Салют из тринадцати орудий (ЛП) - О'Брайан Патрик - Страница 25

От анатомов они перешли к тем, кто снабжает анатомов сырым (по вежливому выражению Блейна) материалом — похитителям трупов, помощникам палачей, лодочникам с Темзы: «А еще есть так называемые «укрывальщики» — они заманивают запозднившихся юнцов или деревенщину, которым обчистили карманы, в ночлежку, а когда жертва засыпает, кладут сверху еще один матрас и вдвоем-втроем душат, ложась сверху».

От злодеев в целом они перешли к предателям в частности, и довольно резко — к Ледварду. И Джек, и Стивен поразились страстной ненависти Фокса к нему. Тем более, что до того разговор шел легкий, почти пустяковый. Фокса так задело, что он заговорил грубо (очевидно, необычно для него и чрезвычайно раздражающе), побледнел и, пока не убрали со стола и не поставили портвейн и орехи, ничего больше не ел. К этому времени перемещения слуг неизбежно заставили сменить тему.

Тем не менее, Фокс довольно быстро пришел в себя, и они долго просидели за вином, дважды обновляя графин. Обед закончился очень весело. Фокс отказался от приглашения на концерт старинной музыки — к глубокому сожалению, он одну ноту от другой не отличает — искренне поблагодарил за доставленное удовольствие, крайнее удовольствие от их общества и за отличный обед, после чего ушел.

Пока Джек разговаривал с другом в холле концертного зала, Стивен завел разговор с Блейном:

— Был еще один вопрос, который я собирался задать, но не стал. Должен был давно об этом упомянуть. Надеюсь, я прав в том, что не может быть и речи об иерархии, разнице в званиях между мной и посланником?

— О нет, никоим образом. Достигнуто некое понимание, что хотя Фоксу стоит спрашивать вашего совета при возникновении трудностей, он не обязан ему следовать. С другой стороны, вы тоже не обязаны следовать его рекомендациям. Вы зависите друг от друга лишь в плане консультаций. Он направляется в Пуло Прабанг, чтобы заключить договор с султаном, а вы — наблюдать за французами. Хотя вы, естественно, будете сообщать разведывательные данные, которые сумеете добыть и которые способны помочь ему исполнить задачу.

— Самого доброго утра тебе, Стивен, — поздоровался Джек, оторвавшись от письма. — Надеюсь, ты хорошо спал?

— Весьма неплохо, спасибо. Господи, как же я люблю запах кофе, бекона и тостов!

— Ты помнишь очень страшного мичмана по имени Ричардсон?

— Не помню.

— Его на «Боадицее» звали «Пятнистым Диком» — прыщей больше, чем терпимо даже во флоте. Мы его снова видели в Бриджтауне, флаг-адъютантом адмирала Пелью. Он от них в общем-то избавился.

— Видели. Математик, как я припоминаю. Что с ним?

— Он сидит на берегу, так что я послал письмо с вопросом, не желает ли он пойти третьим лейтенантом на «Диану». Вот его ответ, переполненный радостью и благодарностью. А мистера Маффита ты помнишь?

— Он командовал «индийцем» «Лашингтон», когда мы сцепились с Линуа по пути с Суматры?

— Молодец, Стивен. Сколько раз он ходил в Кантон — одному Богу известно, и Южно-Китайское море очень хорошо знает, в отличие от меня. Написал ему, попросив совета, и вот, — Джек взмахнул другим письмом, — он приглашает меня в Гринвич. Маффит вышел в отставку, но любит наблюдать за проходящими туда-сюда по реке кораблями.

Миссис Броуд зашла поздороваться и принесла еще бекона вместе с блюдом сосисок с Леденгола. Три Стивен немедленно поглотил.

— И не подумаешь, — пробормотал он неразборчиво, жуя третью, — что вчера у меня был отличный обед и превосходный ужин.

— Портвейн в клубе — лучший, что я пил за много лет, — признал Джек. — И Фокс вынес его примечательно хорошо. Даже не шатался, когда спускался вниз. Этого не скажешь о Уорсли, Хэммонде и кое о ком еще из членов клуба. Что ты о нем думаешь?

