На орловском направлении. Отыгрыш (СИ) - Воронков Александр Владимирович - Страница 22

— Афанасий Петрович, у нас сегодня, извольте убедиться, двое гостей, — мягко, чуть ли не по-домашнему вымолвил Оболенский.

Старшина, ни слова не говоря, ловким движением добыл из притулившегося в стороне шкафа ещё пару столовых приборов, отправил их на стол и… вроде, и отвлекся-то Годунов совсем ненадолго, разглядывая ниспосланное голодающему счастье, глядь — а колоритного персонажа уже и след простыл.

— Афанасий Петрович у нас потомственный пластун, товарищ комдив, — понятливо усмехнулся Оболенский, — сам до сих пор удивляюсь, как это ловко у него получается, хотя я его уже лет, почитай, десять знаю. Да вы присаживайтесь, покушайте. Надо понимать, у нас такие дела скоро завертятся, что покушать без спешки, по-человечески, райской мечтою покажется. Иван Трофимович, ну а вы-то что стоите, чай не в гостях…

— Вы правы, — грея ни с того ни с сего озябшие руки о чашку, признался Годунов. — Насчёт дел наших правы. У нас с вами на всё про всё два, ну, может, три дня осталось, так что надо всё взрывающееся, горящее и стреляющее использовать, да по уму, — он задумался. — Вот взрывчатка, к примеру, есть на складах?

— Ну, такой, о которой при добрых людях сказать не совестно, килограммов сто наберется, — не моргнув глазом ответил Оболенский и принялся переливать чай из стакана в блюдечко, — однако ж есть ещё мелинит, с царских времен остался, жуткая, между нами говоря, гадость, — взглянул на Годунова, потом на Беляева, будто ища сочувствия, — но гадости этой много, почитай двадцать тонн. Хотели мы её строителям отдать, но они как черт от ладана шарахнулись, так вот и долежала…. На безрыбье, как говорится, и рак рыба…

— Вы даже не представляете, как это хорошо, что долежала, — немного воспрянул духом Годунов. Руки согрелись, даже к щекам кровь прилила. — Вот только годный он, мелинит ваш, или того…

— Ещё как взрывается! — поспешил заверить Оболенский. — Да вы кушайте, кушайте, печенье домашнее, супруга нынче побаловать вздумала, как чувствовала, что гости у меня будут. Так вот, я по весне приказал с каждой тонны пробу взять и испытания провести, и могу заверить — все двадцать тонн годны в дело.

— В снарядах тоже взрывчатка есть, — заметил Беляев, глядя в свой стакан так, словно вознамерился гадать по чаинкам на его дне.

— Иван Трофимович, дорогой мой человек, — с притворным осуждением покачал головой интендант. — Я, конечно, давно уже вышел из гимназических лет и латинские глаголы вряд ли сейчас дались бы мне без труда. Однако ж о том, что у нас в хозяйстве имеется, пока ещё крепко помню.

— Что за снаряды? — спросил Годунов.

— Реактивные, для самолётов. Ну, те, что РС-132. Завезли их с неделю тому назад, ни много ни мало — восемь тысяч. А толку-то с них? Самолётов у нас всё равно нет, на У-2 на перкалевые их не поставить, — Оболенский вздохнул. Так вздыхает радушный хозяин, на столе у которого вдруг не оказалось простого хлеба.

— Э-э нет, товарищ бригвоенинтендант! — цепляясь за смутную пока мысль, Годунов крепче сжал шероховатую ручку подстаканника. — Я думаю, снаряды мы иначе используем. А вот скажите, нет ли в нашем распоряжении противотанковых ружей? — спросил он, и не рассчитывая на утвердительный ответ.

— Чего нет — того нет, — снова вздохнул Оболенский, — не дошли до нас ружья. Мы же до войны глубоким тылом считались. Благо, хоть орудия какие-никакие есть.

— Да уж, мне про эти орудия товарищ Одинцов рассказал, — Годунов хмыкнул. — В том числе про гаубицы. Кабы не враг, к этому антиквариату пионеров на экскурсии впору было бы водить, рассказывать им про Империалистическую…

— Это вы товарищ, комдив, зря. Игорь Григорьевич, не в обиду ему будет сказано, под стол пешком ходил, когда эти гаубицы германцев громили. А вы, товарищ комдив, наверняка помните…

«Артиллерист», — осенило Годунова.

