мастера круглые, как у любого нормального человека. Только шрамов слишком много.

Глава вторая

Год 117 правления Каены Первой

Она не сомкнула глаз до самого утра, пока наконец-то первые лучи солнца не очертили осколки теней Тварей Туманных, изгоняя на какие-то короткие часы из Златого Леса. Рэн не оставил её за линией спокойствия одну, но и ближе не подходил; он всё стоял на самом краю, словно собирался перешагнуть невидимую границу и броситься с распахнутыми объятиями к ужасным монстрам и чудищам, что таились там, снаружи. Ему было абсолютно всё равно, убили бы они его или нет; может быть, мужчин просто отлично знал, что магия его окажется куда сильней?

И всё же, когда он обернулся к ней вновь, Шэрре показалось, что что-то не так. Вечный не хотел к ней прикасаться, а когда подавал руку, помогая встать, скривился, словно ему было больно, хотя эльфийка отлично знала, что на ладонях мужчины нет ни единого шрама, ни одной царапины. Маг, он мог исцелить всё, что угодно.

— Не колдовать, — тихо изрёк он. — Не выдавать, что ведьма. Молчать. Перед королевой пасть на колени и не проронить ни слова. Быть покорной. Выполнять все до единого приказы.

— Даже если она прикажет мне перерезать себе горло? — отозвалась Шэрра, всё ещё не в силах заставить себе представить, как это — подчиниться их кошмарной королеве. Единственным смыслом её жизни долгие годы было не попадаться ей на глаза, ни за что не оказаться в плену у жуткой ведьмы, страшной, с алым пламенем вместо волос… А теперь — куда сбежать? Вечный — последний Вечный, — не просто так пережил всех своих предшественников и друзей.