Авирон
(Повесть) - Хоткевич Гнат - Страница 11

Вздох пронесся над сонмом, и молитвенное настроение освятило души. Сладко было чувствовать себя подданными такого сильного, такого могущественного бога, что даже пророку он может показать только зад… О, лишь бы не изменять ему, исполнять его завет, а уж он сумеет покорить всех врагов!

А Моисей, передохнув, продолжал:

— Видишь ли ты хоть теперь, Израиль, что тяжел твой грех? Кто хотел видеть лицо бога, когда мне, даже мне господь не может показать его?.. Но милостив вождь наш и велик! И это он повелел мне сделать святыню, которую видели бы ваши глаза, обнимали бы ваши руки, целовали бы уста ваши. Израиль, Израиль!.. Ты уже имел бы святыню, не согреши ты так тяжко, ибо там, на горе, написал бог свои заповеди на скрижалях из камня, и это была бы твоя святыня. Но я разбил скрижали в гневе, увидя грех людей и не зная, простит ли его господь. Теперь же должен буду снова идти на гору и пробыть там еще сорок дней и сорок ночей, не вкушая хлеба и не омочив губ водою, пока не напишу на новых скрижалях божьи слова. А потом, когда вернусь, сделаем золотой ковчег, как расскажет мне бог. И положим туда те скрижали, и будет это дело рук господних идти перед нами, перед всем сонмом, словно сам господь.

На этом Моисей закончил и отпустил народ. Успокоенные, с просветленными душами расходились люди по кущам, тихо переговариваясь о неисповедимых путях господних.

А на другой день Моисея уже снова не стало. Такая неутомимость изумляла людей, и они могли объяснить ее лишь божьим благословением.

IX

И как сказал, пробыл Моисей на горе сорок дней и сорок ночей, но теперь уже люди точно, наперед знали день возвращения и были спокойны. Да и как не быть им спокойными, когда в каждой семье вспоминали убитого либо изувеченного. Еще текла кровь из ран, еще сжимались сердца мужчин и причитали женщины, одетые в траур. И может быть, не одно проклятье подавлено было страхом и не сорвалось с губ: глухо, неслышно вылетало оно из смертельно-оскорбленного сердца посреди тихой ночи в пустыне и бесследно исчезало, как слеза в песке, как спугнутая, упавшая с неба звездочка. И может быть, не раз скрежетали зубы, сжимались руки и угрожающе дрожали в воздухе, но то было только по ночам, только по ночам… Днем никто ничего не видал и не слышал.

А на сорок первый день снова увидели все Моисея сходящим с горы со святынею в руках. И оттого, что удостоился он видеть господа, лицо его светилось так нестерпимо, что невозможно было людям смотреть на него — ну просто как солнце! И снова все в экстазе, в благоговейном восторге упали на колени. Аарон же и князья сонма просили Моисея опустить покров на лицо, потому что не в силах человеческий взор вынести сияние славы. И Моисей опустил покров на лицо и только тогда приблизился к народу и заговорил:

— О Израиль, Израиль!.. Видишь ли ты хоть теперь безумство своих желаний? Что же было бы, яви и впрямь господь простым людям лицо славы, лицо гнева, лицо высшей благодати? Нет, не завидуйте тем, у кого бог перед глазами, — не истинны те боги, все они — дело рук человеческих. Только наш бог истинный, ибо не может глаз видеть его лицо, но лишь славу его дел. Вот его завет, переписанный мною слово за словом.

И Моисей поднял высоко над головой каменные скрижали и так поворачивался во все стороны, чтобы видно было всем.

— Вот скрижали заповедей! Вот святыня твоя, Израиль! Я писал так, как повелел господь, и потому это не дело людских рук, а дело премудрости божией.

Слушайте, люди, слушайте!.. Показал мне бог на горе образец святого ковчега, который надлежит нам сделать. Славное и премудрое начинание показал мне господь, это не то что ваш глупый телец! Собственными глазами видел я святыню, которую хочет подарить нам всевышний, и образ этот несу теперь на устах моих в уши и сердца ваши. Слушай, Израиль, как сказал мне господь, слушай и не пропусти ни одного слова!