А вслух он сказал:

— Простите великодушно, не силен я в артиллерии…

Оболенский, будто и не слыша, увлечённо продолжал:

— Но с гаубицами и правда беда, расчёты дай бог к третьей части найдутся. Однако ж и с этой бедой сладить можно. Правда, возраст у солдат великоват, но есть, есть у нас в Орле человек тридцать старых гаубичников.

— А ежели ещё и по госпиталям посмотреть выздоравливающих… — подхватил мысль Годунов: — Справимся?

— Справимся, — без уверенности, но с какой-то отчаянной убежденностью ответил бригвоенинтендант.

«Хочется верить, ох как хочется!» — в который раз подумал Александр Васильевич.

— Особенно хочу порекомендовать вам отца Иоанна из Преображенской церкви, в миру Ивана Григорьевича Земского…

Так, вроде бы, на этот момент в Орле нет ни одной действующей церкви, припомнил Годунов. Нет, он, конечно, не специалист, но на недавнем семинаре Общества охраны памятников смутно знакомая по предыдущим семинарам дамочка об этом доклад читала.

— Мы с ним давние приятели, у наших матушек усадьбы в Пятницкой слободе забор в забор стояли, — между тем продолжал Оболенский с той интонацией, с коей и надлежит разговаривать за чаем… без учета обстоятельств, и Александр Васильевич не мог не подивиться самообладанию старого офицера. — Артиллерист он от бога, за это я ручаюсь, и как раз-таки гаубичник, до штабс-капитана дослужился. Сан-то он уже в двадцатые принял, после некоторых событий в частной, как говорится, жизни. — Поглядел на Годунова, будто мысли его стараясь угадать. — Вы дурного-то не подумайте, он не из врагов идейных, ничего эдакого за ним не водится. Как церковь закрыли, его даже в облархив работать взяли, и был он на хорошем счёту. А архив наш в здании Преображенской церкви располагается, видите, как чудно судьба-то распорядилась? Архив, конечно, уже эвакуировали, да не весь, не весь. Вот при том, что осталось, Иван Григорьевич и числится. Ну и, скрывать не буду, служит. Сан-то он не слагал, а время такое, что людям никакая опора не лишняя.

М-да-а, а здесь, по всему видать, край непуганых интендантов. Вот и верь после этого любителям порассуждать о безгласном тоталитаризме и тотальной безгласности!

— Я убежден, что в такое время он раздумывать не будет, да и отсиживаться ему резону нет — военная, как говорится, косточка, — резюмировал Оболенский, допил чай, аккуратно отодвинул чашечку с блюдечком — и принялся совершенно учительским тоном, с чувством, с толком и с расстановкой, перечислять, чем богаты окружные склады…

Вскоре у Годунова голова пошла кругом. ДШК, мелинит, гаубицы… А надо ведь ещё сообразить, кого всем этим вооружить можно. Округ, надо понимать, выметен подчистую: если память вкупе с послезнанием ему не изменяет, в июле сформировали двадцатую армию, а потом стрелковую дивизию, которая в привычной истории прославилась при обороне Тулы, и сколько-то там маршевых батальонов… не один десяток — точно. Так что правильно он сказал Ерёменко насчёт мобилизационных резервов, правильно. Что мы вообще имеем на сегодняшний день, который давно уже вечер? Доподлинно известно, и Одинцов сегодня подтвердил, что есть семь сотен ополченцев, и не абы каких — батальон, шутка ли сказать, создавался при Управлении НКВД. Прибавим чекистов-конвойников. Ну и робко припомним про три сотни парней и девчонок из истребительных групп… А нужны-то артиллеристы… сапёры… лётчиков бы человек… хоть сколько-нибудь!..

Авторы многочисленных альтернативок, красочно живописующие преимущества послезнания… вас бы сюда, подсказали бы бедному краеведу-любителю, откуда спецов брать да по каким кустам рояли шукать! И заодно — на чем эту филармонию транспортировать. Память, память, ну хоть ты-то что-нибудь жизнеутверждающее подскажи!

В компьютерной стратежке удобно: вот они, все твои ресурсы, аккуратно расфасованы по квадратикам. А главное, если что-то пошло вкривь, и вкось, и поперёк планов, всегда переиграть можно, угу. И не надо бодреньким тоном человека, радующегося тому, что покойник он пока только потенциальный, объявлять всем и каждому: дескать, прибыл Чип и Дейл в одном лице, сейчас всех спасет и выручит, ввалит врагам по самое Гудериан не горюй и в финале будет красиво попирать ногами поверженного Гитлера на фоне сбереженного для народной Германии Берлина…