Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Подружка (СИ)

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Подружка (СИ) - "Deus Rex" - Страница 11


11
Изменить размер шрифта:

Настолько, что, стоя в лифте, я приваливаюсь к стенке плечом и, растянув жвачку, накручиваю ее на палец, не отрывая взгляда от его потемневших глаз и намеренно вызывая приятные воспоминания.

— Сука похотливая, — шепчет он, оттягивая мои волосы назад, обнажая горло над воротом рубашки и присасываясь к пульсирующей ямочке.

— Ты забыл, что чуть не стал счастливым вдовцом полчаса назад? — хмыкаю я, позволяя прикусывать мочку уха.

— Почти забыл. Не могу рядом с тобой стоять, перетряхивает аж всего. У тебя было такое с кем-то?

— Сегодня утром и вчера ночью. С тобой, если не ошибаюсь.

Он целует меня в губы, и мне хочется прижаться к нему плотнее, кожа к коже, вплестись в его волосы пальцами и в его мысли своими стонами, но двери разъезжаются, и дама с грустной таксой в меховой тужурке и сапожках-непромокашках на лапках смотрят на нас осуждающе.

Я поправляю волосы, и мы идем к крайней на площадке двери.

— Это еще кто с тобой? — поражается женщина в халате с цветочками — мама Катерины.

— Мой парень, — пожимает плечами Валера, и я охуеваю вместе с Катиной мамой от подобного заявления. — Пришли поговорить с суицидницей. Можно пройти?

Она кивает и молчит, потому что в заготовленном арсенале фраз, линчующих Валеру, пока не находится ни одной подходящей под такой случай. Катерину мы находим лежащей на диване, с маской божественной благости на бледном челе и с перевязанной до локтя левой рукой. Заметив меня, она мигом теряет всю благость и вопит:

— А он что тут делает?!

— Мы встречаемся, — снова удивляет меня Валера.

И, пока она хлопает ртом, разматывает бинт за конец и рассматривает две небольших царапины, которые даже не кровят.

Прижав руку к груди, я не выдерживаю:

Простись со мною, мать моя,

Я умираю, гибну я!

Больную скорбь в груди храня,

Ты не оплакивай меня.

— Заткнись! — орет она, попадая кулаком в плечо Валеры. — Заткни его, пожалуйста!

— Кать, — говорит он серьезно, перехватывая очередной удар. — Я пришел к тебе…

… с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало,

— снова втискиваюсь я. — Нормально мы, Кать, поговорить пришли. Понимаешь? Без скандалов, без истерик, без всей этой бутафории.

Беру стул и сажусь напротив, вглядываясь в ее блестящие глаза.

— Кать, — повторяет Валера, удерживая ее руку в ладонях, отчего мне немного противно — он ведь не только руки ее держал. — Так получилось — не уйдешь от себя, как не старайся, я вот таким оказался, сам от себя не ожидал. Прости за то, что раньше не ушел, тянул до последнего.

— Я детей от тебя хотела, урод! — всхлипывает Катя. — А ты… А ты!..

— Мы же с тобой поговорили сегодня уже на эту тему. Привычка — не любовь.

— Аааа, ну даааа… Мы то сразу с тобой встречаться начали, без бабочек этих твоих в животе. Без искорки, как ты сказал. Зато с ним, смотрю, искрит, что закоротило всего! Подлец!

— Самый натуральный подлец! — поддакивает Катина мама, прекратив шифроваться и подслушивать.

— Насчет натуральности вы перегнули, — говорю я. — Как и подлеца. Скажите, он что, обещал жениться на вашей дочери? Предложение ей делал, из-под венца сбегал? Вы в каком веке живете? Сейчас секс уже не котируется на рынке невест, и знаком внимания считается букет или поход в ресторан, но уж никак не перепихон. Люди попробовали отношения, у них не получилось — просто не захотел один из них. Вот если бы он женился на ней, а потом ко мне метнулся — другой разговор, потому что муж или жена — тот же ребенок, которого берут в семью из детского дома, и только полное беспринципное чмо станет возвращать его спустя несколько лет.

— Умный какой, ты посмотри, — фыркает обладательница цветочного халата. — Не удивлюсь, если именно ты ему мозги и запудрил.

— Никто мне ничего не пудрил. Мне не пять лет, чтобы меня приманили конфетой… — Валера прерывается, едва заметно краснеет, но берет себя в руки и продолжает:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Чтобы меня приманили конфетой и я пошел за незнакомым дяденькой. Я сам принял решение расстаться с Катей, которое зрело давно, и, если вы помните, мы уже пробовали расставаться. Закончилось все той же так называемой попыткой суицида. Только знаете, что я вам скажу? Если ваша дочь захочет уйти из жизни, пусть не пишет мне перед этим смс и не звонит, и выдайте ей нож поострее. Все никак, бедная, не самоубьется.

Катя смотрит на него долгим взглядом и, отворачиваясь, ревет в подушку. Валера, хватая меня за рукав, тянет к дверям, молча выходит из квартиры, и я тащусь следом. По тротуару он вышагивает твердо, но, останавливаясь под фонарем, поворачивается и спрашивает виновато:

— Я перегнул, да? Сильно же перегнул? Вдруг она правда из-за меня…

— Манипулирует она тобой, Лер, — отвечаю я. — Только манипулятор из нее не очень — театральные навыки не прокачаны. Поверь, если бы я хотел, чтобы ты у меня в ногах ползал, то ползал бы и даже не знал об этом. Подожди, сейчас настроюсь.

— На что?

— На монолог Монро Вознесенского.

Похоже, Валеру я еще не успел заебать стихами за сегодня, потому что он молчит, сложив руки на груди, и смотрит выжидающе. Я, вздохнув, поднимаю полные боли глаза, влажные от непролитых слез, за что мне всегда ставили высший балл по актерскому мастерству, сдвигаю брови, заламываю тонкие руки жестом отчаяния:

Самоубийцы — мотоциклисты,

самоубийцы спешат упиться,

от вспышек блицев бледны министры,

самоубийцы, самоубийцы,

идет всемирная Хиросима,

невыносимо,

невыносимо все ждать, чтоб грянуло, а главное —

необъяснимо невыносимо,

ну, просто руки разят бензином!

невыносимо горят на синем

твои прощальные апельсины…

Я баба слабая. Я разве слажу?

Уж лучше — сразу!

И совсем не представляю себя Монро, я сейчас — Монро, я слабая красивая кукла, которую выбросили, попользовавшись, я уже не хочу быть любимой куклой, только покоя, только отупляющей темноты под веками, я падаю на колени перед ним прямо в подмерзшую лужу и цепляюсь за края его куртки, а он, широко распахнув глаза — испуганно и восхищенно, тянет меня вверх.

— Боже, Тош, ты невыносим, — говорит срывающимся голосом. — Никогда не делай такие глаза. Я сейчас себя последним ублюдком на земле почувствовал, будто попользовался и выкинул тебя как…

— Как куклу? — улыбаюсь я, отряхивая коленки. — Я эту эмоцию и хотел донести. И то, что играть на чьих-то чувствах — проще простого, если эти чувства действительно есть. У тебя к Кате нет ничего. Иначе бы ты не ушел.

Он идет все еще под впечатлением, потом берет меня за руку и сует ее в свой карман, предварительно накрыв пальцами. Мы шагаем по аллее — темное пятно, светлое, темное, светлое, и там, где светлое, от фонаря, кружатся крупные белые хлопья, и вокруг становится так пронзительно тихо, словно родился кто-то великий и немножко святой.

— Загадывай желание, — говорю, притягивая его за ворот. — Первый снег. А я — твоя первая любовь.

Когда его губы касаются моих, пара снежинок успевает осесть мне на ресницы и растаять.

Красиво. Тихо. И именно так, как я всегда мечтал.

========== 12 ==========

— Останешься у меня сегодня?

— А нельзя?

— Нужно. Только плата вперед — сделаешь плов? С черносливом, как в прошлый раз.

Пока он возится с курткой в прихожей, выискивая свободный крючок, я успеваю пройти в комнату и снять брюки. Складываю на подлокотнике кресла — отнесу в корзину для белья попозже, — наклоняюсь, стаскивая носки и слышу:

— Вот так и стой. Идеально.