Шестой (ЛП) - Линн К. И. - Страница 42

Так жизнь с четырьмя вообще станет приключением.

***

Уже почти полчаса они обдумывают различные теории. Все началось после того, как Пятый вернулся с обедом. Большую часть их беседы я не понимаю: кодовые слова и прочие суперсекретные шпионские штучки.

Поэтому я просто сижу и слушаю, но вскидываю голову, услышав знакомое имя.

— А Джейсон? — спрашивает Пятый.

Все трое замолкают и поворачиваются к нему.

— Джейсон? — Первая округляет глаза. — Невозможно.

— Почему? — спрашивает Пятый и засовывает в рот ломтик жареной картошки.

Практический каждый прием пищи, с тех пор, как мы встретились, включает в себя жареную картошку. Он зависим от нее. Овощей и мяса может не быть, но жареная картошка всегда присутствует.

— Нет, — Первая качает головой. — Он знает о нас все.

Шестой кивает.

— Именно. Он был бы последним, кого бы мы заподозрили.

— Или первым, — включается Девятый. — Вполне допускаю, что Дом может просто использовать его как направляющего. Он может посылать нас на смерть, а мы даже знать не будем.

— Но почему сейчас?

Шестой пожимает плечами.

— Наше расформирование может дорого им обойтись.

— В смысле? — решает уточнить Девятый.

Пятый бросает пустой пакетик из-под картошки на стол.

— Слишком много информации.

— Хочешь сказать, что нам не светит уволиться? Заняться работой по найму? — спрашивает Первая. — Я не хочу быть исполнителем грязной работы всю свою жизнь. Если бы я хотела этого, то бы пошла работать на мафию.

— Думаю, нам нужно наведаться в Лэнгли, — предлагает Пятый.

— И что хорошего это нам принесет? — спрашивает Девятый. — Никто не знает, кто мы. У нас нет документов.

Шестой откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди.

— Уолесли все еще работает там.

Пятый качает головой.

— Этот засранец не отличит нас от собственной секретарши, — он тяжело вздыхает. — Смирись, мы именно те, кем они хотели нас видеть. Невидимки. Пожалуй, есть всего три человека, которые знают о нашем существовании, кроме Джейсона.

— У нас нет документов, удостоверяющих личность. Мы не агенты ЦРУ, у нас нет имен, только номера, а свои настоящие имена мы, возможно, уже и не помним.

Я свожу брови вместе.

— Не помните?

Четыре убийственных пары глаз обращают свое внимание на меня, и одна определенная пара глаз источает яд.

Девятый делает глоток воды и передает бутылку Первой.

— Прошло уже очень много времени с тех пор, как мы использовали свои настоящие имена.

— Но ведь это же твое имя, — сам по себе разговор кажется нереальным. Даже если предыдущие пять или сколько там лет они провели под разными личинами, как можно было стереть тридцать с лишним лет, когда ты отзывался на имя, которое тебе дали при рождении?

Пятый похлопывает меня по макушке.

— Не важно, лютик. Даже такое забывается со временем.

Я качаю головой, не веря, что то, о чем он говорит, возможно.

— Не могу себе это даже представить.

— Не можешь? — Шестой выгибает бровь. — Когда ты разговариваешь сама с собой, какое имя ты произносишь мысленно?

— Пейсли.

— Тебя зовут Пейсли? — ехидным тоном спрашивает Первая, а затем разражается безумным хохотом.

Черт, ненавижу эту сучку.

Шестой не обращает на нее внимание.

— Я говорю Шестой. Сейчас именно это мое имя, а не какое-то другое. Мой единственный постоянный опознавательный знак.

Я шокировано на него смотрю.

— Вы все такие?

Все четверо кивают.

Фигово иметь кодовое имя и прожить под ним так долго, что забыть свое настоящее имя.

Они возвращаются к своей теме, а я ложусь на кровать, смотрю в потолок, и вскоре их беседа убаюкивает меня.

Я резко открываю глаза, как мне кажется, спустя несколько секунд, но в комнате темно, значит прошел не один час. Шестой забрался в кровать и разбудил меня. Он вздыхает, когда устраивается рядом со мной, затем просовывает руку под меня и притягивает к себе.