«Сделай ковчег из негниющего дерева в два с половиной локтя длины, полтора локтя ширины и полтора высоты. И обложи его чистым золотом изнутри и снаружи. И сделай для него венец из витого золота и наложи поверх ковчега. Потом вылей кольца из витого золота и укрепи их по два с каждой стороны внизу. И сделай из негниющего дерева шесты, и позолоти чистым золотом, и вложи в кольца, и укрепи, чтобы не шатались они там. И крышку для ковчега сделай из чистого золота, а на ней двух литых херувимов — одного по одну сторону, другого по другую, лицом друг к другу, чтобы они распростерли крылья над покоем очищения, а глаза устремили бы на ковчег. А когда все это будет готово, сложишь в ковчег скрижали мои, накроешь крышкой, и возглаголю я к тебе с того места меж двумя херувимами. И что скажу оттуда, то да услышит мой народ». Слышишь, Израиль? Слышишь славу святыни твоей, которая превыше всех языческих святынь и славнее всех дел рук человеческих?

И люди слышали. Смотрели на закрытое лицо Моисея, слушали голос, выходивший из-под покрывала, и радовались и боялись.

И Моисей рассказал все. И какой должен быть стол и тарелки для жертвоприношения хлебом (ибо сказал господь: «Пресытился я вашими всесожжениями, и не хочу больше ягнят, и козлов не хочу, а приносите мне больше жертв бескровных»). И какие должны быть курильницы для фимиама и чаши для возлияний, все это надо сделать из чистого золота. И светильник дивный и прекрасный — шесть ветвей выходит из него: три с одной стороны и три с другой стороны, и три чаши на этих ветвях в виде ореха, и щипцы, и подставки для светильника, и лотки, и лампады, — и все из чистого золота.

Такая красота захватила людей. Всем было ясно, что так точно описать каждую подробность может только тот, кто сам видел все это в руках господних. Описывая скинию, Моисей перечислил, сколько будет там завес и какого размера каждая, даже сколько петель надо нашить на каждую завесу, и сколько крючков и гвоздей, и сколько столбов будут поддерживать скинию, и сколько для них свечей серебряных — все, все до последней мелочи.

Оказалось, что скиния будет разделена на три части: двор, доступный для всех; святилище, куда будут вхожи лишь слуги господа; и святая святых, где будет стоять ковчег завета и куда сможет входить только сам первосвященник, которым бог назначил Аарона, брата Моисея. Всякого же другого, кто посмеет войти в святая святых, ждет смерть.

А потом Моисей принялся описывать ризы Аарона и ризы его сыновей, назначенных отныне священниками. И тут тоже не забыл ни малейшей подробности, ни камешка, ни рубчика, заботясь о том, чтобы все выглядело как можно роскошнее, чтобы слепило глаза и показывало людям величие бога и их собственное ничтожество.

— «А когда Аарон очистится для священнодействия и сыновья его очистятся, возьмешь одного теленка и двух баранов без порока и возьмешь пресные хлебы, смешанные с елеем, и помазанные елеем опресноки из пшеничной муки. И приведешь Аарона и сыновей его к дверям скинии, и омоешь их водой. И взяв потом святые ризы, наденешь их на своего брата Аарона — и хитон, и потир, и верхнюю ризу, и на голову его возложишь клобук и золотую дощечку, на которой будет написано „Святыня господня“, а голову его помажешь елеем помазания. Сыновей же его подпояшешь поясами и тоже помажешь елеем.

А потом заколешь перед господом теленка и возьмешь его крови, и помажешь углы алтаря пальцем, а остаток крови выльешь возле алтарного стола. И возьмешь нутряное сало, и перепонку печени, и почки, и жир их, и положишь на алтарь, а мясо теленка сожжешь на огне за пределами стана, ибо грех непосвященному коснуться его.

А потом возьмешь одного барана, и пусть возложит на него руки Аарон с сыновьями, а ты, заколов его, перекрести кровью место вокруг алтаря. А тушу рассеки на части, и вымой требуху и ноги в воде, и положи на алтарь — это будет жертва богу. И другого барана возьми, и на него тоже пусть Аарон и сыновья его возложат руки, а ты, заколов его, возьми крови и помажь Аарону край правого уха и конец правой руки и конец правой ноги. А потом возьмешь кровь с алтаря и елей, покропишь Аарона, ризу его, и сыновей его, и их ризы. И так они очистятся».