Атеизм, отчаяние, ненависть (СИ) - "Erovin" - Страница 1

Не могу сказать, что посвящаю этот опус наркоманского безумия тебе, но пытаюсь доступными мне средствами выразить свою благодарность и счастье от того, что ты у меня есть!

Я люблю тебя!

Фредди слишком занят. Он учится в университете и живет в студгородке. Его мозги — сложная вычислительная машина, работающая в любую погоду, день недели и время суток. Для него нет ничего проще, чем рассчитать налоги, процентные ставки, риски, доходы, расходы и прочие вещи, в которых с таким трудом разбираются его однокурсники. Свободное от учебы время он проводит в качалке, вооружившись твердым желанием согнать многолетний жир, полученный при активной помощи и поддержке всей сердобольной многочисленной родни. Больше ему не нужно угождать им, поедая пряники и пироги. Теперь он должен быть умен и красив, чтобы нравиться омегам.

Фредди не хотел смотреть на сыночка дяди. Двухнедельные омеги интересовали его гораздо меньше, чем те, которым двадцать. У него экзамен, а после обеда — три собеседования. Но семья — важнее всего! И он поехал, хотя бы ненадолго. Потому что любил дядю. И потому что знал — они бы не отстали.

В небольшой коттедж дяди набилась вся семья. Еще бы! У них появился новый объект, которого можно баловать и закармливать. Фредди улыбался. В этой шумной толпе он чувствовал себя спокойно, хотя с каждым годом все лучше понимал, что на самом деле — он не из одного с ними теста. Они довольствовались своей скромной и ущербной жизнью, а он хотел покорить этот мир. Хотел и знал, что способен на это.

— Так! Пропустите сюда моего племянника! — скомандовал дядя Генри. Он растолкал близстоящих и стиснул Фредди в тюленьих объятиях. — Будешь крестным! — громогласно объявил он. — Вот выучишься, станешь богатеем и обеспечишь моему мальчику безбедную жизнь!

Дядя Генри не промах. Это он в свое время всех убедил, что Фредди с его-то мозгами самое место в университете, и лично собирал со всей родни деньги, чтобы оплатить первый курс. Уже тогда он видел перспективы. А уж теперь, ясное дело, выбрал сыну крестного с дальним прицелом.

— Да, да! Мне уже сейчас переписать на него часть счетов? Ты хоть имя придумал ему? Как в документах записывать? — весело подхватил Фредди.

— Часть? Всегда знал, что ты скупой и прижимистый. Смотри! Он совершенство. Омежка мой.

В плетеной корзинке, заменяющей новорожденному кроватку, барахтался в покрывале младенец. Фредди подошел ближе и, чтобы уважить дядю, отогнул край одеяла.

Он не успел состроить притворно-любопытное выражение лица.

Короткий взгляд. И вдох, чтобы уловить запах.

Он в ужасе отдергивает руку, боясь дотронуться и еще раз вдохнуть. Переполненная комната вдруг пустеет. Они остаются вдвоем: Фредди и младенец с напряженным некрасивым личиком и мутными глазами — то ли серыми, то ли синими.

Сердце застывает. По позвоночнику цепкими колючками катится волна неприятного предчувствия. Схватить! Нужно схватить ребенка, прижать к груди, украсть, унести далеко-далеко, спрятать ото всех — что угодно, только не…

Но Фредди уже знает. Всё знает.

Черт побери!

Вдох.

С каждым новым глотком воздуха в нем рушится спланированная до мелочей жизнь. Все, ради чего он учился, ходил в спортзал, старался, работал, общался с людьми — все теряет смысл. Из-за него.

Из-за младенца с мутными глазами.

— Ты придумай ему имя! — прогремел у уха голос Генри. Он похлопал Фредди по плечу, и тот немного пришел в себя. — Ты — мой любимый племянник и его будущий крестный! Я буду только рад!

— Ам-м… Лоренс… — неуверенно произнес Фредди. Вообще-то, так звали парня в университете, который ему нравится, но ничего более оригинального он не смог придумать. Да и какая теперь разница, кто там нравился Фредди? Ведь теперь есть этот. Этот…

Истинный!

Даже смешно! И тошнит…

— Лоренс Уорд! Звучит! — торжественно провозгласил дядя Генри и улыбнулся. Почти по-голливудски, будь у него зубы хоть немного ровные и белые. Но зато широко и душевно.

