Лекарки тоже воюют (СИ) - Ветреная Инга - Страница 37

— От тебя воняет этой пустоголовой блондинкой с гипертрофированной самооценкой, — мелкая брезгливо сморщила нос и отошла от меня на два шага. — Поэтому я не расположена с тобой сегодня вести светские беседы.

Ответ мелкой не удивил меня, он меня шокировал. От меня воняет Лорией? Как она могла это почувствовать? Но я собрался и продолжил настаивать.

— Хорошо, тогда я скажу, что хотел и уйду, — четко проговорил я.

На это Син лишь вновь пожала плечами, отчего полотенце еще сползло вниз на полсантиметра. Говорить становилось все сложнее.

— Я пришел извиниться. У меня было время подумать, и ты умеешь мотивировать людей на активацию мозговой деятельности, — говоря это, я обеими руками взял майку на груди, намекая на ее розовый цвет, — ты права, в тот момент, когда я говорил тебе обидные слова о твоей семье, я хотел тебя обидеть, и у меня это получилось. Твой педагогический талант доходчиво убедил меня, что терять родных — это больно и насмехаться над этим нельзя. А мои намеки на корыстность абсолютно беспочвенны. Знаю, главная лекарка военного госпиталя — это безмерное уважение со стороны любого фронтовика. А фронтовиков у нас сейчас — каждый первый. Я прошу у тебя прощения. Больше такого не повторится.

Мелкая смотрела на меня в упор, не отрывая глаз. Она сканировала меня, как будто пытаясь понять, какую подлянку я приготовил на этот раз. Но я был искренен, как никогда. Последний ее ход показал мне, как тяжело терять лучших друзей. Беда потери родных во время войны меня миновала, и пацанов своих я всех сохранил. А она — дочь лекарки. Раненые, страдающие, умирающие. Цинизм — часть профессии, иначе сойдешь с ума.

Уголок ее рта слегка дернулся:

— Хорошо, я принимаю твои извинения.

— Мир? — с надеждой спросил я.

— Нет, — она была несгибаема.

— Почему? — возмутился я, ведь мы же обо всем договорились.

— Ты мешаешь мне жить так, как я хочу, — честно ответила мелкая.

— Но ты же сказала, что принимаешь мои извинения, — настойчиво напомнил я.

— Но это не означает, что я соглашаюсь жить по твоим правилам, — малышка была восхитительно непреклонна. — Я закончила разговор, покинь мои покои.

Син отвернулась от меня, и я увидел на ее спине татуировку головы дракона, выпускавшего пламя. Рисунок был очень большой и занимал всю спину. Дракон был прекрасен, хищен, черен, рельефен, опасен. Его голодные глаза смотрели на меня, пронзая насквозь, гипнотизируя. Хищник, готовый к нападению, был наколот на спине этой хрупкой девочки. И тут мелкая остановилась, повернула голову и через плечо посмотрела на меня. Ее глаза были столь же холодными и хищными. Мне даже на мгновение показалось, что ее зрачки стали вытянутыми, как у рептилии.

— Спокойной ночи, Явуз! — попрощалась она, входя в свою спальню. — Сладких снов.

Последнее ее пожелание звучало слишком двусмысленно, поэтому я всю ночь провел без сна. Как только закрывал глаза, то видел обнаженные плечи, стройные ноги, гибкие руки и зеленые глаза, превращавшиеся в глаза самого страшного хищника, холодного и безжалостного, и потому столь притягательного.

Глава 25

Явуз

Снова эта зараза мелкая ставит над нами эксперименты! Мы снова в поиске. Шли по скалам, нас преследовали волки и нечисть. Кольцо сжималось. После последней атаки было уже двое тяжелораненых. Мы несли их на руках, на легкие ранения уже не обращали внимания. Нас гнали, целенаправленно и умело, зажимали в кольцо. Мы огрызались из автоматов, но патроны заканчивались, и их нужно было беречь. Мы искали лазейку, чтобы выскочить из клещей, но ловушка так умело была расставлена, что при каждой попытке прорыва натыкались на стены умертвий. Неожиданно волки кинулись в атаку, спрыгивали со скал, мы отстреливались и закидывали зверей гранатами. Когда боеприпасы кончились, пошли в рукопашную, кромсали волков ножами. Бой был страшен. Мы стояли плечом к плечу, прикрывая раненых, но волки надвигались нескончаемой волной. Я уже задыхался от усталости, когда рядом со мной упал на колени Ронэр, в его левую руку вонзилась челюсть волка, которого он кромсал своей правой рукой.

