Командарм (СИ) - Нестеров Михаил Петрович - Страница 11

– Не экономист он! – проворчал Сталин. – Продолжай, раз начал. Что у тебя во-вторых?

– Еще немного из предыдущего пункта. Отношение развитых стран к нашему государству вовсе не определяется тем, что мы строим общество другого типа. Это отношение к России как таковой, вспомните конец 19 века и начало 20, разве тогда нас больше они любили? Гадили, как могли! Вспомните – Россия имеет только двух союзников, это ее армия и флот! Актуально и сейчас! Во-вторых, такие изменения в мире требуют адекватной оценки со стороны теоретиков марксизма. Тезис о дальнейшем усилении классовой борьбы надо снимать и заменять новыми, отвечающими современным реалиям. Но это вопрос идеологии, здесь я также не силен. В-третьих, приоритеты развития нашей страны видятся следующими. Наряду с идеологической борьбой жизненно необходимо дальнейшее совершенствование хозяйственного механизма. Противник пока превосходит нас в уровне образования и производства. Значит, мы должны предпринять шаги к преодолению этого разрыва. А это процесс сложный и довольно медленный. При чем здесь хозяйственный механизм? Основная часть населения развитых стран живет неплохо и уровень их жизни будет только возрастать. Их это устраивает и терять не хочется. Мы должны демонстрировать преимущества нашего строя, которые заключаются в лучших социальных гарантиях для всех граждан нашей страны. Уверенность в завтрашнем дне, это дорогого стоит! А для этого необходимы огромные средства. Наша промышленность должна быть очень эффективной, а для этого нам необходимо обеспечить качество производства, процент брака у нас просто катастрофичен, и не препятствовать существованию частного сектора. Второе принципиально важно, особенно в сельском хозяйстве.

– Но это же подрыв устоев!

– Товарищ Сталин, мир меняется и мы должны адекватно реагировать, иначе нас просто задавят. Ведь когда развитые страны боролись с великой депрессией мы явили пример другого пути развития, успешный пример, из-за этого на нас и натравили Третий Рейх.

Сталин снова замолчал и продолжал ходить по кабинету, на этот раз молчание длилось минут десять.

– Почему ты все время твердишь, что не занимаешься и не хочешь заниматься политикой?

– Товарищ Сталин! Я военный человек и хочу им остаться! Дело не в карьере, с этим у меня все, даже не знаю, как сказать… Правильнее, наверное, сказать – удивительно. А политика… Взять сталь и дерево. Сталь прочна, но хорошо проводит тепло и электрический ток. Дерево гораздо менее прочное, но тепло проводит плохо, а электрический ток не проводит. Что из них лучше? А это смотря для чего! Вот и свойства человека, которые хороши для одного дела, плохи для другого. Я готов выполнить приказ, но не все приказы есть смысл отдавать.

Сталин внимательно смотрел в глаза Северову, снова знаменитый «взгляд тигра», но Олег выдержал его один раз, выдержал и второй. Иосиф Виссарионович снова улыбнулся и с неожиданной теплотой в голосе произнес:

– Иди, отдыхай. Остальным скажешь, что говорили о твоей новой технике. И спасибо за откровенность, с товарищем Сталиным не каждый решается говорить прямо. Все, ступай.

Глава 3

Следующий вызов в Ставку пришел на 10 апреля, но на этот раз тематика заседания обозначена не была. Такие вызовы Северов не любил, спросить могли все, что угодно, а выглядеть перед Верховным не выучившим урок школьником удовольствие сомнительное. С другой стороны, состоянием дел в армии руководство было довольно, ситуацией командующий владел.

За неделю до вызова командующему ГАОН была поручена проработка вопроса о нанесении авиаудара. О какой конкретно цели идет речь не пояснялось, требовалась лишь максимальные точность и мощность. Было указано также, что необходимо проработать два варианта, неведение по сигналу радиомаяка и без него, только по известным координатам. Сообщалось также предельное расстояние, на котором может находиться цель. Связан ли вызов с этим заданием, не сообщалось.