Я поворачиваюсь и по непонятным мне самой причинам, обнимаю его и утыкаюсь носом ему в грудь.

Может быть, все дело в том, что каким-то образом в компании киллеров он — моя единственная защита.

Мой похититель. Мой киллер. Моя охрана.

Когда мой палач стал моей единственной надеждой?

***

Жить с Первой ужасно.

Еще даже сорок восемь часов не прошло, а мне уже хочется вмазать ей, но это было бы неразумно. Даже самое слабое звено в отряде убийц обладает большей способностью убить меня, чем сотня солдат.

Может быть, я преувеличиваю, а может быть, и нет.

— Ты, правда, собираешься таскать ее с собой? — спрашивает Девятый Шестого, пока они сидят за столом и изучают какие-то бумаги.

Я вскидываю голову, чтобы посмотреть на них, с края кровати, где сижу рядом с Пятым. Я держу ствол его винтовки, пока он что-то там настраивает.

Мышца на щеке Шестого дергается.

— Я думал, мы уже это обсудили.

Карие глаза Девятого — его натуральный цвет — скрещиваются с похожими по цвету глазами Шестого. У них у обоих мужественные профили, одинаково заостренные носы и крепкие линии подбородка.

Почему они все такие красавцы-мужчины? Им обязательно быть по всем показателям выше среднего?

Технически — да. Их привлекательная внешность выше среднестатистической.

— Она слишком заметная. Что, если из-за нее ты станешь более заметным? — слова Девятого и его интонация шокируют меня. Теперь его голос не звучит так безразлично, как в Париже. Он звучит несколько обеспокоенно, что, в принципе, не свойственно их породе.

Но, опять-таки, двоих из них убили, осталось семеро. Беспокойство за свои жизни, а может, даже за жизни друг друга, должно быть, стало причиной этого всплеска эмоций.

— Не может быть она так хороша в постели, — озвучивает свои страхи Первая.

Два дня — именно настолько меня хватило.

— Да в чем твоя проблема, пи*даболка драная? — рявкаю я.

У Первой чуть глаза из орбит не вылезают, а Пятый бросает свое занятие и подсаживается ближе ко мне. Его рука пробегает по моей спине и ложится на бедро.

— Что, прости?

— Как только увидела меня, ты сразу же выпустила коготки. Я что, вступила на твою территорию? В этом все дело? Единственная женщина в команде мужчин не может смириться с тем, что внимание сосредоточено не на ней?

Черт. Черт. Черт, Ой, черт.

Губы Первой изогнулись, Она сжимает и разжимает челюсти, хмурится, а затем ее суровый взгляд внезапно смягчается.

— Ты права, я — единственная женщина, — согласно кивает она, затем обводит взмахом руки парней. — В течение многих лет существовали только мы. Время от времени мы разъезжались в разные стороны, но все эти годы, я была единственной постоянной женщиной в их жизни. И как бы ни было, мне ненавистно признавать это, мне совершенно не нравится, что ты посягаешь на мое. Это мои мальчики, а я свое защищаю.

Я выгибаю брови.

— Я просто игрушка, от которой он в ближайшее время избавится, — я приложила два пальца к виску и изобразила выстрел в голову. — Я не угроза. Когда меня не станет, ты по-прежнему будешь здесь, рядом с ними.

— Ты не можешь винить нас в том, что мы возмущаемся из-за тебя, — говорит Девятый из другого конца комнаты, встретившись со мной взглядом. — Помимо Джейсона, уже много лет никто не знал ничего о нашей маленькой группке.

Пятый похлопывает меня по боку, и я резко разворачиваюсь к нему.

— Может ты и не психованный киллер, как мы, но ты все равно заставляешь нас нервничать.

У меня вырывается негромкое «ха». Это я слышу уже не в первый раз. Шестой уже давным-давно сообщил мне, что я заставляю его нервничать. Впрочем, уверена, что причина не та, которую озвучили члены Отряда Убийц.

Шестой хранит молчание — даже не дернулся, когда Пятый обвил меня рукой. Я уставилась на него, любопытствуя, собирается ли он высказывать свое мнение.