Фредди отступил назад, подальше от корзинки. Его мутило, кружилась голова. Он скомкано попрощался, объяснив, что у него еще дела, пообещал в следующий раз купить плюшевого медведя и шоколад. Он ушел, стараясь не привлекать внимания.

У дороги Фредди притормозил, осознав, что бежит, и перевел дух. Он осмотрелся с таким чувством, словно впервые все это увидел. Ему скоро потребуется помощь психотерапевта. Сам он не разберется в этом дерьме.

Истинностью Фредди не интересовался. Это, во-первых, невозможно, а во-вторых, слишком интуитивно. Как секс. Не нужно читать научные книжки, чтобы, когда дойдет до дела, понять, как действовать. Все же в памяти всплыла прочитанная им несколько месяцев назад статейка. Ее писал автор Формулы Истинности — известный по всему миру немецкий математик, и уже поэтому она заслуживала пусть хотя бы мимолетного внимания.

В ней много говорилось, что истинность бывает разнообразной… о, это он и сам понял!

Разнообразной, блять!

С разницей в возрасте двадцать лет и близким кровным родством. Слава богу, Лоренс омега! Впрочем, почему от этого должно быть легче?

Какие у Фредди вообще варианты? Ждать, пока Лоренс подрастет и у него начнутся течки? Лет пятнадцать? Но малолетки уже сейчас не привлекали, а когда Фредди будет тридцать пять… И что он скажет дяде Генри? Как объяснит все это? Он ударил себя ладонью по лбу и провел вниз по лицу, желая стереть черты и стать другим человеком. Свободным.

Что там было еще?

Реализованная истинность — это приговор. Что-то такое происходит с организмом, гормонами, а заодно и мозгами, после чего избавиться от взаимного влечения нельзя. Нет рецептов и лекарства — ведь истинность не болезнь! Нет способа отказаться от малолетнего кузена в качестве сексуальной фантазии. Конечно, там были другие термины и примеры, но Фредди обобщил и вывел для себя главную мысль.

Ему пиздец.

Фредди проваливает экзамен, а на собеседования не идет вовсе.

****

Фред Уорд — финансист. Он ведет счета влиятельных людей, помогает им стать еще богаче и увеличивает собственный капитал играми на валютных биржах.

Внешность для него не играет роли. В борьбе с природной склонностью к полноте он приобрел фигуру низкорослого тяжелоатлета. Массивная, выдвинутая вперед челюсть и низкие надбровные дуги придавали лицу сердитый вид. А заодно легко уловимое сходство с неандертальцем, которого нарядили в дорогущий костюм и лакированные ботинки, нацепили на запястье «Ролекс», а вместо дубины дали в руки бокал шампанского. Но внешность — не главное в альфе! Это подтвердит любой омега, готовый заглядывать Фреду в рот, ловить каждое слово и движение. Фред знал, что их интересовали только его деньги. А омеги знали, что он об этом знал. И все были довольны и спокойны, потому что никто никого не обманывал.

Фреда и нескольких его друзей-финансистов пригласили на закрытую вечеринку национального банка. Узкий круг, все давно знакомы, знают, за кем ведется охота, кто и рад попасться в сети, а кого интересует наслаждение иного рода. Если бы только обыватели и налогоплательщики догадывались, какой разврат здесь творится, они не стали бы доверять кровные денежки таким мерзавцам.

Фред рассматривал омег, сверкающих красотой, выбирал кого-то даже не на одну ночь, а на один раз. В их внешности не было ничего натурального. Настоящее лицо спрятано под слоем косметики, а иногда и руками опытного хирурга навсегда. Дорогие наряды, прически, манеры, улыбки — все искусственное. Куклы. Но Фреду нравились, ему ничего кроме этого не нужно — просто поиграть.

— У меня есть грамм. Могу поделиться по-дружески.

Рядом возник Энни. Потер пальцем кончик носа. Фред улыбнулся. Очень важно, когда у друзей общие интересы. У них с Энни царило взаимопонимание. Они предпочитали одинаковые наркотики и разных омег.

— У Локи взял? Если будет сахарная мука, как в прошлый раз, клянусь, я заплачу Дельте, чтобы они сотворили с ним что-нибудь противоестественное.