— Ронэр, держись! Я сейчас! — орал я сквозь гул боя. Наваливаясь на волка сзади, я ломал его челюсть, чтобы освободить другу руку.

— Горт, твою мать, вызывай подкрепление! — орал я во все горло. — Где там наши?

Горт, раненый в живот, с синими губами и зеленым лицом, превозмогая боль, продолжал методично вызывать подкрепление, но рация молчала.

— Командир, сзади! — перекрикивая шум боя, орал Том.

Я сгруппировался и тут же откатился в сторону, полагаясь на инстинкты. На месте, где я только что стоял, на четыре лапы приземлился матерый волк. Явно вожак. Он на полголовы был выше остальных и шире в плечах. Волк не сводил с меня глаз, с его клыков капала слюна, передние ноги уперлись в землю. Меня приглашали исполнить танец смерти, как минимум, для одного из нас. Что ж, не буду отказываться. Такую красивую смерть не каждый может себе позволить. И мы с вожаком закружились на площадке. Остальные волки отступили, давая своему вожаку пространство для боя. Я не спешил кинуться первым в атаку. Пацанам нужна была передышка, а радисту — время. Время — это все, что у нас осталось. Время докричаться до своих. Вожак не торопился, наслаждаясь происходящим. Он то наскакивал, то тут же отступал, то пытался цапнуть исподтишка. Вожак чувствовал свое превосходство и забавлялся с жертвой, то есть со мной. А мне оставалось не терять голову и быть начеку. Вдоволь со мной наигравшись и убедившись, что я не ведусь на провокации, вожак пошел в атаку. Я сделал вид, что оступился, и он тут же прыгнул на меня. Я сгруппировался, ушел в сторону, полоснув зверя по боку, пытаясь задеть жизненно важные органы, но матерый умудрился увернуться, и мне удалось лишь полоснуть его по ребрам. Волк взвыл и разозлился. Все, шутки кончились, сейчас меня будут убивать.

— Ронэр, уводи пацанов! — отдал я свой последний приказ, принимая на грудь вожака.

Его челюсть нависла над моим лицом, а лапы давили на плечи так, что мне становилось сложно дышать. Мощные зубы плавно приближались к моему горлу. Смрадное дыхание зверя обжигало лицо, в его глазах уже сияла желанная победа. Руки слабели, его клыки были в миллиметре от моей шеи…

— «Дракон», «дракон», это «бобер», доложите обстановку, — послышалось в рации.

Мой радист отрапортовал о нашем местоположении. Волк почувствовал неладное, увеличил вдвое свои усилия в желании перегрызть мне глотку, но надежда на спасение и мне придала сил. Мы так и замерли, не уступая друг другу.

— Вижу вас, — раздался голос в гарнитуре. — Уходите за камни, — командовал родной голос. — По целям будут работать снайпера.

И тут же волки, окружавшие нас, начали один за другим падать, поскуливая и повизгивая. Матерый тоже дернулся, но напор не ослабил. Потом дернулся еще и еще раз, продолжая пытаться порвать мне горло, пока его глаза не закатились, а из глотки не потекла кровь прямо мне на лицо. Я с трудом скинул тело матерого в сторону и, повалившись на землю, уставился в небо. Там в лучах рассветного солнца висел вертолёт, из которого по волкам били два снайпера — надежные парни. Мое лицо холодело от волчьей крови, но у меня не было сил, чтобы обтереть его. Мы выжили!

— Явуз, — сквозь бред услышал я голос в гарнитуре, откликнувшийся на наш сигнал о помощи. — Явуз, просыпайся, дорогой.

Мне казалось, что женские руки ласкали мое лицо и нежно гладили по голове:

— Открой глаза, расскажи, что тебе приснилось.

Я в недоумении открыл глаза и обомлел. В изголовье моей кровати под розовым балдахином сидела Син в майке и коротких шортиках, и моя голова лежала у нее на коленях. Она водила влажными руками по моим волосам и лицу.

— Это был всего лишь сон, я его сейчас прогоню, и все будет в порядке, — шептала маленькая, продолжая гладить меня по щекам. — Лишь плохой сон! Уходи от нас!

Она говорила какие-то детские глупости, и мне, действительно, становилось спокойнее. Сердце билось ровнее, рваное дыхание восстанавливалось, руки переставали лихорадочно сжиматься в кулаки.