— Разумеется, первое впечатление оказалось хорошим. Он безусловно умный, знающий человек. Но впечатление это продержалось не так долго, как бы мне хотелось. Речь свою он наполнил комплиментами, будто бы хочет, чтобы мы его полюбили. И возможно, он говорит слишком много, прямо как барристер. Но пока хорошо не узнаешь человека, сложно сказать, что стоит отнести на счет его нервов. А превосходство над тобой три к одному заставляет нервничать. Сэр Джозеф, который с ним знаком лучше, высоко оценивает его способности, да и, в целом, Фокс ему, по-моему, нравится. Приятно также было слышать, как он с таким искренним энтузиазмом рассказывает о своем друге в Батавии, Раффлзе. — Стивен позвонил, чтобы принесли еще кофе, и налив чашку Джеку, продолжил: — Мало кому нравится, когда их сокрушают, но мне кажется, что некоторые в попытках избегнуть подобного заходят слишком далеко. Они пытаются занять доминирующую позицию с самого начала, ну, или, по крайней мере, когда будут произнесены первые вежливые слова. Доктор Джонсон говорит, что каждая встреча или беседа — это соревнование, в котором побеждает человек наибольших достоинств. Но, думаю, он ошибается. Это верно для спора или враждебных дебатов, в которых ты сам можешь себя погубить. Я это беседой не считаю. Беседа — это спокойный, дружелюбный обмен мнениями, новостями, информацией, впечатлениями. Без борьбы за превосходство. Заметно было, что сэр Джозеф, прибегнув к некоторым своим мастерским паузам, довольно затяжным паузам, вполне очевидно остался самым значимым среди нас.

Джек кивнул и продолжил завтракать — как раз добрался до тостов и мармелада. Опустошив ближайшую тарелку, он ответил:

— Много лет назад я бы счел его великим человеком и прекрасным собеседником. Но с тех пор я стал менее общительным — злобным старым псом, а не дружелюбным щенком. Пусть он действительно великий человек, я поостерегусь его, пока не узнаю получше. Ты не слышал, как мы договаривались о размещении на «Диане»? У него такие же идеи о важности посланника, как и у мистера Стэнхоупа — прямой представитель короны. Питаться будем раздельно, кроме специальных приглашений. При этом дополнительные переборки сделают очистку палубы перед боем более сложной и долгой. И, кстати, ты мне не сказал, как предпочитаешь путешествовать — как врач посланника и его свиты или как мой гость.

— Как твой гость, Джек, если можно. Так будет гораздо проще, а они всегда могут обратиться за моей помощью, если она понадобится.

— Уверен, что ты прав. Стивен, я через пять минут отправляюсь к Бакмастеру: мундир не сидит. Пошли со мной? Тебе не помешал бы приличный сюртук.

— Увы, дружище, утром я занят. Мне предстоит интересная и сложная операция вместе с моим другом Астоном в больнице Гая. Днем ты все равно будешь в Палате общин. Но давай встретимся вечером и пойдем в оперу, если сэр Джозеф одолжит свою ложу. Сегодня дают «Милосердие Тита».

— Буду на это рассчитывать. А, наверное, завтра на лодке отправимся в Гринвич.

Операцию Стивен провел хорошо, хотя пациент довольно долго кричал: «О Господь Иисус Христос, о нет, нет, нет, не надо больше, ради Бога! Господи, о Господи, я больше не могу!» Бурный поток слов прерывался криками — хрупкость зубов и состояние носа пациента не позволяли эффективно использовать кляп. Стивен счел все это необычайно утомительным, и потому, вместо того чтобы поползти к сэру Джозефу Бэнксу в Спринг-Гроув (как он намеревался), сел в кресле в своей комнате в «Грейпс» и для начала поискал статью ван Бюрена о селезенке приматов (в зоологическом смысле) в «Журналь де сон». Он обнаружил, что она действительно прислана из Пуло Прабанга. Потом Стивен занялся поисками среди сохранившихся дневников (некоторые оказались захвачены, потоплены или уничтожены) и все-таки нашел датированный годом знакомства с Джеком Обри.

Именно этот код он давно не использовал, так что поначалу пришлось довольно трудно, но вскоре он смог читать довольно свободно: «Да, даже в это время я всё еще был совершенно опустошен, оказывается. Никаких чувств кроме печали, да и та скучно-серая. Жил только музыкой». Он продолжил читать, уже быстрее, ловя настроение себя прежнего не столько из записей, сколько из ассоциаций, которые они возвращали в яркость нынешней жизни. «Конечно, я изменился, я вовсе не тот человек, который мог говорить такие слова Диллону, — признался Стивен, — но это скорее восстановление после чудовищного удара, возвращение к предыдущему состоянию, а не развитие. Вот перемены в Джеке на самом деле более существенные. Даже самый прозорливый взгляд едва ли разглядит нынешнего капитана Обри в норовистом, даже своенравном, недисциплинированном Джеке тех дней, несколько распутном и столь не терпящем ограничений. Или я преувеличиваю?»