Когда Олег зашел в приемную, там уже находились Жуков и Василевский. Не успел поздороваться, как Поскребышев пригласил в кабинет. Военачальники вошли и доложили о прибытии, Сталин предложил занять места за столом, где уже сидел только один человек – Берия. Северов был немного удивлен набором приглашенных, все эти люди были гораздо более высокого уровня, чем командующий армией, пусть и отдельной гвардейской. Это не укрылось от Верховного Главнокомандующего, он улыбнулся в усы и произнес:

– Товарищ Василевский, доложите общее положение на фронтах.

– Товарищ Сталин, наши войска успешно продвигаются вдоль побережья Балтийского моря, взяли Любек и подошли к Гамбургу. Наиболее боеспособные войска противника стянуты к Берлину. Строить серьезные линии обороны противник не успевает, но те, что есть, периодически приходится прорывать, войск для их насыщения пока хватает. Построены они, в основном, вокруг городов. Однако, ожесточенное сопротивление мы встречаем далеко не всегда. С одной стороны, мы жестко подавляем любое сопротивление, средств для этого у нас предостаточно. С другой стороны, всегда даем возможность выйти мирному населению и не проявляем жестокости к сдавшимся в плен. Кроме того, пока на континенте войск союзников нет, так что альтернативы у немцев тоже нет. Либо сдаются нам, либо умирают. Сейчас Петровский проводит перегруппировку сил для продолжения наступления. Попытка контрудара на Шверин силами немецких 11 и 12 армий нами выявлена и пресечена, тем более, что они были не полного состава. Южнее Берлина наше продвижение идет несколько медленнее, но к пригородам Вены мы выходим. На очереди Будапешт и Прага. В Грецию устремились англичане, спешно высаживают войска в Каламате, это на юге полуострова Пелопоннес, но с правительством Греции уже проведены переговоры. Подписан договор об использовании нашим флотом военно-морской базы Саламин сроком на девяносто девять лет. Если без подробностей, то, в целом, все.

Наступление немецких армий, пусть и не закончивших переформирование было, на самом деле, не таким уж и безобидным. Да, шансов что-то изменить не было, все равно передавили бы. Даже локальной задачи – притормозить движение русских – наступление не достигло. Но потери с обеих сторон были ощутимые, немцы противник серьезный. Наскребли где-то бензина, в воздухе снова появилась немецкая авиация, танковые клинья рвали нашу оборону, вражеская штурмовая пехота вгрызалась в наспех сооруженные позиции войск Рокоссовского. Но это был не 41-й год и не 42-й, и даже не 43-й. Войсковая ПВО, даже без участия авиации, была очень серьезная. Самоходные и буксируемые зенитные установки не давали немецким самолетам безнаказанно штурмовать войска на марше и на позициях, насыщение ими было очень хорошим. Да и авиация не дремала. Северов задействовал летающие радары, которые плотно контролировали обстановку на средних и больших высотах. Авианаводчики, находящиеся в боевых порядках, и посты ВНОС не давали немцам незамеченными пройти на малых. На полную были задействованы средства РЭБ, предельно осложняя жизнь вражеским локаторам и средствам беспроводной связи. У Рокоссовского было хорошо налажено взаимодействие родов войск, хватало боеприпасов и топлива, конечно, кому могли подвозить. У немцев был порыв, было отчаяние обреченных, было все. Но против русских это никогда не работало. Да, умирать в самом конце войны, когда до победы осталось совсем немного, очень не хотелось. Но уступать этой сволочи… Пущенная в свое время Северовым фраза «чтобы они нами еще сто лет детей пугали!» неожиданно понравилась и получила широкое распространение (да, сплагиатил, так ведь на авторстве и не настаивал). И неполная рота, все что оставалось от полнокровного полка, поднималась врукопашную не считая наступающих врагов, резалась ножами, лопатками, штыками. Взятые в плен немцы признавались, что такого ожесточения встретить не ожидали, они на своей земле, все должно было быть наоборот. До них не сразу дошло, что у нас просто накопилось, что это «аллаверды по максимуму» в исполнении русских, что «мы не дожили до Победы, но мы прославили страну». Удар немцев пробил нашу тонкую оборону и увяз в опорных пунктах в ее глубине, авиацию противника сожгли почти всю, бронетехнику тоже. Пленных было мало, дорвались славяне.