Ваше благородие (СИ) - Северюхин Олег Васильевич - Страница 17

по ширине — 0-60

по высоте — 0-30

Глава 20

Пока я сидел увлечённый решением задач по определению расстояний, с работ на объектах корпуса вернулся первый взвод, которым командовал взводный старший унтер-офицер Каланчов. Меня удивило, что Каланчова не было с ними, но эти сомнения я отбросил, так как он оставался самым старшим унтер-офицером в роте учебного обеспечения и на него свалились обязанности фельдфебеля, который заведовал всей внутренней жизнью роты, а эта внутренняя жизнь была разнообразна. Но почему Каланчов не вышел встретить людей своего взвода, вот это было интересно.

Прибывшие солдаты начали приводить себя в порядок, а один из них, по виду старший, упал на отдельно стоящую кровать и закурил папиросу. Двое младших унтер-офицеров сделали вид, что не замечают этого.

— Ладно, посмотрим, — подумал я и, не обращая ни на кого внимания, продолжил штудировать учебник.

Внезапно ко мне подошёл молоденький солдатик и сказал, что меня зовёт к себе старшой.

— Старший унтер-офицер? — переспросил я.

— Да нет, — махнул рукой солдатик, — старшой, вон лежит в кровати.

— А зачем? — спросил я.

— Как зачем, — у солдатика от испуга расширились глаза, — он же старшой, он тут самый главный.

Понятно. С первого дня столкнулся с казарменным братством-товариществом.

— Ладно, иди и приводи себя в порядок, — командным голосом сказал я и продолжил сидеть.

Солдатика ветром сдуло. Я видел, как он что-то говорил на ухо "старшому".

— Эй ты, — заорал старшой, — иди сюда, блядь!

В казарме стало так тихо, что летящая муха звучала бы трёхмоторный бомбардировщик.

— Без драки не обойтись, — подумал я и стал присматривать, что мне нужно сделать, чтобы вырубить старшого и отделать его шестёрок. Я уже присмотрел табурет с расхлябанными ножками, а старинные военные табуреты это не сопливые кухонные табуреточки конца двадцатого века.

Я встал и вразвалку подошёл кровати.

— Чего тебе? — спросил я.

— Сымай сапоги, — приказал "старшой".

— Зачем? — спросил я.

— Я их буду носить, а ты мои опорки наденешь, — загоготал "старшой". Трое не самых здоровых солдат подхихикнули. Вот он Маяковский, что единица — это ноль, голос единицы тоньше писка, каждый сильный ему господин и даже слабые, если трое. Вот и получилось, что одна сволочь и трое шестёрок захватили власть в роте и никто не может доложить по команде, чтобы не слыть стукачом. Как в Советской Армии, кто попробует бороться с неуставными отношениями, тот становится всеобщим врагом и неуставные отношения не затихают, а расцветают. Точно такое же и советское правосудие, стоящее на защите криминала, а не законопослушных граждан.

Под взглядами чуть ли не сотни солдат я тихонько снял с правой ноги новенький юфтевый сапог с твёрдым и необмятым задником и новеньким каблуком, сжал в голенище в кулаке и у меня получилось оружие типа палицы, с которой я бросился на "старшого".

Прицел был точен, и я должен был ударить его по центру плохо выбритой морды, но он дёрнулся назад, оперся головой в прутья на спинке кровати и тут ему пришёлся хороший удар сапогом по лбу. Голова "старшого" проскочила между прутьями, хотя, по идее, голова не должна была проходить. У нас в училище так было. Кровати за сто лет практически не изменились. Один наш товарищ страдал зубами и ночью как-то просунул голову между прутьями. А тут и боль прошла, и он так и заснул с головой между прутьями. Мы потом слесаря-сантехника вызывали, чтобы он распилил один прут и вызволили бедолагу.

"Старшой" дёргался на кровати и пытался разогнуть железные прутья, но у него не хватало сил на это.

— Это тебе за блядь, — сказал я и ударил его сапогом в районе солнечного сплетения. "Старшой" охнул и затих.

— А ну тащите сюда его "шестёрок", — приказал я.

Солдатская масса преобразилась. Она почувствовала во мне своего командира и защитника. "Шестёрок" притащили быстро и, как я понимаю, пока тащили, выместили на них все свои обиды. Но и солдатики были не дураки, и по морде никого не били.

— Ещё раз замечу, что кто-то нарушает требования Устава внутренней службы, тот почувствует на себе все прелести Дисциплинарного Устава, — сказал я. — А сейчас приводите себя в порядок и готовьтесь к построению на ужин.

Солдаты разошлись по сторонам, и казарма стала жить жизнью воинского подразделения, а не арестантской команды под руководством паханов.

Я зашёл в отдельную комнату взводного старшего унтер-офицера Каланчова и по его внешнему виду понял, что он всё видел.

— Что теперь будет? — испуганно спросил он.

— Ничего не будет, — сказал я. — Вам, может быть, лучше перейти на нестроевую должность? Если что, то я могу походатайствовать.

— Вы это сможете? — обрадовался Каланчов. — Я был бы вам так благодарен. Вы уж там распорядитесь, а я скажусь больным. Вы ведь поддержите меня?

— Не волнуйтесь, господин старший унтер-офицер, — официально сказал я, — только как это воспримут отделённые командиры в унтер-офицерских чинах?

— Не волнуйтесь, — сказал он, — я им скажу, что вы присланы сюда на должность командира роты и никто слова поперёк не скажет. А меня называйте просто Иван Николаевич. Хорошо?

— Хорошо, — улыбнулся я. — Я кашу заварил, я и буду расхлёбывать. Только суку эту из кровати не вынимайте. С ним ничего не случится, а порядок в подразделении нужно наводить.

— Кашу-то заварил я, — сознался старший унтер-офицер, — я думал, что солдат Кочергин будет мне первым помощником, а он оказал некоторые услуги и потом начал меня шантажировать, говорить, что у него связи в жандармерии и мне несдобровать, если я скажу что-то против него. Пойду предупрежу отделённых, — и он вышел из своей комнаты.

В семь часов вечера, то есть по-нашему в девятнадцать часов, я построил роту учебного обеспечения перед казармой и вывел ей на плац размяться пере ужином.

Голос у меня неплохой, командный голос появился на втором курсе, поэтому его было слышно во всём кадетском корпусе, который занимал сравнительно небольшую площадь.

Сначала я прогнал роту вдоль плаца, чтобы посмотреть, что они умеют, а ходили они плоховато. Затем дал команды на повороты в движении. Это уже высшая марка командира, который умеет правильно подавать команды и руководить подразделением со стороны. Команды "нале-во", "кру-гом" подаются под левую ногу, а "напра-во" — под правую ногу. Солдат захватила эта игра, и они стали идти чётче.

Следующая команда:

— Рота, — стук каблуков стал чётче, — запевай, — это проверка командира на управляемость подразделением, и два молодых голоса запели: